Король бьет даму - Алексей Макеев

В пальцах был зажат медальон, небольшой, но очень красивый, изящной формы. Дана была уверена, что он золотой. Щелкнув миниатюрным замочком, она открыла медальон и, увидев фотографию, пристально всмотрелась в нее… На фотографии были изображены молодые мужчина и женщина. Одной рукой мужчина обнимал женщину, а на другой у него сидела маленькая девочка в красивой шляпке, закрывавшей пол-лица.

Ничего не понимая, девушка смотрела на снимок. Женщина была ей совершенно незнакома, девочка вроде тоже, а вот в мужчине она безошибочно узнала отца…

Это откровение повергло ее в ступор. Тупо вглядываясь в снимок, она опустилась на пол и сидела так несколько минут в оцепенении. Дана ничего не понимала, только знала, что отец спрятал медальон под замок и поглубже в стол неспроста, он явно не хотел, чтобы кто-нибудь его обнаружил. И вместе с тем медальон был ему дорог, иначе он не хранил бы его.

Через некоторое время она постепенно стала возвращаться к реальности и, бросив взгляд на часы, поспешно вскочила на ноги. С минуты на минуту могла вернуться мать, и Дане совсем не хотелось, чтобы та застала ее за столь неприглядным занятием. К тому же этот медальон явно не предназначался для ее глаз…

Она быстро выдернула из замочной скважины шпильку – орудие своего преступления, хотела было сунуть медальон на место, но тут послышался звонок домофона – мать вечно долго копалась в сумочке, заполненной кучей барахла, и не могла найти ключи. Заметавшись по кабинету, Дана не знала, как ей теперь запереть стол, а трель настойчиво продолжалась. Времени на раздумья не было, и Дана, сунув медальон себе в карман брюк, просто захлопнула дверцу стола и побежала открывать.

Мать вернулась свежая и веселая. Она непринужденно болтала, что-то рассказывая Дане, смеялась. Девушка автоматически улыбалась ей, практически не слыша, о чем она щебечет. На душе у нее было крайне скверно.

– Что с тобой? – наконец заметила Маргарита странное состояние дочери. – Ты не заболела?

– Нет. Просто думаю, где могут быть документы, – проговорила Дана неестественным голосом.

– Нашла из-за чего переживать! – фыркнула мать. – Давай лучше кофейку попьем! Смотри, какой я себе купальник купила! Главный тренд сезона! – И кокетливо приложила к телу разноцветную тряпочку.

– Извини, мама, я пойду к себе. У меня действительно голова болит, – сказала Дана, направляясь в свою комнату.

Мать пожала плечами и стала насыпать в кофейник молотый кофе.

Дана легла на кровать и обхватила виски руками. Тупая ноющая боль пульсировала в них. Девушка понимала, что случайно проникла в какую-то тайну. Чужую тайну. И теперь является ее хранительницей, даже не зная сути. И поделиться этим ей было не с кем.

Она мучилась несколько дней. Отец, слава богу, ничего не заметил и про отпертый стол ничего не сказал – наверное, просто не обратил внимания. Документы благополучно нашлись – оказывается, они были у него на работе в сейфе. Дана ничего не стала спрашивать ни у него, ни тем более у матери. Медальон она всю неделю носила с собой, не расставаясь с ним, а ночью клала под подушку. Периодически Дана открывала его и вновь и вновь вглядывалась в изображенные на снимке лица. Нет, она не знала ту женщину. И все же что-то неуловимо знакомое в ней было.

Через неделю, измучившись до предела, Дана решила рассказать все Никите. Тот выслушал очень внимательно, после чего посмотрел портрет, перевел глаза на Дану и осторожно предположил:

– Может быть, у твоего отца есть другая семья?

– Да, это первое, что приходит в голову, – задумчиво кивнула она.

– Слушай, а зачем тебе все это нужно? Ну, мало ли что там произошло когда-то у наших родителей! В конце концов, все имеют право на личную жизнь, и на ошибки тоже! Может быть, тебе выбросить все это из головы? Твой отец сам разберется!

– Но ведь это МОЙ отец! – возразила Дана.

– Я просто вижу, как ты переживаешь, – вздохнул Никита. – И мне этого совсем не хочется.

Они сидели вдвоем в его небольшой комнате на стареньком диване. И пускай здесь нет столь шикарных апартаментов, к которым привыкла Дана, здесь ей было хорошо и спокойно. Она с недавних пор вообще ощутила, что с трудом переносит нахождение в собственном доме, где все вдруг стало казаться чужим, фальшивым и лживым.

– Что мне делать? – с тоской посмотрела Никите в глаза Дана.

Никита лишь крепче прижал ее к себе. Что он мог ответить?

– Знаешь, давай-ка ты оставишь этот медальон у меня. Я тебе гарантирую, что он никуда не денется. В любой момент ты сможешь его забрать. Просто, я так понимаю, что ты не собираешься возвращать его на место?

Девушка отрицательно покачала головой.

– А держать его у себя небезопасно. Будешь таскать с собой – можешь потерять. Положишь дома – есть вероятность, что найдут. У вас там народу полно, домработницы каждый угол протирают…

Дана подняла на него глаза, в которых светилась благодарность.

– Вообще-то я сама хотела тебя об этом попросить, – призналась она, – только не решалась.

– Почему? – удивился Никита. – Разве ты мне не доверяешь?

– Нет, просто это такой случай… неординарный.

– Глупости! Мне ты можешь доверять стопроцентно. Я никогда тебя не предам…

Никита замолчал, и Гуров спросил его:

– Этот медальон постоянно хранился у тебя?

– Да. Мы так договорились, пока Дана сама не попросит его вернуть.

Лев нахмурился, подумал немного и протянул медальон Решникову:

– Алексей Романович, настала ваша очередь. Взгляните повнимательней, что скажете?

Решников двумя руками взял медальон. Через несколько секунд хмуро покачал головой.

– Не знаю эту женщину. Да и снимок давний. Может быть, это было еще в Вологде?

– Где? – поднял брови Гуров.

Решников чуть смутился, потом решительно заявил:

– До переезда в Москву Амосов жил в Вологде. Он оттуда родом. Мы познакомились пятнадцать лет назад, когда он уже прочно обосновался в столице. А родился и вырос там. Что происходило в его жизни в тот период, мне неизвестно. Николай Николаевич никогда об этом не рассказывал.

– Гм-м-м, – резюмировал Гуров. – Любопытный факт.

Тут он обратил внимание на то, как встрепенулся Никита, поворачиваясь к Решникову:

– Вы сказали – в Вологде?

– Да, – без особой симпатии повторил тот. – А чего ты так заволновался?

Никита медленно провел рукой по светло-русым волосам и обратился уже к Гурову:

– Знаете, я могу ошибаться, но мне кажется, что Дана ездила туда летом.

– В Вологду? – уточнил полковник.

– Да. Она отсутствовала несколько дней в начале августа. Мне ответила очень уклончиво, что у нее какие-то дела. Но я видел, как она в Интернете набирала «Вологда – билеты». Тогда она сказала, что это по работе и к ней лично не имеет отношения, но я чувствовал, что она говорит неправду. Я не стал ее терзать, видел, как ей тяжело. Честно говоря, даже заревновал немного, но потом успокоился. Я знал, что Дана не предательница.

– Прекрати бросать свои высокие слова, – чуть поморщился Гуров, – меня сейчас дело интересует. – Он еще побарабанил пальцами по спинке сиденья и произнес: – Значит, медальон, Никита, я у тебя забираю. Считаю его слишком важной деталью в расследовании.

– Но это не мой медальон! – запротестовал было Маринов, но Гуров не стал его слушать, предостерегающе поднял руки и продолжил:

– Более того, положение тебя в ближайшие дни ждет незавидное. Мне, уж извини, придется доставить тебя в КПЗ. Надеюсь, это ненадолго, потому что уверен, что ты не убивал Дану.

– Вы правда так думаете? – вздернул голову Никита.

– Да.

– Тогда зачем в КПЗ?

– Так будет спокойнее.

И Гуров, видя непонимание в глазах Никиты, усмехнулся. Маринов проследил за его взглядом и спросил:

– Вы считаете, что мне угрожает какая-то опасность?

Лев не стал отвечать, но он и в самом деле не исключал такой возможности. В голове у него не было никакой ясности. Убийство Даны, следом – Виктора Амосова… Ближайшие родственники Николая Николаевича. Что за этим стояло – личные мотивы или профессиональные дела? Дана была не только дочерью Амосова, она была еще и его сотрудником. Зато таковым не являлся Виктор Амосов. Гуров отметил про себя, что он, начав заниматься делом именно Даны, как-то обошел своим вниманием персону Виктора. А, наверное, зря. Неплохо бы выяснить, что собой представлял этот человек. Но для начала следовало побеседовать лично с Николаем Николаевичем. Гуров не собирался с ним церемониться и щадить его чувства. Он намеревался предъявить ему медальон и в лоб спросить, что это означает. Посему повернулся к Решникову и сказал:

– Алексей Романович, крайне признателен вам за оказанную помощь. Засим вынужден откланяться. Снимите с него наручники.

Решников, ни слова не говоря, достал из кармана ключ и освободил Никиту, который моментально принялся растирать затекшую руку, сжимать и разжимать пальцы. Гуров первым вышел из машины и открыл переднюю дверь, выпуская Никиту. Тот мгновенно выскользнул из машины Решникова, смерив того крайне недружелюбным взглядом. Взгляд начальника охраны был таким же.