Страшный зверь - Фридрих Незнанский

А сам, едва она вышла, завернул за угол дома, где видел ворота во внутренний двор, которые сейчас были открыты, и там разгружалась продуктовая машина. Турецкий по-хозяйски загнал машину в самый угол, закрыл ее и отправился через служебную дверь к любезной хозяйке, чтобы произвести с ней некоторые дополнительные расчеты: как-никак, машина, женщина… она поймет. Охотно поймет.

Так оно и вышло. Правда, хозяйка, которая не упустила возможности представиться «приятному гостю», и назвалась Елизаветой Семеновной, видно было, несколько огорчилась по поводу дамы, ожидающей гостя в холле. Кто ее знает, на что она рассчитывала! Но «Владимир Афанасьевич» намекнул ей, что у него в гостях действительно прямая его родственница, жена двоюродного брата, — он многозначительно уставился на Елизавету Семеновну в ожидании ее «полного понимания». А потом усмехнулся и добавил, что тот собирался не сегодня, так завтра подъехать за ней, а сам он, просто — Володя, не собирается в ближайшие дни покидать столь уютную и гостеприимную гостиницу, да еще с такой замечательной хозяйкой, и поэтому в дальнейшем все возможно… абсолютно все…

Его пронзительный взгляд, определенно «поплывший» от ее прямо-таки осязаемых южных прелестей, утвердил хозяйку в уверенности, что щедрый москвич не забудет своего обещания. Остальные же обстоятельства, в том числе и родственница, уже не имеют ни малейшего значения. И Елизавета Семеновна, просто — Лиза, охотно разрешила той даме, так уж и быть, переночевать в его номере, если ей больше негде. Ну, разумеется, она же прекрасно понимала, откуда эта «родственница», даже успела посмотреть на нее опытным взглядом и подумала, что вкус у москвича все-таки отменный, эффектная дамочка, откуда бы она ни прибыла в город, того стоила…

Александр, естественно, не стал огорчать Валю своими наблюдениями за мыслями хозяйки, а, приведя ее в свой номер, будничным тоном сообщил, что обо всем договорился, и, пока они здесь, она может чувствовать себя здесь совершенно свободно. И еще одна важная деталь: в присутствии посторонних очень желательно, чтобы она называла его Володей Демидовым, — это его имя по паспорту. Ну, а для тех, с кем он встретится немного спустя, он — по-прежнему Саша. У бедной Вали глаза «вылезли на лоб», но Александр, хмыкнув, показал ей документы, выписанные на Демидова Владимира Афанасьевича и с вклеенными фотографиями Александра Борисовича Турецкого. Подобные фокусы Валя действительно видела впервые и долго не могла прийти в себя, глядя на Сашу как на живое чудо.

Чтобы сразу вывести ее из этого состояния смешной прострации, он, уже, можно сказать, привычно, присел перед ней на корточки, прищурился, сжал ладонями ее щеки и сказал прямо из губ в губы, что на острые ощущения, к сожалению, им здесь рассчитывать не стоит. Но зато, молча, они могут вытворять все, что душе угодно. За исключением предосудительных поступков, за которые им самим потом было бы неудобно друг перед другом. К примеру, просто сладко целоваться — не предосудительно, но без всяких задних мыслей, исключительно, так сказать, по-родственному, раз уж ей выпало стать женой его двоюродного брата, о котором он, правда, никогда и не слыхивал… Но надо ж было дать Вале хоть какую-то свободу, раз уж она вырвалась из тисков жестких условностей!

Валя просто засверкала глазами от такого замечательного хулиганства, позабыв, что ей полагается выглядеть траурной и печальной. И, когда все-таки прорывалась эта мысль, она просто тихо «скисала», и Турецкий прекрасно понимал, что происходит в ее душе. И не смешил ее, старался сохранить серьезность, даже хмурился, когда следовало. Короче говоря, создавал для Вали необходимый фон, на котором ей не нужно было бы что-то выдумывать или тереть глаза луковицей.

А по поводу тех пресловутых материалов, добытых Герой, Саша сказал Вале, что как раз сегодня отправил их в Москву, чтобы ни для кого не создавать новой ненужной опасности.

— Когда же ты успел? — Валя ему не поверила, посчитала, что это у него «ложь во спасение».

— Когда? Хочешь подробный отчет? Пожалуйста. Я сегодня и на кладбище успел, и туда, куда срочно потребовалось следователю по особо важным делам, ясно, носик-курносик?

Он так ласково улыбался, что Валя окончательно успокоилась: видимо, эти документы, из-за которых разгорелся сыр-бор, ее крепко напрягали. А теперь с ними покончено, и она об этом знает, и честно ответит об их судьбе любому, кто ее спросит об этом, ну, к примеру, хоть и на том же кладбище. Вот и ладушки…

Конечно, понимал Александр Борисович, что, судя по блеску в глазах буквально тающей женщины, ему не удастся развеять подозрение у Фили с Николаем, будто у него с Валей так ничего и не было, решат, что он хочет утаить от их опытных взглядов очевидное. Что делать, тем более что познакомить их с Валей ему все равно необходимо. Ведь в «Глории» они так и не видели ее, не успели познакомиться, но о ней могла им, бог весть о чем, натрепаться Алевтина. Так что, наверное, лучше, чтоб они все-таки знали от него правду, а не строили веселые догадки. Ну, типа того, как юная жена, только что ставшая вдовой, отдается слишком настойчивому любовнику, но требует, чтобы тот действовал медленно и печально…

Тогда и на кладбище завтра они появятся, может, как случайные прохожие, либо старые знакомые семьи Молчановых, соседи Ксении Александровны, — какая разница, ведь не в пустоте живет человек! Пусть постоят в «толпе» провожающих, — там всего и народу-то вряд ли более десятка соберется. Заодно поглядят повнимательнее, кто из посторонних захочет обратить «пристальное внимание» на траурную церемонию. И «запечатлеют» их — скажем, на память. А потом, если действительно появится такая нужда, но не у своих, а у других провожающих, разумеется, то, чтобы не нарушать принятого на Руси обычая, можно будет посидеть часок-другой в каком-нибудь кафе и помянуть покойного добрым словом…

На сегодня же оставалась лишь одна встреча — с «агентами». Валя знала о ней, и этого достаточно, а после главного разговора с ними и обмена информацией, они отправятся в ресторанчик при гостинице, там она познакомится с ними. На нейтральной территории, так сказать.

Наискосок от номера Турецкого располагался небольшой холл с телевизором и низкими столиками и диванчиками, — очень удобный, но, главное, из него легко просматривались двери номера. В нем Александр Борисович и предложил посидеть Филиппу и Николаю. А Валентину он попросил ненадолго остаться в номере и не выходить из него, а лучше всего, полежать в ванне — дома ей было не до того. Он же зайдет за ней, и они отправятся обедать. Или ужинать, как угодно.

Проходя от хозяйки мимо дверей ресторана, он заглянул туда и приметил очень удобное местечко в углу, за раскидистой пальмой в бочке. И попросил «мэтра» зарезервировать этот столик за ним, мало ли, вдруг народ повалит? Вечер — самое время все для той же релаксации. Но сначала должен был состояться важный разговор о том, что в самые ближайшие дни предстоит сделать его коллегам и помощникам.

Выйдя из номера и попросив Валю запереть дверь на ключ, Турецкий увидел сидящих в холле Щербака с Агеевым. Перед Николаем на столике лежал небольшой кейс. Турецкий усмехнулся: молодец, предусмотрительный. Сам он вряд ли стал бы проверять «акулой» этот холл — на предмет «вредных насекомых», так называемых, «жучков». А Коля ничего не оставляет без внимания.

Увидев спокойные, даже равнодушные, лица, Александр не мог сдержать улыбки: всегда приятно видеть друзей, примчавшихся к тебе на помощь. А их помощь именно сейчас, в осложнившихся условиях, продиктованных необходимостью защищать двух женщин, была крайне желательна. Без них он ничего не смог бы сделать.

Поздоровались кивками так, будто расстались пять минут назад, и Александр Борисович сразу приступил к делу. Он передал Филе ключ от камеры хранения и рассказал про кошелку и про их с Валей вчерашний выход на улицу. Сыщики сдержанно посмеялись.

— А эта Валя… — начал Николай, но фразы не закончил.

— Она самая, — кивнул Турецкий. — Сегодня такое пережила! Она вам расскажет немного позже. А сейчас там, — он кивнул на свой номер, — она ванну принимает, отходит.

— От чего? — с интересом спросил Филипп. — Или от кого? — он хитро уставился на Александра и засмеялся негромко. Турецкий поддержал.

— Да бросьте вы, ребятки, о чем можно говорить в этой ситуации? Жалко ее, очень хороший человечек, умница, с удовольствием вас познакомлю. Завтра похороны, надо, чтоб она держалась.

— Ну, ты уж тоже постарайся, — поддел Филипп с серьезным выражением на лице, — не урони престиж нашей конторы и мужской чести.

— Он постарается, — репликой из фильма «Ко мне, Мухтар!» ответил за Турецкого Щербак. Хорошо, что не в присутствии Вали.

Турецкий рассмеялся: вот же черти, еще, как говорится, и не приехали толком, а уже все знают! Ну, Алька, попадет же тебе однажды за твой язычок! А с другой стороны, каждый защищает себя по-своему, и разве она не права? Увы, такова жизнь. Видно, мысли Александра были написаны на его лице, потому что и сыщики снова дружно рассмеялись. Но на этом веселье и закончилось.