Лазурь и Пурпур. Месть или Любовь? - Энни Вилкс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, поговаривали, что он переливал кровь шепчущих обычным людям, пытаясь пробудить в них дар.
.
Вот только Дэмин Лоани не доверял Олтару, а значит, и Лиамею не подпустил бы к себе.
.
Весть о новой помощнице великого лекаря взбудоражила дворец. Молодые наложницы предполагали, что эта девушка, должно быть, любовница прекрасного, как льдистый рассвет, Дэмина Лоани, а более почтенные — что она является объектом его экспериментов. Лиамея за одно лишь утро уже четыре раза услышала, что рыжеволосая красавица — бывшая старуха, которую Дэмин Лоани держит рядом с собой, чтобы отслеживать действие своих антивозрастных снадобий. Огня этому прибавила и лекарь Йолана, которая объяснила Лиамее, что Кьяра — так звали девушку, — мало того, что слабая шепчущая, так еще и нуждается в ежедневном врачевании великого лекаря в связи с опасной болезнью, требующей и личного ее исцеления, и регулярного использования эликсиров.
Если бы у Лиамеи были подруги во дворце, она бы сказала им: «Знаю я эту болезнь — это старость».
По словам Йоланы, Кьяра не знала никого во дворце. Это показалось Лиамее шансом. Неверным было бы сказать, что только расчет двигал ей, пришедшей сегодня в малую оранжерею, куда, по слухам, Дэмин Лоани отправил свою таинственную спутницу. Вообще-то пока чужачка ничего здесь не знала, и наложницы не утащили ее в свои сети фальшивой дружбы, можно было и найти в ее лице непредвзятого приятеля.
К которому, конечно, не зазорно будет обратиться с личной просьбой чуть позднее.
***
Лиамея любила оранжереи.
Десятки теплиц, каменных, необычных, с покатыми крышами и громадными, во все стены окнами, разбитыми на хитрые фигурные секции, были построены дедом нынешнего императора, считавшим, что в травах заключено больше магии, чем в тайном языке. Он же положил начало традиции: теперь императору служили не целители — обладающие особыми знаниями или склонностью к лечащей магии, но только лекари — целители, умеющие создавать снадобья и использовать для этого травы. Говорили, что раньше в закрытых садах весь год поддерживалось тепло и росли тысячи заморских растений, цветов, трав, даже деревьев. Сейчас же лекари использовали всего пять или шесть из них, причем большую часть времени эти оранжереи были закрыты магическим замком, чтобы никто лишний не мог навредить травам, которые они брали для снадобий.
Теплицы находились в стороне от основных построек дворца, и народу здесь почти не было, только любители тишины и одиночества иногда гуляли между полузаброшенными оранжерейными домами по заросшим дорожкам. Здесь было очень тенисто и восхитительно прохладно летом, но сейчас, когда высокие, оплетенные вьюнком деревья скинули листву, а снег еще не выпал, стало по-осеннему печально. Плющ, застилавший высокие окна уже не используемых теплиц, придавал им вид неземной, стекла чуть бликовали на солнце, а промерзшая земля под ногами хрустела при каждом шаге.
Действующие оранжереи едва заметно светились: красный ореол выдавал наличие магической защиты. Здесь, во дворце, магию хоть и почитали, но предпочитали делать максимально явной. Каждое заклинание оставляло долгий красный ореол места, где оно было произнесено, а если кто-то использовал тайный язык, то срабатывала тревога — и люди Олтара, сильные шепчущие, почти сразу оказывались рядом с тем, кто творил заговор.
Лиамея осмотрелась: скрытая за зарослями падуба небольшая теплица, обычно краснеющая сквозь колючие листья, сейчас не светилась.
Когда женщина вошла внутрь, все еще гоня от себя ощущение, что совершает что-то запретное, то задохнулась от неожиданного парного, плотного водой и горячего воздуха. Лиамея аккуратно прикрыла за собой дверь — тепло не стоило выпускать наружу, — и тут же сбросила теплый плащ. Справа от входа были навалены какие-то доски, и поверх них уже лежала шерстяная накидка. Лиамея аккуратно сложила свой плащ, чтобы мех не касался земляного пола, и пошла внутрь, засучивая широкие рукава тяжелого платья. Лицо почти сразу покрылось испариной, и дышать было непросто.
Ее окружали растения, которых она, выросшая в Белых землях, никогда не видела: многоярусные голые стволы, взрывающиеся зеленью где-то под высоким потолком, обвивали толстые, покрытые мелкими листиками и какими-то коричневыми паутинками лианы, на которых, в свою очередь, росли разные цветы. По бокам от петляющей в этой чаще узкой дорожки текли ручьи, иногда расходившиеся небольшими озерцами, в которых вольготно себя чувствовали как кувшинки, так и мелкие, похожие на помесь лягушки и тритона животные и целая куча мошкары. Над головой чирикали разноцветные птицы, и это удивило Лиамею больше всего.
Она вгляделась в стрельчатый, глухой потолок, по которому тоже стелились лианы.
— Добрый день! — звонкий девичий голос заставил Лиамею вздрогнуть. — Я невероятно рада, что вы женщина.
— Почему? — обернулась Лиамея и тут же поняла: навстречу ей вышла молодая девушка, одетая настолько смешно и неприлично, что женщина даже растерялась.
Корсет был целиком расшнурован, и верх тяжелого бархатного платья восхитительного цвета морской волны был сброшен на бедра, создавая поверх и так пышной юбки дополнительные слои драпировки и превращая наряд девушки в пародию на костюм танцовщиц. Из-под так небрежно сброшенного платья выглядывала белая нижняя рубашка с распущенным воротом и завороченными до самых плеч рукавами. А пышная юбка и вовсе превратилась в шаровары: подол девушка пропустила между ног вперед, вывела вверх и связала с рукавами на поясе, так что тонкие лодыжки ее оказались открыты. Зато атласные туфли с острыми носками смотрелись даже органично.
Растрепанные темно-рыжие косы девушка завязала в немыслимый узел на макушке. Лицо ее было очень живым, раскрасневшимся, довольным.
— Вы похожи на тасскую танцовщицу, — почти против воли рассмеялась Лиамея. — Не боитесь, что кто-то из мужчин увидит?
— Нет, — махнула рукой девушка. — Там, у входа, дорожка очень шуршит, так что я начеку. Слежу из-за деревьев, пока меня не видно, как тасский охотник, а если сюда заглянет мужчина — я в мгновение ока могу натянуть рукава и распустить подол. Выглядеть буду плохо, но ничего лишнего никто не
