Муранча - Руслан Мельников

В переходе с Ворошиловской на синюю ветку шел бой. Оттуда доносилась стрельба. Короткие автоматные очереди и ружейное буханье…

А из «театрального» туннеля все напирали и напирали люди, которым не нашлось места на станции.

Илья устал. Нет, не от долгого перехода под землей. После длительного отшельничества его гораздо больше утомляло другое. Слишком много было впечатлений, встреч, промелькнувших лиц и услышанных голосов. Лица мельтешили, как в безумном хороводе, крикливая толпа не умолкала ни на миг. Живая река кружила вокруг Ильи и подхватывала его. Тянула то туда, то сюда.

Безумно хотелось спрятаться от всего этого, забиться куда-нибудь в уголок, побыть одному и спокойно поговорить с Оленькой и Сергейкой. Но спрятаться было негде, и одиночество казалось таким недостижимым. А вместо родных голосов жены и сына звучали совсем другие голоса.

Было шумно и скверно.

Сознание выхватывало обрывки разговоров, не успевая их даже толком переварить.

— …Вот ублюдки синие, а! У них, слышь, говорят, уже готово все было для взрыва. Хорошо, погранцы наши вовремя засекли возню в переходе. Шуганули жукоедов, сами в бой ввязались. Потом подмога подоспела…

— Ага, только что-то проку пока нет. «Синих» никак оттеснить не могут.

— А чего ты хотел? У них за переходом тоже блокпост стоит. Его в лоб штурмовать приходится. Все силы туда бросили. Буденовцев на помощь позвали. Даже заслоны из «театрального» туннеля отвели.

— А вот это зря! Вон сколько швали сразу привалило…

Толпа оттеснила Илью в сторону. В уши назойливо лезли новые голоса:

— …Интересно, а откуда у жукоедов взрывчатка?

— Нашли где-нибудь или сами сделали. Им ведь много не надо. Переход разрушить — это не то, что туннель завалить, Там и так все на соплях держится. В потолке во-о-т такенные трещины. Не знаешь, что ли?

— Да знаю, знаю! Блин, неужели наши тоже не могли взорвать театральный перегон?! Все проблемы сразу бы решились. И с беженцами, и с муранчой этой долбанной.

— Не могли, конечно. Диаспорские всю взрывчатку на ветке скупили. А потом аэропортовским перепродали. Да даже если бы у нас и была взрывчатка — что с того? Мы же не на Аэропорте живем. Это там рвать туннели можно. А здесь Дон рядом, грунтовые воды близко. Разрушишь один туннель — всю линию затопит на хрен! Жукоедам-то хорошо. У них ветка выше нашей. К ним, если что, вода не пойдет…

И этот разговор Илья тоже до конца не дослушал. Очередное движение толпы увлекло его к переходу, откуда звучали выстрелы. Что ж, Оленька и Сергейка советовали ему уходить на синюю ветку. А плохого они советовать не станут. Да и вообще, Илья мечтал сейчас только об одном: свалить поскорее хоть куда-нибудь из этой осточертевшей уже толчеи и давки.

— …На улицах жуть что творится. — Ухо опять выцепило из общего гула голосов чей-то голос. — У меня знакомый в охране на гермоворотах служит. А у них там смотровая щель с бронестеклом есть — кое-что увидеть можно. В общем, он рассказал, что видел…

— И чего?

— Все кишмя кишит. Муранча дома облепила. Порхает из окна в окно. Вся Садовая шевелится как живая. Короче, форменный муравейник твари из города устроили. Копошатся везде. Зелень всю срезали. То ли жрут ее, то ли запасают впрок. Деревья под корень валят, как бобры. Двери в подъездах заваливают. Машины таскают туда-сюда. Мутантов дохлых носят. Трупы людей тоже вроде видели. Правда, в них и людей уже узнать трудно.

— А где муранча людей-то берет?

— Откуда я знаю? Может, сталкеров отловила, которые на станции вернуться не успели. А может, из метро уже добычу выковыривает потихоньку…

Толпа сжимала со всех сторон, толкалась, отдавливала ноги. И заставляла слушать то, чего слушать совсем не хотелось.

— А я вот слышал, муранчу огнем отпугнули, и она уже уходит из метро…

— Ага, ты больше уши развешивай. Ушла бы муранча, театралы, диаспорские и сельмашевцы сюда бы не лезли.

— Но ведь говорят же…

— А мне другое говорили. Будто гермоворота, которые выходят с Буденовской на вокзальную эстакаду, еле-еле держатся. Муранча их вот-вот с корнем выворотит.

— Да не-е, врут, там крепкие ворота.

— А почему тогда здесь столько буденовских?

— М-м-м…

— Вот то-то же! Как с двух сторон муранча попрет — самое веселье и начнется. Вся надежда только на синюю ветку и на подземелья жукоедов. Когда переход зачистят, надо, короче, сразу туда ломиться. Чтоб первыми успеть…

Плотная человеческая масса выдавила Илью почти к самому переходу. Раньше здесь была погранично-торговая зона. Опасная, но выгодная настолько, что ни красная, ни синяя ветки не были заинтересованы в окончательном отделении друг от друга. Обитателям метро нужна была хотя бы одна точка соприкосновения, не требующая выхода на поверхность.

Поставив по обе стороны перехода блокпосты, «красные» и «синие» за плату впускали сюда своих торговцев и сталкеров, а затем взимали таможенные сборы с выносимых товаров. Так что при всей своей нелюбви к жукоедам ворошиловцы всячески пестовали и лелеяли здешнюю коммерцию.

В переходе можно было по дешевке приобрести у «синих» добытое на поверхности барахло, а затем перепродать его в полтора-два раза дороже на диаспорских рынках. Чем и пользовались некоторые предприимчивые дельцы, сами никогда не поднимавшиеся наверх, но имевшие при этом постоянно пополняемый ассортимент. Впрочем, с таким же успехом в переходе между ветками можно было лишиться и товара, и ликвидных платежных средств, и головы. Здешняя торговля нередко заканчивалась массовыми драками, поножовщиной и стрельбой. Тогда погранцам с обеих сторон приходилось силой наводить порядок.

Но сейчас, разумеется, никакой торговлей в переходе не пахло. Сейчас там гремели выстрелы.

На ступеньках перед пограничным блокпостом стояло оцепление. Автоматчики-ворошиловцы не пропускали никого.

— Нельзя. Идет боевая операция… — монотонно твердили они.

Тех, до кого не доходили слова, со ступенек спихивали прикладами. И судя по суровым лицам автоматчиков, при необходимости они готовы были открыть по толпе огонь на поражение.

Оцепление расступалось лишь для того, чтобы пропустить подкрепление и перед медиками, вытаскивавшими из перехода раненых. Перевязанных, стонущих и обколотых промедолом бойцов оставляли здесь же, на ступенях.

Оцепление казалось неприступным. Но лишь до тех пор, пока…

— Му-ран-ча-а-а!!! — раздался чей-то пронзительный вопль.

Крик донесся со стороны «театрального» туннеля.

— Муранча! Муранча! Муранча! — тут же подхватили десятки глоток.

— А-а-а! — Дикое, нечеловеческое, звериное неслось из глубин туннеля.

Там кто-то уже открыл беспорядочную стрельбу.

Взволнованные, перепуганные до смерти беженцы, которые никак не могли втиснуться из туннеля на переполненную станцию, начали напирать с удвоенной силой.

Давка стала сильнее. Теснота — невыносимой. Было ясно: людей выдавливает из туннеля уже не только страх. Смерть — тоже. Смерть близкая, неотвратимая и страшная. Смерть, у которой было имя.

— Муранча! Муранча! Муранча! — не умолкали истошные крики.

А кто-то уже кричал от боли. Муранча наступала.

Что ж, огненная баррикада не могла сдерживать тварей вечно. Рано или поздно огромный костер в туннеле между Карла Маркса и Театральной должен был потухнуть. Вот он и потух. Мутанты прошли сквозь дым, перелетели через угасающие угли и дорвались-таки до добычи. От Ворошиловской их теперь отделял последний заслон. Плотный заслон из живых людей, которых прямо сейчас пожирала муранча.

Илье показалось, что сквозь крики беженцев он уже различает доносящееся из трубы туннеля зловещее эхо: «Чири-хи-чири-хи. Чири-хи-чири-хи…»

У входа на «Ворошиловку» толпа судорожно дергалась, словно сокращающиеся в спазмах мышцы. Люди лезли из туннеля по головам друг друга, люди давили и затаптывали друг друга насмерть. Волна боли и страха быстро распространялась по всему человеческому морю, заполнявшему станцию.

— На синюю-у-у-у! — взвыл кто-то.

— Синюу-ю-у-у!

— У-у-ю-у-у!

Многоголосый вой прокатился по Ворошиловской. Станция обезумела окончательно. Паника полностью овладела людьми, не оставив больше места для других чувств и мыслей.

Толпа ринулась к переходу на синюю ветку.

— Назад! — Бойцы оцепления открыли огонь.

Однако остановить живой вал они уже не могли.

Автоматные очереди, прогремевшие на Ворошиловской, смешались со стрельбой в переходе и в «театральном» туннеле. Кто-то палил из толпы по оцеплению.

Сплошная масса человеческих тел захлестнула ступени, растоптала раненых…

Расстреливаемые в упор люди не успевали упасть. Напор задних рядов выносил их вперед и наверх, где мертвые становились пулеуловительным щитом для живых. Щитом и тараном одновременно.