Лучшее средство от любви - Галина Валентиновна Чередий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Согласна… эм-м-м… погрязнуть в пучине сиюминутного разврата с тобой, так что веди… куда там ты меня в первый раз звал? В логово порока, в общем.
— Мама дорогая, — закатил глаза Марк. — Патрик, «Поцелуй» же у нас вроде как безалкогольным задумывался?
— Так и есть, — кивнул с любопытством наблюдающий за нами бармен, явно не понявший половину слов, но, судя по смешливому блеску в темных глазах, уловивший основной смысл.
— Ясно, значит, кто-то просто уже перегулял. Белоснежка, а как насчет пойти в мое бунгало тут неподалеку, вместо… как его бишь там? Логова порока, ага, и уложить тебя в удобненькую постельку проспаться, а ни в каких пучинах не погрязать, тем более в сиюминутных. Как-то именно продолжительность меня особенно смущает.
— Нет, без разврата никак, — отрезала я. — Я решилась.
— Будешь жалеть потом.
— Куда же без этого. Конечно, буду, когда протрезвею и пойму, с кем предавалась гре… да тьфу же! С кем переспала!
— Не-а. Жалеть ты будешь о том, что, пьянь ты такая отчаянная, не запомнишь все в мельчайших подробностях. Но знаешь что? Я повторю на бис и завтра, и столько раз, сколько нужно, чтобы все запомнила. И да, плевал я на придурочное джентльменство. Пошли предаваться греху.
— А что, разве нельзя вызвать такси? — заканючила я, пройдя буквально десяток шагов и осознав, что ноги так и норовят подвернуться, да и вообще откровенно саботируют мое целеустремленное движение к познанию порока.
— Не-а. Тебе пройтись по свежему воздуху сейчас полезно, — ухмыльнулся мой билет в бездну неудержимой похоти.
— Вообще-то, я согласилась на старую добрую классику, ни о каком садизме с твоей стороны речь не шла, — возмущенно засопела, повисая на локте Марка после очередного выверта шпильки.
— Да что ж ты такая… морально неустойчивая, — подхватив меня после «надцатой» подряд попытки падения, Марк крякнул и взвалил мое безропотно повисшее на нем тело на плечо. Разумеется так, как это было удобно ему — то есть разместив свою роскош… скорее, упругу… ладно, просто крепкую мужскую задницу прямо перед моим носом. Ну, или наоборот — мой нос прямо напротив аппетит… короче, вот там. И как мне с ним теперь беседовать? Ой, какие классные ямочки. Можно я потрогаю? Я одним пальчиком всего!
— Эй, Белоснежка, ты решила начать практиковать мартимаклию?
— Что, прости?
— Ну, э-э-э, это такая разновидность эксгибиционизма, при которой человек возбуждается при мысли, что его половой акт с партнером могут увидеть другие, — пришлепнул меня мой носильник… э-э-э… потаскун… короче, тот, кто нес и тащил меня в неизвестное далеко. Ой, оказывается, когда тебя шлепают по попе — это прико-о-ольно.
— Не уверена. Пока. А к чему вопрос? — Я с интересом наблюдала за путешествием собственного пальца по категорически невозможно-привлекательным мужским полубулиям и за резво встающими по следу от ноготка светлыми волосками. Ух ты! Прям пэрсик, а не мужчинка!
— А вопрос к тому, что если ты сейчас же не угомонишь свои шаловливые ручонки, елозящие по моей, несомненно, чертовски привлекательной заднице, то этот опыт получишь прямо сейчас, — рыкнул носильник-потаскун.
— Морти… марти… А какой еще опыт ты можешь мне предложить? — поинтересовалась я у задницы, послушно уперев в нее руки и постаравшись там же расположить голову. Не. Неудобно. Волосы болтаются, мешают все как следует рассмотреть.
— Вообще-то, мы в принципе не обсуждали эти немаловажные, между прочим, подробности. Очень легкомысленно с твоей стороны. А вдруг я сейчас как накинусь на тебя, сверну крендельком, свяжу, кляпом рот заткну и давай издеваться по-всякому!
— Что-то мне подсказывает, что кляпа как раз не будет, — фыркнула я и вздрогнула. Конечно же, от вечерней прохлады, а не от предвкушения оказаться беспомощной и не способной отказаться от любого удовольствия, которое Марк захочет заставить меня испытать.
Ну и мыслишки у вас, мисс Полина Осипенкофф!
— То есть против крендельков и веревок ты ничего не имеешь?
— Не знаю, не пробовала. А ты?
— Разумно предположу, что рассказ о моем прежнем опыте может сейчас сыграть против меня, поэтому промолчу. И мы пришли. То есть я пришел. И тебя донес. Уф-ф, слазь, пушинка.
Марк слегка присел, и я стекла по его крепкой руке, неуверенно оглядываясь. Мы стояли перед входом в прелестный домик — вроде, здесь их принято называть бунгало — невысокий, покрытый какими-то то ли листьями, то ли камышами, стоящий в окружении буйной тропической растительности, от ярких красок которой у меня в очередной раз слегка закружилась голова. Входную дверь предваряла просторная веранда с беспорядочно, на первый взгляд, расставленной легкой плетеной ротанговой мебелью и полупрозрачными шторами типа льняных, что едва колыхались от вечернего бриза.
— Ух ты! Потрясающе! — искренне восхитилась я. Ну просто картинка с рекламного проспекта, ей-богу.
— Снимай уже свои ходули, — присел Марк передо мной на корточки, прежде чем мы ступили на настил террасы. — Теперь можно и босиком. Обопрись мне на плечи, алкодайверша ты моя.
— Мне кажется, или вы, сударь, пытаетесь меня устыдить? — с невсамделешной обидой поджала я губы.
— А? — встрепенулся Марк, отрываясь от созерцания вида, что ему открылся, когда он водрузил мою ступню в босоножке на свое колено. А что поделать, его рубашка была не намного длиннее моей юбки-провокации.
— Что вы, сударыня, и в мыслях не было. У меня на уме одни только разнузданные непристойности, так что взывать к вашей совести не в моих интересах. Наоборот, готов этой самой совести и морали спеть колыбельную.
Не торопясь расстегнуть ремешки, он провел легонько кончиками пальцев по своду моей стопы, пристально глядя теперь в глаза, точно убеждаясь, что я слежу за ним, едва ощутимо коснулся губами колена. Мой рваный вздох прозвучал слишком громко даже для меня самой, а со всей кожей, похоже, опять произошла некая волшебная метаморфоза. И не только с кожей. Со всеми нервными окончаниями, которые прямо-таки сделали стойку, устремив всю возможную чувствительность в места касаний Марка. А этот мерзавец, продолжая наблюдать за мной неотрывно, избавился от одной босоножки, но ногу не отпустил. Поставил опять себе на бедро, да так, что мои пальцы очутились в катастрофической близости от его паха, где уже совершенно отчетливо проявилось наличие у него живейшего интереса к… ну, очевидно, процессу избавления меня от обуви.
— Я слышал, хождение на таких высоких каблуках — настоящий подвиг для бедных женщин, — пробормотал он, начав вкрадчиво, я бы сказала, разминать мою ступню.
— Эм-м-м… — подвисла на этот раз я, не то что опираясь, а буквально наваливаясь ладонями на его плечи, потому
