Петру Гроза - Феодосий Константинович Видрашку

Иосифа объехать владения, лично посмотреть, что делают подданные. Заботливая мать, чтобы сделать как можно приятнее путешествие своего сына, задолго до его отъезда из Вены отдала приказ, чтобы на всех дорогах, по которым проедет сын, были убраны трупы повешенных, колесованных или посаженных на кол для устрашения. Пронесся слух среди крестьян, что едет к ним сам принц. Они думали, что он и Мария-Терезия ничего не знают о произволе местных властей, и писали прошения, в которых рассказывали, как им трудно живется, просили смилостивиться, облегчить их страдания и муки. Сто девяносто раз по тысяче прошений было протянуто на дорогах принцу Иосифу. Ему нужен был целый транспорт, чтобы увезти эти бумаги к себе во дворец в Вену. Но бумаги так бумагами и остались, принц никакого облегчения не принес. Только приказал забрать мужиков в армию, чтобы замкнуть границу с Турцией. Немного времени прошло, и пришла весть, что скончалась императрица Мария-Терезия. И подумали тогда крестьяне, что добрый принц, оказавший им честь своим приездом, прочитает их прошения, подарит им свободу, хорошую жизнь. И снарядили они к нему в Вену своих лучших людей под началом мудрого и смелого крестьянина из села Албак по имени Николай Урсу, а по прозвищу Хория. Ему было уже пятьдесят четыре года. Крестьяне набили мешки новыми жалобами и вышли на большой тракт к Вене, пешком пошли.

Четыре раза водил Хория крестьян в Вену, четыре раза выкладывали они бумаги из своих мешков к ногам молодого императора. «Одна надежда на вас, ваше величество», — писали крестьяне.

Перед пасхой 1784 года император принял Хорию вместе с другими крестьянами и обещал облегчение. Он дал приказ расследовать все жалобы. Но приказ остался приказом. Хория ждал, ждал, а потом и ждать надоело. Он стал говорить, что император приказал трансильванским властям облегчить гнет, а здесь не слушаются его, не хотят повиноваться доброму императору, поэтому крестьянам самим надо наказать дворян. Как это они посмели ослушаться императора! И Хория нашел себе сильных товарищей, таких же смелых и бесстрашных, как и он сам. Одного звали Ион Оарга, по прозвищу Клошка, а другого звали Георгие Кришан.

И все началось с ярмарки в Браде. Была осень, конец октября, и па базаре собралось много народу. Хория послал весть, что он привез приказ от императора из Вены и зовет народ в воскресенье собраться в село Местякэн, он там огласит этот приказ. Когда забил колокол церкви села Местякэн, как весенние ручейки, начал стекаться народ, чтобы услышать слово императора. Кришан сказал, что император повелел освободить крестьян от рабства, а местные дворяне и власти слышать не хотят, они не желают повиноваться императору. Поэтому надо всем следовать в город Алба Юлию, взять оружие и силой заставить дворян выполнить приказ императора.

Так поднялся народ против властей, и пламя пожаров заполыхало по всем селам и деревням. А тут оказалось, что император не давал никакого приказа об освобождении. Дворяне всего края попрятались в крепость Деву. А император послал им на выручку свои войска. Они окружили крестьян, полонили их, заставили выкопать своими руками огромную яму на окраине Девы, а потом саблями отрубили им головы. Никто не знает, сколько крестьян погибло, не сосчитать черепов, но, куда ни копнешь, на сто верст вокруг — всюду белые кости.

— А Хория? — спросил молча слушавший мальчик.

— Хория? Да, его ждала самая страшная казнь. Никто не думал, что его, человека, с которым разговаривал сам император, будут казнить такой страшной казнью. Его и Клошку судили в Алба Юлии и решили колесовать. Крестьяне не верили, что власти могут поймать Хорию. А они поймали и решили протащить закованного в тяжелые кандалы долгие сотни верст от Алба Юлии до Девы и потом обратно, так, чтобы люди видели и слух об этом разнесся. Потом собрали на площади в Алба Юлии шесть тысяч человек из четырехсот девятнадцати сел, и началось колесование. На высокий помост поставили большое колесо. Около него — два палача. Подняли сначала Клошку. Чтобы казнить его на глазах у Хории. Перебили ему руки, ноги. А потом так же Хорию. Со сломанными руками и ногами Хория крикнул последние свои слова: «Умираю за народ!» Палачи разрубили их тела на четыре части и потащили эти страшные обрубки по всем дорогам страны — для устрашения народа.

— А Кришан?

— Есть люди, Петруц, смелые вначале, а потом они не выдерживают боли, не выдерживают мук. Они сами себя ломают. Так и Кришан. В тюрьме Алба Юлии он потерялся, ему стало страшно, что его будут колесовать. Он отвязал онучи от своих лаптей и удавился…

Это была не сказка, а страшная быль. Такого еще никогда не рассказывала ему тетушка Асинефта.

Петру Гроза только потом поймет, почему рассказала ему тетушка эти были. А тогда он по-детски наивно спросил:

— А бог?

— Что ты спрашиваешь?

— Бог, спрашиваю, где в это время был бог?

— Он всегда там. — Она показала на небо. — Он вое видел и все слышал. Он все рассудит…

— Когда? — совсем по-взрослому спросил Петруц.

Молча ушел тогда спать Петруц. Он хорошо помнит, что была темная ночь и перед ним все вертелось и вертелось то колесо, которое убило вождей крестьянского восстания. На протяжении всей жизни спицы этого чудовищного колеса часто мелькали перед взором Грозы, он пытался сквозь них разглядеть, что же кругом делается, думал над тем, как остановить ход этого колеса, как спасти от него людей.

Не раз он возвращался мысленно к тем далеким дням, когда тетушка Асинефта рассказывала ему о пронесшихся над этим краем крестьянских восстаниях. Однажды он искал в старом отцовском доме какие-то бумаги и в глубине орехового комода обнаружил целую стопку пожелтевших ученических тетрадей. В тетрадях оказались стихи. Мелкие, четкие буквы складывались в аккуратные строчки песен, слышанных им из уст тетушки в конце прошлого века. Петру Гроза не мог оторваться от этих простых и добрых строк. Асинефта вырастила троих мальчиков-сирот, заменила им мать. Когда же выбирала она время еще и для стихов?

Строка к строке собрал Петру стихи, с помощью друга, литературного критика, отобрал лучшее, озаглавил «Тайные сокровища», написал предисловие.

«Слово племянника.

Прошло тридцать лет с тех пор, как взрослые отправились в Клуж за «правдой». И они не добыли ее во время процесса «Меморандума». Мы, маленькие, собирались вокруг вас и при свете вечернего огня, который потрескивал в печке, слушали сказки об угнетенном народе и пели вместе с вами песни надежды.

Часто вспоминаю, как прижимались мы к