Мечты прекрасных дам - Александр Корделл

Из-под придорожных кустов за передвижением паланкина следила лиса.

Неизвестные до поры до времени жителям острова, они были завезены сюда спортивным братством английских полков, которые, впрочем, очень скоро почти полностью их истребили. Несколько оставшихся животных жили кое-как, расселившись в тех местах, куда люди не заходили, и лучшими убежищами для них были кладбища, где их не могла достать рука их главного врага человека.

Эта лиса, гигантских размеров самка, со сверкающей на солнце рыжей шерстью, распласталась на земле, когда Милли проследовала мимо, а потом поднялась и, высунув язык, долго Следила за паланкином, продвигавшимся вниз к англиканскому кладбищу.

Подняв морду, она понюхала воздух и залаяла. Лай ее, знакомый Милли еще по залитым лунным светом английским полянам, странным эхом отозвался в этой чуждой местности: она скорее почувствовала, а не услышала этот лай, тут же наклонив голову внутри обшитого шелком паланкина.

Ближайший носильщик обернулся к ней.

– Вы слышали лай этой собаки-дьявола, мисси?

– Лисицы? Да, слышала.

– Можно, мы вас здесь оставим и не пойдем внутрь кладбища? – Лицо у него было испуганным.

– Хорошо. Опустите меня около калитки на кладбище.

Вот в чем беда Китая, подумала она отвлеченно; движению страны из древности в современный мир мешали атавистические суеверия. Лисица залаяла снова, и взрослые мужчины уже не могли скрыть подавляемый страх.

А разве с ней самой происходило не то же самое?

Подойдя с цветами к могиле отца, она опять вспомнила свой огромный родовой дом в Суссексе: обширное поместье в тишине сельской местности, завещанное дедом по отцовской линии.

Ей вспомнилась вереница лошадей; первая поездка на собственном маленьком шотландском пони, ей тогда было всего три года; сборы на местную охоту, которую вел ее отец; церемонию прощального кубка, когда ливрейные лакеи в бриджах и белых чулках разносили шампанское от одного седока к другому, а вокруг лаяли гончие.

Все это опять пронеслось перед мысленным взором Милли: крик лисицы оживил детские воспоминания, она видела эти сцены с поразительной четкостью.

И бока кобыл, от которых шел пар, и крученые хлысты, и лающих собак, напряженные и хмурые лица мужчин в кроваво-красных одеждах, сами они называли этот цвет розовым охотничьим, она слышала нетерпеливые выкрики дам, это когда слуги неистово раскапывали землю, отыскивая пору, в которой прятался преследуемый зверь.

– Она там, там – около старого дуба, мистер! – кричал один из потных преследователей. – Она всегда забирается сюда, когда ждет лисят.

– Хватит болтать, копайте! – скомандовал сэр Артур с прекрасной военной выправкой восседавший на своей большой кобыле и поднявший кнут, чтобы унять гончих.

Его жена, американка, новая мать Милли, вскричала:

– Ради Бога, Артур, скорее откопайте эту несчастную и покончите с ней. Я вся продрогла.

Милли, которой в ту пору было четыре года, наблюдала за происходящим из стоявшей рядом кареты и дрожала от ужаса.

– Вот она! – раздался торжествующий крик, и чья-то рука в перчатке вытащила за хвост лисицу из норы.

– Сажайте ее в мешок! Поскорее!

Свернув лисице нижнюю челюсть, чтобы она не покусала собак, тот человек бросил ее в мешок.

Не в силах пошевельнуться, Милли не могла отвести от этой картины глаз. К ее ужасу, из поры вылезли трое крошечных лисят: они еще не умели твердо стоять на ногах и, едва успев зажмуриться от яркого солнечного света, тут же были подброшены вверх терьером, подскочившим сзади. В ту же секунду на них набросились гончие, с лаем выдирая их друг у друга. На перерытую землю закапала кровь. Охотники сдерживали лошадей. Милли оцепенело уставилась на кровавую бойню, и до нее донесся крик отца:

– Так, теперь бросайте лисицу.

Доезжачий склонился, подняв извивающийся мешок, и швырнул его гончим. Они с рычанием и яростью накинулись па него, тут же разорвав его на куски. Мелькнула лисья мордочка, и уже через минуту в этой визжащей и хрипящей свалке тело лисицы превратилось в растерзанный кровавый комок сухожилий, костей и связок.

После того как гончих отогнали, один из охотников, встав на колени, ловким ударом ножа отделил голову лисицы от тела. На мгновение он высоко поднял се, чтобы все охотники могли на нее посмотреть.

– Что вы желаете с ней сделать, хозяин?

– Хочу, чтобы моя дочь приучалась к крови, – ответил сэр Артур Смит. Сойдя с лошади, он взял из испачканных кровью рук морду, с которой продолжала сочиться кровь. Милли продолжала сидеть в экипаже с открытым верхом. Широко открытыми глазами она смотрела на лисью морду, отец подносил ее все ближе и ближе, а потом начертил кровавым пальцем крест на рыжем лобике. Морда расплылась у нее перед глазами, мертвые глаза смотрели на нее с укоризной. Она со все возрастающим ужасом успела разглядеть вывалившийся язык и оскал зубов… и перед тем, как свет померк перед ней, она услышала, как ее мать горит с южной растяжечкой:

– Оставь это, Артур, ребенок сейчас потеряет сознание.

Ее на целую неделю уложили в постель – за то, что она опозорила семью перед соседями.

13

Джеймс Уэддерберн не понравился Милли с первого же взгляда.

Долгая холостяцкая жизнь и работа на Восточно-Индийскую Компанию отложила свой отпечаток на том молодом и честолюбивом бизнесмене, который когда-то отплывал в тропики из родной Англии; его ястребиный профиль выдавал его стяжательскую суть, о чем свидетельствовали все его сделки; чрезмерная же склонность к джину с тоником и отсутствие физической нагрузки превратили Уэддерберна в очень немолодого господина с брюшком и обширной лысиной.

Вместо здоровья он приобрел богатство: говорили (в том числе и Мами, хорошо знавшая его по многочисленным визитам в их дом), что он до неприличия богат; та компания, которую он основал вместе с отцом Милли, занималась в настоящее время недвижимостью, что давало баснословные барыши.

Придя на англиканское кладбище на несколько минут раньше Милли, Уэддерберн смотрел, как она идет к нему между рядами памятников. Одет он был безупречно и, в ответ на ее краткое приветствие, галантно ей поклонился.

– Доброе утро, – приподнял он свой цилиндр. – Вы получили мою записку?

– Записку? – На лице Милли выразилось удивление:

– Я послал вам записку с предложением встретиться здесь.

– Я не получала никакой записки, сэр. Я пришла сюда, чтобы, как обычно, положить цветы на могилу отца. – Милли наклонила зонтик пониже, прикрываясь от солнца.

– А, понимаю! Бесценная Мами, видимо, приняла мою записку как нечто само собой разумеющееся и не сочла нужным доложить вам о ней.