Брак по-арабски. Моя невероятная жизнь в Египте - Натали Гагарина

Я ложилась нагишом на кровать и опускала ноги в таз с водой, где плавали кусочки льда из морозилки. Но когда вода в тазу становилась теплой, я просыпалась и снова шла за льдом. Ночью мне снились кошмары, я перестала нормально спать. На улицу мы не выходили – даже мысли такой не было. Иногда мне казалось, что мой ребенок умирает от перегрева, и я вскакивала и брала его на руки, прижимала к своему горячему телу.

Кондиционер реально спасал. Если б не он, я бы не выжила.

Всего два раза за все лето нам удалось съездить к морю в Александрию. Там на вилле Ферузы был просто рай. Именно тогда я решила во что бы то ни стало переехать из адского Каира в райскую Александрию.

Поначалу Алекс и слышать не хотел об этом. В Каире у него была интересная работа, заработок, позволяющий жить не слишком роскошно по меркам египетских богачей, но вполне шикарно – по нашим запросам. Вся политическая жизнь Алекса тоже была здесь: штаб-квартира организации «Братья-мусульмане» располагалась в Каире.

Я этим как-то не интересовалась. Во-первых, принадлежность к какой-либо партии сама по себе казалась мне делом нудным и вполне банальным. Во-вторых, я просто не понимала в то время ни политики, ни партийной системы Египта – пока еще чужой страны. И соответственно, не представляла себе, какие опасности могут грозить моему мужу и всей нашей семье.

Но пожалуй, главным препятствием переезда в Александрию была Зейнаб. Она ни за что не хотела покидать свою квартиру, где ей очень нравилось жить и где все было родным и памятным. Оставлять ее одну без помощи и присмотра было невозможно.

Купить новое жилье для семьи в Александрии нам было не на что. Наша свадьба стоила как новый «Мерседес» представительского класса. Небольшие сбережения Алекса лежали в Каирском Сити-банке и были неприкосновенны.

Когда я поняла, что в ближайшее время мы никуда не переедем, меня стало мучать желание уехать в Россию хотя бы до осени. Своим нытьем я порой доводила мужа до белого каления.

И когда, казалось, он уже был готов отпустить меня в Калининград, случилось несчастье.

Горе пришло неожиданно и перевернуло нашу жизнь.

Смерть и похороны Зейнаб

Однажды Карина забежала ко мне узнать новости, поболтать, посплетничать и выпить вместе кофе, как это у нас было принято. Она принесла красивую погремушку для Бориса и горячие булочки с маком для нас. Малыш ни с того ни с сего расплакался, и я никак не могла успокоить его. Зейнаб взяла мальчика на руки и вышла с ним на балкон, напевая что-то по-арабски. Я разлила кофе по чашечкам. В это время зазвонил телефон, и я вышла, чтобы взять трубку. Алекс интересовался, как у нас дела. Я сообщила ему, что Борис все утро плачет, может, его беспокоит животик, а в остальном все нормально. В это время Карина быстро капнула отраву в мою чашку.

Выйдя на балкон, я спросила Зейнаб, не принести ли ей кофе. Она сказала, что выпила бы, но не горячего. Так как мой уже остыл, я взяла свою чашечку и отнесла ее свекрови. Налив себе свежего, я плюхнулась в кресло поболтать с Кариной.

Бледная соседка держала свою чашку трясущимися руками и, казалось, совсем не слушала меня. Допив кофе залпом, она убежала домой, сославшись на неотложные дела. Я поругала себя за то, что, возможно, обидела подругу невниманием, поэтому она убежала, даже не поговорив со мной, – но быстро забыла об этом: Борис капризничал, и у меня все валилось из рук.

Алекс приехал на обед вовремя, купив по пути свежих фруктов – как мне нравилась его забота!

За обедом свекровь пожаловалась сыну, что соседка постоянно у нас сидит, из-за нее мне некогда заботиться о ребенке. Я попробовала возразить, объяснить, что Карина – моя единственная подруга в Египте, но Зейнаб решила, что Борису не хватает мамы и он плачет из-за этого.

Алексу было невыносимо тяжело слушать это: сын стал для него самым важным человеком. Все должно было крутиться вокруг Бориса. Никто и ничто не должно было получать больше внимания, чем его сын. Алекс строго посмотрел на меня:

– Сонсон, я запрещаю Карине появляться у нас. Занимайся ребенком, а не подругой.

– Хорошо. Я поняла. Но сказать ей это должен ты. Сам запрети ей к нам приходить.

– Я сделаю это, – кивнул Алекс и, повернувшись к матери, повторил: – Я сделаю это, мама.

После обеда мама ушла отдыхать, довольная разговором.

Накормив своих мужчин, я уложила их спать на нашу широкую кровать. Затем убрала со стола посуду и, загрузив ее в посудомоечную машину, тоже прилегла и благополучно уснула.

В пять часов дня мулла возвестил о молитве. Проснувшись, мы пощекотали развеселившегося Бориса и пошли пить чай. Я расставляла чашки, муж заваривал нашу любимую «Кению», а Борис, обложенный подушками, лежал голышом в детском кресле и болтал ногами.

Алекс позвал маму. Она не отозвалась.

Войдя к ней в комнату, он обнаружил маму мертвой.

Поскольку Зейнаб умерла после заката солнца, после вечерней молитвы, у нас было достаточно времени, чтобы оповестить всех родственников. Хоронили маму на следующий полдень.

Я не могла осознать происходящего – все менялось слишком быстро и как во сне.

На похороны и поминальную молитву приехали родные, многих из которых я видела на свадьбе. Первой, естественно, появилась Феруза со всей семьей. Мамлюки приехали без детей, только Эльхам и Камис.

С вечера и всю ночь двери нашей квартиры не закрывались. Алекс отдавал распоряжения по телефону, уезжал, приезжал, действуя быстро и четко. Похоронные службы в Каире работали круглосуточно и безупречно.

Тело Зейнаб готовили к похоронам. Я впервые в жизни видела это. Родственницы, пожилые мусульманки, мыли тело долго и тщательно, несколько раз меняя воду и мыло. Я не могла вспомнить, чтобы свекровь при жизни мылась столь тщательно, как сейчас очищали ее тело. Для этого привезли специальную пластиковую ванну и все необходимые принадлежности для погребения. Хорошо, что в ванной комнате было достаточно места...

После омовения тело долго натирали душистым арабским маслом.

Волосы расчесали каким-то специальным гребешком, и я впервые увидела волосы свекрови. Они оказались черными, как египетская ночь, почти без седины, и длинными, как Нил. Я никогда в жизни не видела таких длинных волос – пожалуй, при жизни они закрывали колени Зейнаб. Потрясающе! Их концы прикрепили к тонкому гибкому жгуту и скатали снизу вверх, а потом закрепили вокруг головы, как корону, затем плотно повязали белый хиджаб и закрепили вуаль. Тело туго обернули несколько раз белым, плотным покрывалом, концы его скололи золотыми булавками. Получилась мумия. Затем сверху на голову моей покойной свекрови надели еще одно покрывало, с вышивкой по краям, и оно стало последним облачением Зейнаб.