Пиксельный - Александр Александрович Интелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да. Ну и че?! Чето против имеешь?! – бесится Миша и принимается бычить. Такое чувство, что вот-вот выскочит из-за стола, порвет на груди гламурную футболку, под которой окажутся армейские наколки, и полезет в драку. Только мне этот вариант развития сюжета совершенно не сперся: драться с этим мудаком – глупо.
– Да ниче, ниче Миша. Ты главное, про воинский этикет не забывай.
И со словами «Да че ты ваще про воинский этикет знаешь, сука!» Миша подлетает ко мне, бьет в голову, отчего я подаю на пол вместе со стулом, потерянный, и со звенящей головой.
Под охи-ахи и одобрительные крики толпы Михаил продолжает поединок, мутузя ногами в область живота и правого плеча. Почувствовав резкие болезненные удары, и ничего оригинального не придумав, лежа на полу, я хватаю Мишу за правую ногу, которой он меня продолжает бить, и тяну. Вместо того, чтобы упасть, Миша лишается своего гламурного ботиночка, который теперь оказывается в моих руках и приобретает очертания дешевого кроссовка с вьетнамского рынка. Удары прекращаются.
Ситуация довольно неприятная и унизительная: побежденный в драке и практически избитый, я валяюсь на полу, посреди стольких знакомых с чужой кроссовкой в руках. Не пожелаешь никому, даже Мише. На него я меньше всего держу зла.
Я откладываю кроссовок, – тем временем Мишу уже держат с обеих сторон – встаю, поднимаю стул и как ни в чем не бывало, продолжаю пить виски. Миша уходит в основную толпу, краем глаза я наблюдаю, как он с отвращением на меня смотрит.
Постепенно все затухает. Драка не продлилась и минуты. Прибывших охранников быстро отправляют назад, а героя, отстоявшего честь мундира, успокаивают девушки, явно возбужденные его подвигом и этим коротким, но запоминающимся шоу.
В России на праздниках или вечеринках люди почему-то до сих пор думают мозгами, построенными по формуле «Свадьбы без драки не бывает». И когда драка случается – все рады. Значит, вечер удался, все было не зря. Потом долго мусолят, вспоминают моменты жизни именно по таким вот происшествиям: «Серег, а помнишь на днюхе Андрея, Федя и Коля подрались? Вот круто тогда было!», «А помните, в тот вечер мы еще с Вованом перетерли малясь, аж стаканы летали? Во, во. Все так и было!». Если драки на мероприятии нет, то всем делается скучно, вспомнить нечего. В таком случае строят небылицы или довольствуются простенькими зарисовками: «Вот я тогда нажрался!», «Зинка, помните, как блевала?!».
И я решаю подарить этим господам незабываемый вечер, который они точно не забудут. Я вообще, щедрый.
Неспешно поднимаюсь, возношу бокал, и немного погодя, начинаю речь.
– Эй! Эй вы! – большая часть толпы поворачивается в мою сторону. – Вы либо жалкие содержанки и будущие воры-бюрократы, этого не скрывающие, либо тупое быдло, которому впору смеяться над шутками Петросяна! – теперь весь зал уставился на меня. – Еще вы настоящие колхозники! Что, напялили дорогих шмоток, и теперь думаете, что стали красивыми и успешными!? Хрен там! Вы все такие же колхозники! Ни у кого из вас нет достойной мечты! Вы все уроды! Я вас ненавижу! – затем залпом выпиваю содержимое бокала, и весело добавляю – Спасибо, я кончил!
Повисает пауза. Молча и едва шевелясь, толпа переглядывается. Очень забавно, не хватает только тишины. Отрубить бы музыку, и картинка точь-в-точь киношная.
Я ставлю бокал и направляюсь к выходу. За спиной слышится незнакомый мужской голос: «Ты не кончил, а кончен!»
Pain paradigm
В такси стремительно накрывает вязким алкогольным дурманом. Но дурман, к несчастью моему, не прогоняет мыслей. Моя голова так устроена, что постоянно чем-то занята, даже когда не требуется. Мысли не выветриваются просто так, их приходится усваивать. Именно тогда я принимаюсь писать, чтобы избавиться от них. Если этого не делать, липкие мысли не дадут покоя.
Думать, грезить, чувствовать, записывать. Так устроена моя жизнь. И я устал от нее.
Я больше не вижу смысла в окружающем, голова постоянно забита чем-то невнятным и запутанным, она как огромная кладовая, в которой больше не хочется разбираться. Соберешься с духом поставить туда что-то нужное, полезное, а разный хлам громко сыпется с полок. Приходится ставить его на место, сортировать, перебирать. А где там что-то новое и полезное? Где эта мысль?
Нет ее. Затерялась средь бесчисленных полок – видать случайно закинул с остальным хламом. Лезть искать?
Хочется поменяться. Как жить в таком беспомощном состоянии? Ничего больше не интересно, от всего устал.
Все путается, не могу связать картинку в нужный ряд, мир за окном такси будто забагован и грозит рассыпаться на глазах в едкие пиксели. Я проношусь по нему, не зная мест назначения, не зная паролей от замков и без отмычек. Я в полном неведении.
* * *
Стоя возле домофона, долго не решаюсь набрать номер квартиры. Скорее всего, не откроет. Я набираю на бум.
– Кто? – из домофона звучит женский голос.
– Э… почта.
– В девять часов?
– Ну да. Срочный выпуск. Газету отпечатали раньше времени и вот… решили сразу разослать! – сочиняю на ходу.
К моему удивлению, женщина принимает всерьез скудную басню и дверь радостно пиликает.
Подъезд покрыт тьмой; ни зги не видно. Лишь где-то вдалеке, на лестничной клетке, еле-еле горит лампочка, и я смутно вижу ступени, которые ведут до самого шестого этажа, на котором заметно светлее.
Найдя квартиру, я долго не притрагиваюсь к кнопке звонка, нервничаю, как школьник у доски. Чуть помявшись и хорошенько выдохнув, тихо стучу в дверь. За ней начинается суматоха, слышатся тихие шаги.
– Кто там?
– Это я.
Наступает пауза. Кажется, я чувствую ее дыхание и вижу беспокойные мысли. Дверь отворяется и взору предстает самое прекрасное создание на свете. На ней какая-то бесформенная футболка, потертые джинсы, босиком, без косметики, но выглядит лучше всех девушек в мире.
– Я люблю тебя. – к сожалению, это произношу я.
– Послушай, – я смотрю в ее карие глаза, и хочется в них утонуть – ты что, опять пил? У тебя язык заплетается.
– Прости, что в прошлый раз так получилось. Обещаю, больше не буду тебя игнорировать. Приходи… в гости, или можем погулять, ну… то есть куда-нибудь сходить. Как друзья.
– Нет. Не хочу. – в голосе слышится тревога.
– Можно завтра, или как захочешь. Давай фильм какой-нибудь посмотрим, пообщаемся нормально, расскажешь про своих подружек.
– Нет. Ни сегодня, ни завтра. Я не хочу с тобой видеться, не хочу с тобой общаться.
– Родная, не говори так. И прости еще раз, тогда я был не в себе. Пожалуйста… – ее слова ранили меня и гнали тревогу, но я пытался не показывать это.
– Слушай, ты перепил, я к тебе не приходила.
– Как не приходила?
– Вот так.
– О чем ты? То есть… ты приходила неделю назад, хотела пообщаться! Ты что!? – я реально пугаюсь. Может, я уже не ориентируюсь в пространстве и времени?
– Нет.