Тайна семи - Линдси Фэй

– Сядьте, – сказал шеф.

На сей раз – довольно строго. И на том спасибо. Если б он произнес это слово просительно и мягко, я бы изметелил его до полусмерти – вернее, попытался бы. И я, совершенно обескураженный, в рубашке с короткими рукавами и жилете, повиновался. Просто не был уверен, что смогу выносить все это и дальше.

– Вы – один из моих самых ценных сотрудников, – шеф двумя пальцами подтолкнул ко мне стаканчик с ромом. Жидкость исчезла в мгновение ока, он тут же налил мне еще. – Но нельзя сказать, что вы незаменимы. Как, впрочем, и я, если вдуматься хорошенько. Впрочем, я о другом. Вы пробовали задаться вопросом, откуда берется хлопок? Откуда берется ром? А табак? А сахар?

– От людей, с которыми хозяева обращаются хуже, чем со своими собаками, – выдохнул я, пропустив второй стаканчик рома.

– Именно. Ну, а как насчет промышленности по переработке и фасовке всех этих продуктов и изделий? Или, взять, к примеру, разные компании на севере, которые продают мельницы, моторы и корабли, и оружие, и двухколесные экипажи, и спиртное обратно южанам? Кто шьет хлопковыми нитками? Кто носит сшитую этими людьми одежду? Вы когда-нибудь задумывались, чем занимаются на Уолл-стрит, которая находится примерно в миле от нас, как и чем все эти люди зарабатывают себе на жизнь?

– Я больше озабочен спасением жителей Нью-Йорка от худшей судьбы, чем смерть.

В комнате повисло молчание. И вот наконец я поднял голову и жадно втянул ртом воздух. Странно, но Мэтселл уже вроде бы не сердился на меня. Затем пришла и вторая утешительная мысль: он не жалеет меня за слабость. Глаза его сияли, широкие ладони были сложены вместе. Видно, он верил в то, что собирался мне сказать.

– Наступит день, и разразится война из-за рабства. Она неизбежна, другого пути я просто не вижу, хотя многие считают иначе и часто предлагают просто идиотские стратегии по сохранению мира. Прекрасный пример – это гнуснейшая борьба за Техас. Но когда разразится настоящая война, вы будете претендовать на мой пост? Захотите ли руководить соблюдением законности и порядка на Манхэттене, когда кораблестроение будет разрушено, когда в нашей гавани будут гнить корабли и паромы, когда на улицах будут валяться незахороненные мертвецы, как в Ирландии?

Носовой платок, увы и ах, остался у меня в сожженном пиджаке. Так что вместо него я приложил к разбитому лицу манжет рукава. И продолжал гадать: куда же он гнет?

– Если все же захотите занять мой пост, – продолжил Мэтселл, – тогда я в вас ошибаюсь.

– Вы что, просите меня не мешать охотникам за рабами, которые похищают граждан Нью-Йорка?

– Я прошу вас перестать нападать на южан, которые просто делают свою работу. Если об этом разнюхает пресса, партия потеряет все, в том числе и силы полиции. И не думайте, что мэр Хейвемейер так уж всех нас любит. Ничего подобного. Вы должны следовать букве закона.

– Пригг против штата Пенсильвания, – напомнил ему я. Слова эти отдавали той же горечью, что и дым, запах которого все еще чувствовался в воздухе.

– Вы оскорбляете меня, мистер Уайлд. Я предпочитаю наши местные законы Олбани всему тому лошадиному навозу, который они постоянно перелопачивают в Капитолии. – Мэтселл подмигнул мне. – И, разумеется, каждый обвиняемый в бегстве цветной имеет право обратиться в суд в моем городе. Ну, вот. Теперь все ясно?

– Яснее не бывает. – Я был готов побиться об заклад: дело в суде решится не в пользу цветного. – Но не собираюсь возвращать этих людей типам, подобным Варкеру и Коулзу.

– Думаю, что к этому времени они уже успели смыться в Канаду, где их нам уже не достать. – Мэтселл окинул меня многозначительным взглядом.

– Да, давным-давно смылись, – заверил я его.

– Вот и прекрасно. Если есть желание, можете проехаться до Байярд-стрит, дом восемьдесят пять. Там, по нашим сведениям, вот уже полгода торгуют спиртным без лицензии, и ни одному из моих инспекторов еще не удалось обнаружить их тайник.

Надевая пальто, я уголком глаза заметил, что Мэтселл посматривает на меня с довольным видом. С видом человека, которому удалось разгадать сложную головоломку.

– Что? – резко спросил я.

– Ничего. Просто диву даюсь, на что пришлось пойти, чтобы хоть немного вас утихомирить, мистер Уайлд. Теперь знаю. – Я, должно быть, насупился, и тут глубокие складки его лица прорезала улыбка. – Пожалуйста, не сердитесь на своего шефа, то был единственный возможный ход в данной ситуации. Да, кстати, по пути к Байярд можете зайти в Чэтем и купить на полученное вознаграждение новый пиджак. У меня нет ни малейшего сомнения, – добавил он сдержанно, но многозначительно, – что пошит он будет из хлопковой ткани.

Я угробил целый час на то, чтобы найти черный подержанный пиджак с достаточно длинным разрезом на спине, в котором я не походил бы на мальчишку лет двенадцати или гробовщика. Продал мне его старый портной еврей со слезящимися глазками, примерно того же телосложения, что и я. Пиджак, как и предсказывал Мэтселл, был из хлопка. Еще около получаса ушло на то, чтобы разыскать подпольную лавку на Байярд-стрит, торгующую спиртным, и выписать владельцам штраф с предупреждением. Честно сказать, сам до сих пор толком не понимаю, как мне удалось догадаться, где их тайник. Видно, решающим фактором послужило обнаружение аккуратного ряда безупречно новеньких чистых банок для консервирования, а также овощей, которые не растут в феврале.

На следующий день, 16 февраля – мой единственный законный выходной на неделе – должен был вернуться Чарльз Адамс. А потому прямо с утра я направился к дому Вала, опустив подбородок в воротник, и пробирался по уже протоптанным в снегу тропинкам, ловко увертываясь от встречных прохожих. Сам снег к этому времени изрядно посерел. Из него торчали замерзшие клочья газет, куриные косточки, пустые бутылки и всякая дрянь. Фонари на улицах, по которым я проходил, напоминали печально застывших призраков.

Я постучал в дверь, но ответа так и не дождался. Однако времени у меня было в обрез, надо было вернуться домой и принять одного именитого гостя. А потому я громко возвестил о своем приходе, потопав ботинками по соломенному коврику, и вошел. Дверь оказалась не заперта.

– Миссис Адамс! – окликнул я.

Нет ответа.

– Мисс Райт, я пришел проводить вас до дома.

И снова тишина.

– Валентайн! – раздраженно крикнул я.

Но и брата в доме не нашел. Как не нашел ни Делии Райт, ни Джонаса Адамса. Но при виде того, что все же удалось найти, я испытал шок – казалось, что в сердце мне вонзили заостренную деревянную плашку.

Слава богу, мне не пришлось писать отчет о том февральском утре. А если б пришлось, получилось бы нечто в этом роде:

«Отчет офицера полиции Т. Уальда, 6 участок, 1 район, медная звезда номер 107. Утром 16 февраля я прибыл к месту жительства капитана Валентайна Уайлда с целью сопроводить Люси Адамс, Джонаса Адамса и Делию Райт до их дома на Уэст Бродвей. В комнатах никого не обнаружил, а потому предпринял более тщательные поиски и заметил следы жестокой борьбы в спальне хозяина дома.

Я обнаружил тело Люси Адамс на постели капитана Уайлда, кругом царил страшный беспорядок, шея пострадавшей плотно стянута шнуром.

Что касается Делии Райт и Джонаса Адамса, то они бесследно исчезли».

Глава 8

Им слишком хорошо известно, какая сторона хлеба намазана маслом, чтобы отказаться от этих преимуществ. Они зависят от них – и люди с севера никогда не пожертвуют столь прибыльной торговлей с югом, пусть даже ради этого им придется вздернуть на виселицу несколько тысяч протестующих.

Секунд десять, если не больше, мне никак не удавалось осознать, что же я вижу перед собой.

Маленькая прикроватная тумбочка орехового дерева перевернута, стоявший на ней хрустальный графин с жидкостью – судя по запаху, виски – разбит на сотни осколков, сверкающих на полу, точно взорвалось и рассыпалось бриллиантовое ожерелье какой-то светской дамы. Это я еще понимал. На полу валялся портрет маслом, с него укоризненно взирал на меня Томас Джефферсон. С этим я тоже был готов смириться.

Затем, собрав в кулак остатки воли, я перевел взгляд на центральную фигуру в этом пейзаже – и почувствовал, что задыхаюсь.

Золотистая кожа Люси Адамс посинела вокруг губ и у ногтей. И неподвижность ее носила финальный, бесповоротный и окончательный характер – женщина выглядела так, словно никогда прежде не двигалась. Шея дважды обмотана шнуром, концы болтаются. Через секунду я пригляделся и понял, что это никакой не шнур, а коричневый шелковый пояс от халата из гардероба Вала.

Я вдруг ощутил необходимость ухватиться одной рукой за край кровати, другой придержал себя за колено. Где-то на самой периферии сознания, словно погружающегося в водопад Ниагара, застряла и укоренилась здравая мысль: я не должен наступать на ковер, где разбросаны улики, осколки драгоценного стекла.