Ароматы - Джоанна Кингсли

Посещение Каркассона обычно заканчивалось в аптеке, находившейся рядом с автобусной стоянкой. Арману все там нравилось — ряды бутылочек с разноцветными жидкостями, коробочки с сухими травами, маленькие серебряные весы для взвешивания составных частей лекарств. Арман чувствовал себя здесь как дома и с удовольствием вдыхал смешанный запах мыла, лекарств и пудры с преобладающим запахом лимона или сосны.

Женщина за стойкой была старше его, но всегда игриво приветствовала его: — Вот и месье папа пришел.

— Здравствуйте, мадемуазель Бенуа! — отвечал он. — Как дела?

Она пожимала плечами. — Слишком много дела для одинокой женщины.

— Может быть, вам нужно нанять помощника?

— Надо это обдумать, — она снова пожимала плечами.

В углу помещения за стойкой Арман видел старика в кресле на колесах — это был парализованный отец владелицы аптеки. Дочь ставила там его кресло, чтобы присматривать за отцом в часы работы.

«Тяжелая жизнь у этой женщины, — думал Арман, — она никогда не жалуется, но выражение лица выдает ее». Она казалась Арману работящей и бодрой, в высшей степени наделенной чувством долга.

— А я не подошел бы вам в качестве помощника? — Спросил он однажды. «Как бы подошла мне эта работа», — думал он.

— Вы? Но вы ведь не знаете аптечного дела!

Он глубоко вздохнул и быстро выговорил: — Несколько лет назад я работал в фирме Шанель. Учеником парфюмера. Помогал находить новые составы для духов.

— Вот как. Почему вы уехали из Парижа?

— Там убили мою жену.

— Немцы?

Проклятье. Сколько раз ему приходилось лгать, но он все еще не привык.

— Она была на улице во время перестрелки. Даже неизвестно, немецкая или французская пуля ее убила. Я остался с ребенком на руках и, сами понимаете, с разбитым сердцем. Меня пригласила к себе кузина, с которой я был дружен с детства, — они живут в этих краях.

— И вы поселились у них?

— Увы, нет. Кузина получила письмо из Америки, что ее мать умирает от рака, уехала и осталась там. — Арман тяжело вздохнул. Он вспотел — лгать было мучительно.

— Бедняжка, — мягко посочувствовала мадемуазель Бенуа. — Я, наверное, помогу вам. — Вдруг голос ее резко изменился. — Но вы сами понимаете, много платить я не в состоянии.

Он кивнул.

— Плата будет совсем небольшая, — уточнила она. Торговаться и сбивать цену было страстью мадемуазель Бенуа. — Но я подумаю. Пожалуй, вы подойдете, — милостиво добавила она. — Приходите в четверг, месье Деларю, и мы договоримся.

Когда он ушел, Одиль Бенуа довольно улыбнулась, если она заполучит этого мужчину, — это будет прекрасная сделка. Он привлекателен, с хорошими манерами, вдовец… Она улыбнулась еще шире, сняла очки и протерла их подолом юбки. Насчет своего прошлого он лжет, это ясно. Тем лучше! Она докопается до истины, и у нее будет средство держать его в руках. Она надела очки и громко засмеялась. Наконец-то ее судьба переменится, вот увидите! Старик-паралитик встревоженно замычал. Она раздраженно тряхнула кресло. — Какую жизнь ты мне создал! — прошипела она. Он не говорил, и она не знала, слышит ли он ее, но непрестанно изливала на него свое неистовство. — Я потратила на тебя свою молодость, стала посмешищем, в тридцать шесть лет не замужем! Как женщине жить без опоры, полагаться только на себя? Но я еще возьму свое, вот увидишь!

В том, что Одиль осталась старой девой, была виновата война. Когда ей было двадцать лет, все мужчины ушли на фронт. Потом умерла мать, Одиль пришлось ухаживать за отцом-паралитиком и жизнь ее стала очень трудной. Отца она ненавидела и считала причиной всех своих бед. Инвалидное кресло отца казалось ей символом ее несбывшейся судьбы. Ей нравилось себя жалеть, но в то же время жалобы на свою судьбу доставляли ей своеобразное удовольствие.

Когда в четверг Арман пришел в аптеку, он увидел, что Одиль сделала новую прическу. Подойдя к ней, он почувствовал запах лилии, приколотой к вырезу ее платья; он напомнил ему о Марии-Луизе, которая больше всех цветов любила лилии долины, носила их в сезон и сушила между страниц книг. Улыбку Армана, вызванную нежным воспоминанием о жене друга, Одиль приняла на свой счет и, кокетливо, словно девочка, поднесла руку к волосам. Арман похвалил ее новую прическу.

— Вот у кого волосы словно шелк! — сказала она, гладя золотистые кудри Ви. — Одолжите мне на денек свою дочку. У меня нет своих детей, но я их обожаю. Какой прелестный ребенок!

Арман улыбнулся и пригласил Одиль поужинать с ним в ресторан. Она согласилась, закрыла аптеку и была готова через несколько минут. За ужином Одиль сообщила, что, все обдумав, она решила, что у нее нет средств нанять помощника. Ей нужен партнер, с которым можно будет делить доходы в зависимости от капитала, который он вложит в дело.

«Таким образом я выясню, — подумала она, — есть ли у него средства, и какие».

Арман едва не подпрыгнул от радости. Он продаст оставшееся у него очень ценное ожерелье из жемчуга и рубинов, и обеспечит Ви благополучную жизнь. Анна простила бы его — ведь он делает это для их дочери.

Арман уже продал часть драгоценностей, когда блуждал с ребенком по дорогам Франции, а деньги были на исходе. Он отдал их за смехотворную цену ловкачам, которые во время войны орудовали на черном рынке, а в мирное время занялись контрабандой и всякого рода жульническими махинациями, утешая себя тем, что оставшиеся драгоценности спасут их в случае опасности.

Вернувшись после убийства партизана в деревушку за своими вещами, Арман рисковал жизнью, но и сейчас благодарил Бога, что отважился на это.

На следующий день после встречи с партизанами и вынужденного убийства одного из них он до рассвета пробрался на кладбище, где гроб Анны все еще стоял непогребенным, попрощался с любимой, закрыл крышку гроба и засыпал его землей. От могилы был виден дом, где он убил человека, и там спала его дочь, если только ее не унесли в другое место.

Ему хотелось найти ее и забрать с собой, но черный туман потрясения и горя рассеялся, сознание прояснилось. Он понял, что бежать, спасаться с новорожденным ребенком на руках немыслимо, они оба неизбежно погибнут. Выбора не было — он должен оставить здесь свою дочь.

Обретенная ясность мысли осветила ему путь дальнейших действий — необходимо найти вещи, иначе он не выживет сам и не сможет поддерживать существование ребенка, когда удастся взять его к себе.

Он вернулся к сараю и стал обыскивать заросли, передвигаясь ползком и ощупывая в темноте землю. Раздался какой-то звук, и он вскочил на ноги. Левая нога ударилась обо что-то твердое. Он нагнулся и увидел чемоданы, поднял их, постоял минуту, прислушиваясь. Звук не повторился. Он спокойно вышел на дорогу, кругом было тихо.