Ковбой - Александр Бушков

В его голосе звучала неподдельная мольба. Сол демонстративно отвернулся, хотя держал ушки на макушке, сразу видно.

– Ну, можно попробовать… – нерешительно сказал Бестужев. – А там уж как получится.

– Да что тут может не получиться? – вскричал Голдман. – Скачете, стреляете, спасаете девушку… – он ухватил Бестужева за локоть и поволок к режиссеру, выкрикивая издали: – Сол, Сол! Молодой человек согласен сниматься!

– В таком случае приступим, – сказал Сол, вставая на ноги прямо-таки с царственным величием. – Хорошенько запомните, Сэмюэль, как я сегодня вытащил вас всех из совершенно безнадежной ситуации, потому что нынче же вечером мы будем обсуждать это, увязав с повышением жалованья… Я решил, – сказал он с величием древних императоров, – благородный герой – вот он. Хуже он, во всяком случае, не будет.

Голдман не без робости вставил словечко:

– Но ведь вы, Сол, уже сняли добрую половину фильма…

– Ну и что? – пожал плечами Сол. – Я просто-напросто буду продолжать с того места, где остановился. Все, что мы до сих пор сняли, так и останется: как Лили гуляет с этим вот, – он небрежно указал в сторону понурившегося племянника, – как принимает его любовные признания, на каковые, впрочем, по извечному же некому кокетству не отвечает ни «да», ни «нет», как отправляется на прогулку… А потом появляется совершенно новый герой – благородный незнакомец, который ее и спасает от краснокожих. А насчет дальнейшего мы еще подумаем. То ли другие краснокожие прикончат это сокровище, – он небрежно указал рупором на племянника, – чтобы не путался под ногами у меня и у зрителя, то ли он останется в живых, но перейдет на роль главного негодяя, который, видя, что сердце девушки отдано не ему, а спасителю, попытается героя погубить – безуспешно разумеется. Пожалуй, именно так и сделаем. Это нам даст возможность отснять увлекательную сцену финального поединка героя со злодеем, зритель такое любит, особенно если подобрать красивое местечко, водопад отыскать какой-нибудь, скалы причудливой формы – ну, это уже моя забота. Вы собираетесь что-то возразить, Сэмюэль?

– Ну что вы, Сол, – ответил с грустной покорностью судьбе Голдман. – Вам виднее…

– Вот именно. Всем приготовиться! – Он подскочил к Бестужеву, ткнул пальцем в грудь и деловым, напористым, серьезнейшим тоном продолжал: – Ну, вы все поняли? Вы подъедете на коне к границе кадра… так и въедете на нем в кадр. Видите, вон там в траве натянута ленточка?

– Вижу…

– Она и обозначает границу кадра. Пересечете ленточку – и вы уже в кадре, ясно? Это вы только что застрелили с коня тех двух прохвостов, следует незамедлительно покончить и с третьим. Вы спрыгиваете с коня, выхватываете револьвер – и метким выстрелом поражаете оставшегося индейца, отвязываете девушку… только подходите к ней со спины, чтобы не заслонять ее от камеры… понятно?

Бестужев оторопело кивал. Держа его за пуговицу, Сол втолковывал с расстановочкой:

– Дальше ничего, собственно говоря, и играть не надо. Вы – простой парень, вовсе не ожидали, что вам предстоит драться с краснокожими, да вдобавок освободить такую красотку, вы стоите себе, а спасенная бросается вам на шею… На этом сцена кончается.

Бестужев кивнул. Приблизив лицо, Сол продолжал с напором:

– Ничего не изображайте. Будьте самим собой. И не переживайте, что вы не актер. Кто тут актер, собственно говоря? Мы – самый молодой вид искусства, Михаил, понимаете? У нас за плечами нет, подобно театру или балету, или опере нескольких столетий великой истории, наполненной славными, священными именами. Мы все учились своему ремеслу без учителей, сами у себя, без опыта предшественников. И мы еще себя покажем! Пройдет не так уж много лет – и не будет никакого театра, ничего такого, останется один кинематограф. А если нам удастся еще придумать цвет… Некоторые горячие головы считают, что нам даже удастся придумать звуковые фильмы. Я не особенно верю, но верю, что мы им всем покажем…

Его глаза горели фанатичной яростью проповедника. Бестужев лишь кивал.

– Начинаем!

– А не стоит его приодеть, Сол? – робко поинтересовался кто-то. – Очень уж простецки.

– Так и должно быть! – рявкнул Сол. – Это вам благородный герой, а не роковой злодей с его брильянтовыми кольцами и безупречными сюртуками. Простой житель Дикого Запада, он ехал но своим незатейливым делам – корову отбившуюся найти или там выпить стаканчик…Зрителю, по-моему, понравится, что герой не особенно и отличается от него, простого парня… Начали, я кому сказал!

Бестужеву торопливо подсунули бутафорский револьвер, заряженный холостыми. Он бегом добрался до Пако, вскочил в седло и рысцой двинулся к площадке – там уже нетерпеливо ерзал в кресле Сол, грозя рупором. Застрекотал киноаппарат. Бестужев чувствовал себя так, словно его голым выставили на всеобщее посмешище на одной из самых оживленных нью-йоркских улиц. Во рту пересохло от волнения, ему казалось, что он движется ужасно неестественно, страшно было сделать что-нибудь не так и опозориться перед всеми. Пребывая в состоянии едва ли не тихой паники, он, однако же, усмотрел в траве низко натянутую над землей на низких колышках белую ленточку – и заставил себя собраться, как перед рывком в реальную схватку.

Спрыгнул с седла, не мешкая, двинулся к краснокожему, поджидавшему его со звериным оскалом на размалеванной физиономии и с трех шагов выпалил в грудь. Индеец рухнул наземь, принялся кататься по траве в жутких корчах. Перепрыгнув через него, Бестужев бросился к дереву, в последний миг вспомнил наставления режиссера и зашел со спины, чтобы не заслонять от зрителя Лили. С трудом распутал затянутые на совесть узлы толстой колючей веревки.

Вот она, волшебная сила искусства! Он увидел, что на щеках девушки поблескивают самые натуральные слезинки – настоящая актриса, не то что он… Лили, картинно распахнув объятия, бросилась ему на шею и без особых церемоний впилась в губы долгим поцелуем, так что Бестужев смущенно застыл, как истукан, не привыкший к подобной публичной демонстрации пусть и артистических чувств.

Раздался крик Сола:

– Все, закончили!

Он, такое впечатление, одним тигриным прыжком оказался возле них, бесцеремонно разомкнул объятия и закричал:

– Великолепно!

– По-моему, я выгляжу дурак-дураком… – честно признался Бестужев.

– Наоборот, все прекрасно. Вы себя отлично показали: прибытие героя, решительного, не терявшего ни секунды, меткий выстрел… Потом, правда, – он лукаво подмигнул, – вы и в самом деле держались в объятиях Лили, как деревенский вахлак, но эта робость зрителю понравится, они сразу увидят, что имеют дело не с каким-то там напыщенным рыцарем, а обыкновенным парнем, в меру застенчивым, в меру простым…

– Сол, я так не согласна, – плачущим голосом вмешалась Лили, все еще страдальчески морщившаяся и растиравшая запястья. – Эти мужланы привыкли связывать исключительно коров, они меня привязали так, что веревки немилосердно впились в тело, мне было жутко больно…

Сол уставился на нее отрешенно. Понемногу его подвижное лицо расплылось в искренней улыбке:

– Искусство превыше всего, детка! Ты так натурально извивалась и билась, на твоем личике читалось столь неподдельное страдание, что зритель будет в восхищении! Погоди минуточку, не мешай… – он шагнул вперед и крепко ухватил Бестужева за рубашку. – Парень, из тебя выйдет толк! Ты ведь служил в армии… Ну вот. Ты только слушайся меня, как усердный солдат фельдфебеля, а уж я сделаю из тебя настоящую кинематографическую знаменитость. Фельдфебель вовсе не способен озолотить исправного солдата – ну, а со мной, – он лукаво подмигнул, – со мной обстоит несколько иначе… Ты, главное, слушай меня, как отца родного… Лили, как он тебе?

Лили, стоявшая в стороне, надувши губки, окинула Бестужева откровенным взглядом, какого от благонамеренных девиц Старого Света трудно было ожидать. Улыбнулась кокетливо:

– С ним гораздо лучше, Сол, у него хорошо получается…

– То-то, – благодушно сказал Сол. – У меня как-никак профессиональное чутье, голубки мои… Все, отдыхаем, мне еще надо подумать над следующим эпизодом – у нас ведь появилась совершенно другая линия…

Бестужев перехватил тяжелый взгляд стоявшего в отдалении Голдмана-младшего и понял, что нажил себе нешуточного врага. Точнее говоря, недоброжелателя – этот лощеный молодой человек, классический городской хлыщ, никак не походил на человека, от коего можно ожидать настоящих неприятностей. К тому же Бестужев вовсе не собирался задерживаться здесь надолго, у него уже возникли соображения, как потихоньку убраться отсюда: под покровом ночной тьмы, когда все будут спать, расписание поездов известно, объясниться с кассиром помогут мальчишки-агенты, как помогли пообщаться с начальником почты, который, порывшись в каких-то толстенных справочниках, написал Бестужеву в записную книжку английскими словами точный адрес российского консульства в Вашингтоне…