Благими намерениями - Эмиль

Квадратнолицый встал, заткнул прут за пояс и, не спуская взгляд с Мольха, ссутулившись, стал к нему подходить вразвалочку, широко раскидывая ноги и чеканя каждый шаг. Рыжий присел на топчане, и сыскарь отметил, что это грузное тело, должно быть, весит никак не меньше семи пудов. Лицо у него было пухлое и щекастое, вместо глаз - две щёлочки.

Сыскарю захотелось провалиться в пол, или подойти к стене и слиться с ней. Или хотя бы сделаться невидимым. Лучше бы в камере были два волколака. Их действия по крайней мере понятны: убить и сожрать. Этим же нужно нечто большее. "Спокойно, Мольх, спокойно! И не такое видел!" - приказал сам себе сыщик.

- Ша! Какой фраер к нам пожаловал, - растягивая слова, сказал человек с квадратным лицом, вскидывая мизинцы и указательные пальцы на обеих руках, - Есть у нас с тобой толковище, понял, козья морда, да? Орих, харэ лепнём полировать шконку, подь сюды.

Сыскарь разглядел рисунки. Везде, на груди, на животе, на руках и, наверное, на спине были изображены какие-то рыбы, змеи, голые женщины, донжоны замков, даже имелись две надписи "Наступи стражнику на горло!" и "Меня исправит только смерть!". Орих косолапой походкой подошёл вслед за первым и встал рядом с ним. Его пузо свисало через пояс.

- Зырь сюда! - продемонстрировал прут первый, - Я Петжко Укроп. Чтобы ты знал, кто тебе шнифты на фуфло накропит, понял, шмыга?!

- Я - Орих Рыжий. Сын Верузийских лесов, из рода любецких псов. Мирзу одолел, а он околел, - дебильным голосом произнёс рыжий и загоготал.

- Что надо? - осклабившись, произнес Мольх. Такая публика была ему прекрасно знакома.

- Зацементируй фонтан, фраер. Тебе присыпать велено, усёк?! - махая прутом перед лицом сыскаря, распалялся Петжко, толкнув Мольха свободной рукой в грудь. Орих достал точно такой же обрезок и стал играть им, прищуренными глазами изучая будущую жертву. - Дави маяк на сознанку, отрицалово не прокатит. Ты давай кубатурь, шмыга!

- Я ваш язык не понимаю! - сказал Мольх. Всё болело, ныло и горело, но он выделял два очага особо сильной боли - левое плечо и бок. Сам он едва-едва держался на ногах. - Чего конкретно вы от меня хотите?

- Завали пасть и пристегни копыта! Створки открывать будешь, когда попросят. Тебя чё, белка хапанула? - с вызовом спросил Укроп, снова толкнув Мольха, внимательно изучая его, как бы прощупывая взглядом. - Орих, он чё, по фене не ботает шоль?!

- Гы-ы-ы... Эльфы, хоббиты и дварфы! Кончился ваш сраный век! Всех наймитов срубит в мясо верузийский человек! - продекларировал тот очередной непонятный стих.

- Короче, шмыга, кто твой пахан? Кто тебя греет?! - угрожающе спросил Петжко, пританцовывая перед Мольхом, ткнув его прутом в грудь.

- Какой пахан? Какая шмыга? Чего хотите?! - с трудом удерживая равновесие, спросил сыскарь. Было понятно, что его так или иначе будут стараться избить. Давильщики внимательно смотрели на графа, стараясь уловить хоть один дрогнувший мускул на лице.

- Орих, он не вдупляет, - Укроп развернулся к Мольху, - Ты ерша не гони, а то жевалки-то пообломаю, кочет мастевой! Факелы будешь развешивать и рамсы путать - в валеты тебя пропишем, вжал? Давай чётко ботай, не лепи горбатого! - продолжал хорохориться разбойник.

- Ещё раз спрашиваю: что от меня нужно, кретины?! - начинал уже злиться сыскарь, он прекрасно понимал и этот язык, и что от него хотят, не зря же столько лет проработал сыскарём при королевском дворе. Но сейчас ему было необходимо тянуть время.

- Чё ты сморозил? Чё ты лыбу давишь, как параша?! Спрашиваешь? Ну давай, спроси с меня! - с этими словами Петжко толкнул Мольха, тот отлетел к стене и, не удержав равновесия упал оземь. Орих, до этого стоявший молча и внимательно изучавший узника, неожиданно сорвался с места, подбежал к Мольху, отпихнув Укропа. Взял сыскаря за грудки, приподняв на уровень своей груди и, разбрызгивая слюни, заорал:

- Хоббиты, собаки, весь мир захватили, запрягли под себя все свободные народы! Верузийцы на них пашут! Твари! Это хоббиты думают, что всё - властелины тут! Ничего, собакам - собачья смерть! А ты наймит хоббитов, шпион хренов, выродок, на княжича попёр, да? Хоббитов задумали на трон Верузии посадить? Всех твоих хозяев порвём, всех до единого! И тебя в оконцовке порвём, кочет! Понял?! Так и есть, порвём! На части! - отбросил Мольха к стене. Тот медленно поднялся на ноги, пошатываясь. Орих сделался похожим на взбесившуюся толстую крысу.

- Форшмачь залётного, чтобы не кипишился! Он нас на дурняк ловит! - закричал Петжко Укроп, гигантским прыжком выскочил из-за спины Ориха и замахнулся уже по серьёзному. Панкурт попытался оказать отчаянное сопротивление. В запале вырвавшегося вперед Укропа он молниеносно хлестнул обратной стороной ладони по глазам и, ухватив за шею, резко притянул к себе, впечатав его лбом в дверь. Подбежавшему Ориху он двинул кулаком прямо по морде, но с таким же успехом он мог подраться со статуей. "Эх, ни коня, ни меча! - с досадой подумал Мольх. - Я бы им показал, что такое небо в алмазах".

Очухавшись, оба истязателя, войдя во вкус битвы, насели на Мольха и стали бить его со всего маху, наотмашь, куда попало. Жертву повалили на пол, он закрывался руками, ногами, скрючившись в три погибели. В какой-то момент в Мольхе проснулся хищный зверь. Злоба, казалось, заполнила всё его естество. Ненависть к мучителям затмила разум. Наплевав на все титулы, он зарычал, рывком вскочил на ноги, издал дикий крик, от которого бандиты остолбенели, и нанёс первому попавшемуся из них удар ногой в промежность. Удар был такой силы, что Орих, оказавшийся на линии удара, заревел, как свинья, которую медленно режут, рухнул на колени и, раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник, закрывая обеими ладонями свой пах, продолжал истошно визжать.

Доли секунды хватило Мольху, чтобы насладиться этим зрелищем. Орих стоял на коленях перед Мольхом и выл, как раненая гиена. Но созерцание прекрасного было мимолетно. Через несколько секунд он получил сильный удар сзади по шее, дёрнулся и рухнул, как срубленное дерево. В глазах потемнело, в ушах нарастал противный звон, тело обмякло и перестало его слушаться.

Силы были не равны, да и находился сыщик не в лучшей форме. В былые времена он, возможно, и одолел бы одного из них, особенно Петжко Укропа, голыми руками, но только не сейчас: вымотанный, избитый, обессиленный, не спавший двое суток, он представлял из себя поистине жалкое зрелище. Его в итоге свалили на каменный пол и, визжа, как ведьмы на шабаше, стали бить ногами и обрезками прутьев. Вспышки боли раздавались по телу Мольха то тут, то там. Били в руки, ноги и мягкие места, стараясь не задеть важные части тела. Давалось им это с трудом, но приказ был однозначен - вытрясти признание, но не забивать до смерти. Ярость у обоих била через край, ведь так с ними ещё никто не поступал: один с отбитой головой, другой с отбитым причинным местом. Орих и Петжко периодически отталкивал друг друга от Мольха, истерически крича "Он мой!".