Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ - Сергей Бабурин

Осенью 1990 года, когда приступил уже к постоянной работе Верховный Совет РСФСР, мы столкнулись с радикальной экономической реформой, с программой Г.А. Явлинским «500 дней», с бессистемными метаниями правительства И.С. Силаева… Ведь почему Явлинский недолго продержался в руководстве правительства и по-тихому оттуда сбежал? Не успевал он придумать или предложить какие-либо экономические модели или законопроекты, которые прилагались к той же программе «500 дней», как своими конкретными постановлениями или распоряжениями Силаев и Фильшин, другой его первый заместитель, делали невозможным реализацию его идей. И вот эта раздвоенность в действиях Правительства стала фатальной не только для самого Правительства, но и для экономики Российской Федерации.

Тем не менее, выступать, порой в одиночестве, против закона об одноканальной налоговой системе, против каких-то других вещей, разрушавших единое союзное пространство, было нелегко — просто устаешь быть бойцом-одиночкой.

Например, один из моих земляков, радикальный демократ, достаточно истеричный парень, тележурналист Сергей Носовец, считавший себя почему-то специалистом во всех вопросах, любил частенько подбегать ко мне в зале заседаний и демонстративно вопить, что я сошел с ума, что совершаю преступление, в очередной раз голосуя против предложений Бориса Николаевича Ельцина.

Один раз он столь по-хамски себя повел, что мое терпение лопнуло. Я поднялся с кресла, вышел в проход, где он стоял, пытаясь возвышаться надо мной (а ростом он был мне примерно по плечо), и, взяв его рукой за пиджак, сказал, с трудом сдерживая себя:

— Слушай, Сережа, ты понимаешь, я ведь интеллигент только во втором поколении. Ты будишь во мне кровь предков, то крестьянское чувство, которое заставит меня размазать тебя в штукатурку вот по этому залу и только потом пожалеть. И то не факт.

Причем я был, очевидно, настолько разъярен, что вскочила находившаяся рядом депутат из Вологодской области Тамара Лето, протиснулась между нами и стала меня успокаивать:

— Сергей Николаевич, Вы не обращайте на него внимания. Не обращайте. Он, конечно, мерзавец, но Вы поберегите себя. Я врач. Успокойтесь, пожалуйста.

Я действительно немножко уже успокоился и более-менее спокойно продолжил:

— Тамара Ильинична, я спокоен. Просто не могу, когда конъюнктурщики и карьеристы так себя ведут.

Мой тезка, почувствовав серьезность момента, тихо куда-то исчез, и на тот момент инцидент был исчерпан.

Ключевыми вопросами Второго съезда народных депутатов РСФСР, созванного осенью 1990 года для обсуждения положения в сельском хозяйстве, в которых решающую роль сыграла наша новорожденная депутатская группа «Россия», стали вопросы о Союзном договоре и о частной собственности.

Вопрос об участии РСФСР в подготовке нового Союзного договора вообще в повестку дня попал только благодаря нам и успеху нашей тактики по захвату микрофонов при утверждении повестки дня.

С вопросом о частной собственности в России было иначе.

Требование внести в Конституцию РСФСР норму о равноправии частной собственности с собственностью государственной исходило на Съезде от «Демократической России», депутаты, состоявшие в группе «Коммунисты России» и объединяющиеся вокруг них были категорически против.

Обсудив этот ключевой для дальнейшего развития страны вопрос на своем совещании, группа «Россия» при голосовании поддержала поправку «Демократической России». После голосования ко мне подошел координатор «Коммунистов» и стал укорять:

— Что ж вы так? Если бы уперлись вместе с нами, они бы не набрали конституционного большинства!

Я грустно возразил:

— А жизнь? В нашей повседневной жизни что делать? Лицемерить с личной собственностью на средства производства? Без многоукладности, которую Ленин вводил для ликвидации разрухи после гражданской войны, нам сейчас просто не обойтись. Чисто плановая экономика не сработает.

Но с «ДемРоссией» к тому времени я уже тем более совершенно испортил отношения, ибо инициировал провал подготовленного О.Г. Румянцевым проекта новой Конституции РСФСР.

В перерыве Съезда пришлось дальше осложнять отношения с Председателем Верховного Совета РСФСР Б.Н. Ельциным и срывать его план избираться на Втором российском Съезде Президентом РСФСР по аналогии с М. Горбачевым или, как минимум, оставаясь Председателем Верховного Совета, получить президентские (его слова) полномочия. Я не преувеличиваю.

Когда Б. Ельцин озвучил перед членами Конституционной комиссии свои «варианты», видя замешательство более опытных, я, как и надлежит решительному провинциалу, взял слово и «объяснил» Борису Николаевичу неприемлемость его предложения. Меня тут же поддержал В.Н. Степанов, после чего Б. Ельцин свернул обсуждение и предложил всем идти в зал.

Вообще, если просто перечислять все экспромты Бориса Николаевича за те месяцы, это займет отдельный том.

Печально было другое. Главным полем боя в те месяцы были души людей. И вот эти сражения КПСС к 1990 году необратимо проиграла. Начиная с того, что, назначив на 1980 год завершение строительства коммунизма, не изменив своей партийной программы после указанного срока, Партия убила сакральность своей власти и идеологически сама назначила конец истории, толкнув думающую часть общества к размышлениям, а что же делать дальше, уже без марксизма-ленинизма. А с организацией мировоззренческого контрнаступления были непонятные заминки в главном партийном штабе — в ЦК КПСС.

Советская Прибалтика: потерянный шанс

Народные фронты в республиках Прибалтики, созданные эмиссарами ЦК КПСС и КГБ по указанию из Москвы, ломали советские стереотипы и натужно пытались реанимировать хоть что-то из буржуазного прошлого. Все это делалось, к нашему изумлению, под неусыпным партийным контролем.

К 90-м годам Прибалтика уже стала Советской, поэтому ломать приходилось по живому.

Выступая как-то по Центральному телевидению, ортодоксальный коммунист, видный ученый из Института государства и права АН СССР Б.П. Курашвили с некоторым недоумением рассказывал ведущему, как занимается по поручению ЦК КПСС созданием и консультированием Народных фронтов, формируя из общественных начал властные политические устремления.

Зачем и кому это было нужно?

Зачем в это же время член Политбюро ЦК КПСС А.Н. Яковлев ехал в Ереван, призывая тамошнее руководство бороться за Нагорный Карабах, а другой член Политбюро, Е.К. Лигачев, был послан в Баку и передавал указания не идти по Карабаху ни на какие компромиссы?

У нормальных людей ум заходил за разум.

Даже те, кто говорил о независимости, часто предполагали осуществление этой независимости в рамках модернизации СССР. Главная тому причина — разрушение Советского Союза неизбежно влекло болезненный территориальный передел, последствия которого были непредсказуемы.

В вопросе о рубежах Русской цивилизации на Литовском направлении есть две темы: Вильнюс и Клайпеда. Как народный депутат я впервые стал задумываться об этом в 1990 году.

В августе 1990 г. меня сорвали из «Сосенок», где мы, от Комитета по законодательству, готовили проекты документов на осеннюю сессию Верховного Совета РСФСР, и в составе парламентской делегации направили с визитом в республики Прибалтики. Делегацией руководил новосибирский депутат, академик А.Г. Гранберг, видный экономист, очень спокойный и интеллигентный человек.

Мы начали с Латвии, где провели переговоры с делегацией Верховного Совета Латвии во главе с Горбуновсом (уже не Горбуновым!). Я больше слушал и мотал на ус. По молодости у меня вызывало лишь недоумение то, что об СССР даже не упоминали.

На приеме, который дал Горбунове в честь приезда нашей делегации, произошел забавный казус. Беседующих в зале участников обносили напитками. В завершение подали коньяк. Поскольку я не пил спиртного, то сразу взял кофе. Член нашей делегации, мой тезка С.Н. Красавченко провозгласил тост:

— Предлагаю выпить за здоровье уважаемого главы латвийского парламента, уважаемого господина Горбуновса! За его гостеприимство.

Все стали чокаться бокалами, я символически чуть приподнял кофейную чашку, Сергей Николаевич, увидев это, громко вскрикнул:

— Не пейте, Сергей Николаевич!

Все с интересом посмотрели на меня, я — на чашку. Увидев всеобщее недоумение, С.Н. Красавченко продолжил:

— Сейчас расскажу. На закате застоя мне довелось присутствовать на каком-то банкете в Союзе писателей. Во главе стола сидел почетный член всех союзов Л.И. Брежнев, справа от него — Григорий Марков, слева — Сергей Михалков. Михалков произносит тост за здоровье горячо любимого и уважаемого Л.И. Брежнева, все в едином порыве, поднимая бокалы, встают, и тут из дальнего конца стола раздается крик: