Следы невиданных зверей - Бернар Эйвельманс

Сэр Томас Стамфорд Раффл (1781-1826), знаменитый английский администратор, основавший Сингапур, в течение пяти лет был помощником губернатора в Форт-Мальборо на Суматре, где ему удалось собрать богатую коллекцию представителей местной флоры и фауны, которую он впоследствии передал Лондонскому зоологическому обществу. Правда, он участвовал в завоевании Явы, которая тогда принадлежала французам, и в коллекцию, следовательно, попали не только суматранские экземпляры. Поэтому, к сожалению, нельзя точно судить об их происхождении. Тем не менее, в воспоминаниях сэра Раффла, опубликованных его вдовой, можно прочесть следующие строки:

«В лесах Суматры живет другое животное, которое я не встречал в книгах; размерами и внешним видом оно походит на носорога, но несет всего один рог. Это животное можно отличить от носорога по узкому беловатому поясу, который идет поперек туловища».

Он уточняет, что у местных жителей этот зверь зовется teuxon. На что Бофорт отвечал:

«Совершенно очевидно, что животное, описанное Раффлом, является тапиром (Tapirus indicus). Что касается рога, то, по всей вероятности, до него дошли слухи о яванском носороге, и он решил, что речь идет о том же животном».

Кстати, в 1772 году англичанин Валфелдт совершил ту же ошибку, упомянув о двуцветном носороге в описании Суматры. Он привел даже рисунок, на котором можно без труда узнать белоспинного тапира, неизвестного в ту пору ученым.

Чепрачный тапир

Дело в том, что факт существования на Востоке тапира — типично американского зверя — казался первооткрывателям настолько невероятным, что они принимали попадающегося им на глаза тапира за носорога некрупных размеров.

В завершение приведу еще цитату Бофорта:

«Не так давно в Амстердамский зоологический музей попал совершенно целый скелет самки зондского носорога, убитой неким Кретом в 250 километрах юго-восточнее Палембанга на Суматре. Я не нашел в скелете ни одного отличия от яванского экземпляра. Резцы нижнего ряда нисколько не длиннее».

К тексту прилагается перечень точных измерений.

Если бы нашим автора посчастливилось бы раньше познакомиться с экземпляром, попавшим в Амстердамский музей в 1875 года, который, по-видимому, бесспорно происходил из интересующих нас мест, запутанная история прояснилась бы намного раньше. Что лишний раз доказывает, что исследование экспонатов музеев часто приносит лучшие результаты, чем покорение непроходимых джунглей.

После того как мы убедились, что на острове может легко укрываться от глаз такое крупное животное, как носорог, давайте предположим, что в суматранских джунглях нашел приют неизвестный вид обезьян, а именно человекообезьяна.

По крайней мере такое предположение подтверждает рассказы местные жителей. Примечательно, что эти рассказы передавались из уст в уста задолго до палеонтологической находки Эжена Дюбуа в 1891 году, задолго до того как Дарвин высказался об их существовании в книге «Происхождение видов».

Если Дарвин, не желая ранить религиозных чувств своих соотечественников, не стал напрямую развивать историю появления человека согласно своему учению эволюционного развития, то его немецкий коллега Эрнст Геккель немедленно применил его метод, чтобы объяснить происхождение человека. Он хладнокровно выставил на всеобщее обозрение генеалогическое дерево, изображающее все этапы становления человека и его обособления из мира животных. Наделенный богатым воображением и будучи неплохим художником, он поместил в галерее наших предков, среди промежуточных представителей, весьма живописных типов. Одного из них, находящегося, по его мнению, на полпути между человеком и обезьяной, Геккель окрестил питекантропом, наделив его приблизительно поровну чертами человека и обезьяны.

Это мифическое существо настолько прочно засело в головах дарвинистов и геккелистов, что на шестидесятилетие Геккеля ему была подарена картина, изображающая пасущуюся семью питекантропов. На картине, принадлежащей кисти Габриэля Макса, были представлены самец и самка, держащая на руках новорожденного. Они казались людьми из-за длинных развевающихся волос, выпрямленной осанки и голой кожи, и обезьянами из-за низкого лба, высоких надбровных дуг и вытянутой нижней части лица.

К созданию картины, в 1894 году, западный ученый мир еще не знал о замечательной находке останков человекообезьяны на Яве.

Горячий поклонник Геккеля, молодой голландский врач Эжен Дюбуа отправился с колониальной армией в Нидерландскую Индию в надежде раскопать на Зондских островах, родине гиббонов, останки человекообезьяны. Не утверждал ли его учитель, что гиббоны являются ближайшими родственниками человека?

На Яве, а точнее, в области Тринила на берегу речки Соло, он и извлек из вулканического туфа, относящегося к плиоцену, фрагмент черепной коробки с выпуклыми надбровными дугами и пологим лбом, которая вмещала в себя объем мозга больших, чем у современных антропоидных обезьян, и меньший, чем у человека. Вместе с куском черепа ему попались два коренных зуба и бедренная кость, свидетельствующая о прямохождении ее обладателя.

Основываясь на этих скромным, но бесценных для науки образцах, доктор Дюбуа провозгласил в 1894 году, что он нашел останки «недостающего звена», промежуточной ступени, которую предсказала дарвинская теория. Находка вызвала всплеск энтузиазма среди сторонников эволюционного учения. Во время Международной выставки 1900 года публика могла встретить среди множества экспонатов слепленного из папье-маше реконструированного питекантропа.

Находка Эжена Дюбуа подверглась суровой критике многих ученых, некоторые из них выдвигали, впрочем, довольно обоснованные аргументы. Но охота критиковать пропала, когда благодаря систематическим изысканиям, проведенным в 1936-1939 годах голландскому палеонтологу Ральфу фон Кенигсвальду удалось найти еще три черепа питекантропа. Пекинская находка более полных останков человекообезьяны, очень схожей с питекантропом, (ее можно было бы назвать не синантропом, а Pithecanthropus pekinensis), значительно расширила наши знания об этих необычных существах. Действительно ли это предки человека?

Вряд ли верна эта точка зрения. Большинство антропологов относят питекантропов к ветви, отделившейся в конце третичного периода от человеческой линии. Но некоторые — а вместе с ними и сам Дюбуа — считают их гигантскими гиббонами, отказавшимися от древесного образа жизни.

Для нас сейчас важен сам факт существования промежуточного звена — некой человекообезьяны. Ведь мы начали разговор с того, что жителям Суматры она встречалась до самого недавнего времени.

С незапамятных времен по Суматре бродят слухи о том, что на юге острова живет двуногое существо, похожее на человека, но у которого также много признаков обезьяны. Первым донес до ученого мира это упоминание Марко Поло. Он писал: «Пусть вам будет известно также, что в этом королевстве Ламбри (имеется в виду провинция Ямби) встречаются люди с длинными хвостами, но без шерсти. Эти люди живут в горах, нравов они диких...»

Марсден, комментатор английского издания трудов Марко Поло (1818), считал, что речь идет о двух обособленных народах, живущих в глуши Суматры и прекративших всякую связь с другим населением острова.

Этих аборигенов называли на острове orang kubu и orang gugu. Первые довольно многочисленны, писал комментатор, они занимают районы между Палембангом и Ямби. У них наличествует языковое общение, в пищу их входит все подряд: олени, слоны, носороги, собаки, змеи и обезьяны. Существа гугу встречаются реже. Они покрыты шерстью и в целом мало отличаются от рыжих антропоидов, которых мы называем орангутанами.

След оранг пендека (1915 г.)

Чтобы читатель лишний раз не ломал голову, уточним, что оранги кубу, о которых писал Марсден, и поныне живут на Суматре (по новой орфографии их имя пишется koeboe). Это племя аборигенов, которое заселило горные леса на юго-западе острова, то есть там, куда и поместил их в своем комментарии Марсден.

Что касается орангов гугу, то на первый взгляд их можно отнести непосредственно к орангутанам, так как жители Явы, по словам Бонтиуса, считают, что эти рыжие обезьяны умеют разговаривать, но скрывают это, чтобы их не заставляли работать.

Следы ноги (слева) и пальцев орангутана

Но одна вещь совершенно очевидна: ни те, ни другие не имеют хвоста. Правда мы знаем сегодня, что этот оранг сам по себе не служит признаком дикости. Но, думается, что Марко Поло не пришлось лично встречать антропоидных существ с длинными хвостами.

Более свежие упоминания о хвостатых суматранских людях также порождены слухами; они касаются небольших похожих на человека существ, покрытых шерстью, но передвигающихся на двух ногах. Как это напоминает таинственных цейлонских ниттаево!