Записки военного альпиниста. От ленинградских шпилей до вершин Кавказа 1941–1945 - Михаил Бобров

Позднее у Оли было еще падение на куполе собора Николы Морского. Но она терпела боль и продолжала работать. О переломах грудных и крестцовых позвонков Оля узнала лишь после войны. Зашивала чехлы Оля, которой Таня подавала с балкона все необходимое. Таню Визель Оля с Шестаковым жалели, потому что сердечко у нее еще до войны было не в порядке. Таня только страховала, наверх не лазила. Но подсобницей оказалась прекрасной. Хорошо знала все приемы. Оля с ней могла даже не переговариваться, хотя обычно их разделяло расстояние метров в тридцать. Уличные шумы мешали, и Оля с Таней все переговоры осуществляли веревками. Со страховкой Тани Оля чувствовала себя на высоте спокойно. И в обстрелы, и в бомбежку ничего ей не нужно было говорить, никаких давать указаний.

Затем бригада маскировала купола собора Николы Морского, восстанавливала маскировку Инженерного замка. Шестакова отвлекали несколько раз на репетиции Седьмой симфонии Д.Д. Шостаковича, а 9 августа 1942 года он в составе оркестра играл на знаменитом концерте в филармонии. Расскажу об этом несколько подробнее.

27 декабря 1941 года композитор Дмитрий Дмитриевич Шостакович закончил работу над Седьмой симфонией. Как удавалось творить в условиях блокады? На этот вопрос ответил поэт Николай Тихонов: «Сам город стал явлением, обнажающим свою непобедимую природу борца. Все его революционные легенды оделись плотью. Почти симфонический гром канонады, визг летящих бомб и зарево, освещавшее мертвое пространство ночей, – все окружение было так величественно, что добавлять лишнее казалось кощунственным…» Впервые симфонию исполнили 5 марта 1942 года в городе Куйбышеве, а в мае самолет доставил партитуру в Ленинград. Оставшиеся в живых музыканты Ленинградского радиокомитета во главе с дирижером Карлом Ильичом Элиасбергом начали готовиться к первому исполнению Седьмой симфонии.

Стали искать оркестрантов. Элиасберг знал, кто на каком фронте находился. Двадцать бойцов Ленинградского фронта были отозваны из своих частей. Каждому из военных музыкантов выдали удостоверение, текст которого гласил: «Прикомандирован к Ленинградскому радиокомитету, в симфонический оркестр Карла Ильича Элиасберга для исполнения Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича».

По подсказке Элиасберга отозвали из части виолончелиста Михаила Шестакова. Его включили в состав оркестра, а в дневное время отпускали на маскировочные работы на соборе Николы Морского. Объем работ здесь оказался огромным. Необходимо было полностью снять обветшавшую, рваную маскировку и произвести новую. Шестаков предложил поработать подсобником виолончелисту симфонического оркестра Андрею Сафонову. Тот был еще крепким мужчиной, хотя и пережил дистрофию. Сафонов никогда не занимался альпинизмом, он помогал верхолазам чисто по-товарищески, на подстраховке. Теперь их бригада состояла из четырех человек. Наверху в основном работали вдвоем Шестаков и Фирсова, а внизу подсобниками – Таня Визель и Андрей Сафонов.

9 августа 1942 года в Большом зале филармонии впервые в блокадном городе прозвучала симфония, сразу же ставшая образцом стойкости и мужества ленинградцев. Все присутствующие испытывали необычайное воодушевление от исполнения в осажденном городе этого изумительного по своей силе и красоте произведения. Ольга и Татьяна также находились на концерте, а трансляция по радио шла не только на Ленинград и Москву, ее слушали жители Стокгольма и Лондона.

У меня дома хранится программка того памятного блокадного концерта, подаренная мне Михаилом Шестаковым. Там значатся фамилии Сафонова и Шестакова – как исполнителей. Я горжусь своими друзьями, которые приняли участие в этом историческом концерте. На программке блокадного концерта есть слова Дмитрия Дмитриевича Шостаковича: «Нашей борьбе с фашизмом, нашей грядущей победе над врагом, моему родному городу посвящаю я Седьмую симфонию».

Михаил и Андрей рассказывали: «Маскируя купол Никольского собора под бомбежкой и обстрелом, мы смотрели на раскинувшийся внизу героический город – борющийся, дышащий отвагой Ленинград, и нам казалось, что Седьмая симфония продолжает звучать…»

Собор сильно бомбили и обстреливали. Была разрушена его южная часть, повалены деревья. Гибли прихожане. Но в соборе продолжал жить и работать митрополит Алексий, любимый жителями города.

Маскировщиков часто отвлекали на различные работы: на раскопки разрушенных домов, поиски людей в завалах. Однако чаще всего их привлекали по-прежнему на обмеры зданий Таврического дворца, Александрийского театра, особняков Демидова и Кочубея, Алексан-дро-Невской лавры, дворца в Гатчине и других.

Вот случай, о котором рассказала мне Ольга Афанасьевна Фирсова.

«Помню, нам предстояло снять человека с пятого этажа разбомбленного дома на улице Белинского. Дом был разрушен бомбой накануне. Вперемешку – кирпичи, окна, двери, промежуточные стены. Подошла пожарная машина с автоматической короткой лесенкой. Меня подсадили на третий этаж оставшейся стены, торчавшей как скала. Сказали: «Там человек сидит наверху». Забралась я наверх. Увидела: сохранился угол пола комнаты, в углу стул, на котором сидит человек. А дальше – обрыв. В любой момент этот стул с полом могли рухнуть вниз. В таком положении человек провел всю ночь и день. По противоположной стене, верхом, сбрасывая по пути разрушенные кирпичи, я двинулась на вторую стену, в конце которой сидел этот мужчина.

Добравшись до того угла, я решила выяснить, жив ли он. Спустила сверху карабин на репшнуре, дотронулась им до человека. Никакой реакции. Чтобы обвязать его, мне нужна была страховка. Я не знала, выдержит ли меня угол сохранившегося пола, где стоял стул. Поэтому Таня перешла на наружную сторону этой стены и страховала меня. Как только спустили того человека, его сразу же увезли на машине. Сказали, что находился в глубоком шоке…»

После смерти мамы Ольга не могла оставаться одна в трехкомнатной квартире и решила вернуться к занятиям музыкой… Откуда брались силы, чтобы, придя после работы домой и проглотив что-то горячее (кипяток или подкрашенный чай), переодеться не в рабочее, а, как все работники искусств, в выходное платье и идти пешком на Фонтанку, 90, в военно-пересыльный пункт, в котором формировались воинские части после госпиталя? Какое надо было иметь желание! В ВПП Ленинградского фронта направляли всех, кого вылечили в госпиталях. Оля готовила с персоналом концертную программу для уходящих на фронт бойцов. Два-три раза в неделю она ходила на Фонтанку после маскировочных работ, чтобы заниматься музыкой. Ольга Афанасьевна вспоминала:

«Помещение было теплое. Я набиралась сил, как бы стараясь взять тепла про запас. Но руки, застывшие на работе в этих брезентовых рукавицах. Я думала даже, что не смогу уже играть на рояле. Но я играла, и, вероятно, играла прилично. Как это получалось?! Возвращаясь к прошлому, понимаю, что фактически в моей музыкальной профессиональной работе перерыв был очень недолгим. Уже с ноября сорок второго я продолжала музыкальную работу в Доме культуры промкооперации (впоследствии – Дворец культуры имени Ленсовета). Параллельно я занималась в военном госпитале на улице Скороходова.