Ветувьяр - Сия Кейс

прекрасная черта — он никогда не задавал лишних вопросов. Наверное, дело было в доверии, друг просто знал, что если Джеррет о чем-то просит, значит, это действительно важно.

— И что я ему скажу? Джер, как это будет выглядеть?

Джеррет все еще сжимал плечо друга, подыскивая хоть что-то, что смогло бы его убедить.

Не нашел. Потому что дверь столовой вновь открылась, и в коридоре показалось темно-синее платье Калисты. Все, что успел сделать адмирал, прежде чем погнаться за ней, это хлопнуть Престона по плечу и пожелать ему удачи.

Впрочем, ему самому удача бы тоже не помешала.

Калиста никуда не спешила — медленно плыла по коридору, даже не оборачиваясь на звук шагов позади. Джеррет нагнал ее быстро, преградив путь:

— Надо поговорить.

Хитрые серые глаза безучастно уставились на него, руки самодовольно сложились на груди — теперь перед ним была та самая Калиста, которую Джеррет знал всю жизнь, а не та безропотная кукла, коей он любовался в столовой.

— А разве есть, о чем? — Усмехнулась она, перекинув иссиня-черную косу толщиной практически в руку Джеррета через плечо.

— Есть. О твоем муженьке.

— Мне о нем нечего сказать. Особенно тебе, — Отступив в сторону, Калиста попыталась обойти Джеррета, но он вновь помешал ей, на этот раз оттеснив сестрицу к стене.

Должно быть, они с Тейвоном такие же разные, как Ремора с Калистой, хотя, если верить рассказам Эйдена с Престоном, девушки все же отличаются друг от друга больше.

Ремора — такая высокая, хрупкая, неприступная, словно выточенная изо льда, со своими снежно-белыми волосами и прямолинейным взглядом, и Калиста — маленькая, цепкая, хитрая, черноволосая, резкая. Джеррет не знал, с кем из них ему проще, но почему-то сейчас больше хотелось говорить с Реморой.

Она хотя бы способна понять, что связь Лукеллеса с Зиеконом — серьезная проблема.

— Что за дела у него с имперцами? — Нависнув над Калистой, прошипел Джеррет, — Отвечай!

— Отпусти меня, придурок! — Дернулась сестрица, и адмирал схватил ее за запястье, сжимая изо всех сил, — Мне больно!

Нехотя расцепив пальцы, Джеррет уперся рукой в стену рядом с головой Калисты:

— Говори!

— Я не знаю, идиот! — Сверкнула глазами Калиста.

— Я слышал, как эти торгаши трепались об имперском грузе, — Джеррет мотнул головой в сторону притихшего коридора, — Твой муженек — предатель, понимаешь!

— Я в этом даже не сомневалась, — Выплюнула ему в лицо сестрица, все еще пытаясь высвободиться.

— И что ты собираешься с этим делать?

— А разве я что-то могу? — Задрала голову она, — Я — его вещь.

В глазах сестрицы танцевало ледяное пламя — такое родное и знакомое, но в столовой на него не было и намека, словно Калиста становилась самой собой только в отсутствии мужа.

— И это говоришь мне ты!? — Удивился Джеррет, — Калиста, да что с тобой такое? Почему ты смирилась?

— А тебе-то какое дело? Возомнил себя моим братом? — Отодвинув его руку, Калиста выбралась на свободу, но сдвинулась всего на пару шагов, — Так ты опоздал, братец. Лет на двадцать…

Наверное, за то, что сделали они с Тейвоном, можно ненавидеть всю жизнь, и это будет правильно, но Джеррет почувствовал себя оскорбленным:

— Ты знала, на что идешь. Кирация…

— Требует жертв, я помню, — Кивнула Калиста, — И я такая жертва. Так чего ты теперь от меня хочешь, братец?

Теперь сам Джеррет чувствовал себя прижатым к стене. Он не знал, что сказать, не знал, что делать дальше, но оставлять все, как есть, он не имел права.

— Прошу, Кэли, — Не поднимая на нее глаз, прошептал он, — Дай мне поговорить с Реморой.

— Надо же, вспомнил мое прозвище… — Рассмеялась она, — Чем еще удивишь? Может, мне позвать художника, пусть запечатлеет этот момент — адмирал Флетчер на коленях умоляет стервозную сестрицу ему помочь!

— Почему ты такой стала? — Уставившись в стену, вымолвил Джеррет.

— Не стала. Меня такой сделали. Вы с Тейвоном, — Холодно отозвалась она.

Джеррет старался не вспоминать ничего из тех безумных дней, но воспоминания — вещь препротивная: лезут в голову как раз тогда, когда их меньше всего желаешь видеть.

В зале было темно — только на столе, заваленном бумагами, горела парочка свеч, да из окна лезла слабая луна. Девятнадцать лет назад тронный зал был не таким, как сейчас — Ремора решила все там поменять, заменила шторы, гобелены и даже, кажется, обивку мебели — тогда в нем было холоднее и мрачнее, или это только так казалось из-за того разговора, который велся под его сводами?

Джеррету хотелось бежать, но он сидел на месте, съеживаясь под пристальным взглядом то Геллиуса, то отцовских советников, то — что было хуже всего — Шерода Лукеллеса. Ему даже не потрудились ничего объяснить, и юноше приходилось складывать те жалкие обрывки, которые он слышал, воедино, чтобы понять, что происходит вокруг.

Как же невовремя отведенный Тейвону год подошел к концу! Сейчас даже сам Джеррет с радостью отдал несколько дней своей жизни ветувьяру, лишь бы не копаться во всех проблемах королевства самому, но Геллиус настоял, что ему, как будущему защитнику страны и трона, тоже необходимо принимать участие в жизни Кирации.

В тот день все вокруг смотрели на него с надеждой, а Джеррет отдал бы все, чтобы исчезнуть. И ведь все решения уже были приняты до него, оставалось лишь последнее слово и подпись в королевском указе — так ее мог нацарапать кто угодно!

На него смотрели все, а юноша избегал взглядом Калисту. Единственное, что ему успели объяснить, это то, что сестру выдают замуж, и что ее жених заплатит огромные деньги, тем самым пополнив опустевшую казну. Слова “нет”, как и пути назад уже не было, но при виде Лукеллеса Джеррета бросило в дрожь от одной только мысли, что для спасения Кирации Калисте придется делить с этой очеловеченной свиньей брачное ложе.

Наверное, сестра увидела эти мысли на его лице, поняла что-то, чего не понял даже он сам, но в ее взгляде — обыкновенно таком хитром, ленивом и наглом — он в первый и последний раз заметил надежду. И надеялась Калиста на него. Должно быть, она верила, что ему хватит сил на то, на что не хватило смелости у Тейвона — отказаться. Попробовать найти другой выход.

Что-то, наверное к счастью, успело стереться из памяти с тех пор — Джеррет не помнил, что говорил Геллиус с советниками, о чем тарахтел сам Лукеллес и долго ли они тогда просидели. Он лишь помнил, что Калиста все время молчала, изредка поднимая глаза на слабака-братца, и что он сам тогда,