Смерть и креативный директор - Рина Осинкина

Хотя напрасно она беспокоится. Для разговора с прислугой Михеев без колебания направил ее сюда, разве он мог ошибиться?

Возможно, бумажки с печатями самовольно содраны, и кулинар не только кулинарит, но и одежду хозяйскую починяет, но и сорочки отглаживает на большой гладильной доске, чем сейчас и занят в дальней по коридору комнате.

Если так, их знакомство будет весьма кстати – Николя у нее тоже числится в подозреваемых. «Легенда» у Звягиной железо-бетонная, прикрытие, в лице майора МВД, еще более надежное, поговорит с поваром, вопросы дежурные ему задаст, осматривая с непринужденным видом интерьер, и отбудет восвояси, не забыв зайти в санузел на первом этаже и забрести, как бы по ошибке, в просторный пищеблок, который стена в стену с туалетом.

Бумажной ленты с казенными печатями на двери кастелянской не оказалось, даже обрывков, а сама дверь была слегка приоткрыта. Олеся, прежде чем войти, стукнула несколько раз костяшками пальцев по створке из дубового шпона, хотя створка могла быть и из массива ольхи, Звягина в этом мало разбиралась, но что это древесина, а не оргалит, было понятно – звук был твердый, специфический.

Раздалось зычное: «И кто там?»

Сочтя возглас за приглашение, Олеся вошла.

Женщина в синей форменной тужурке с белым отложным воротничком и таких же брюках, которая оторвалась от утюжки хозяйских рубашек, переключив внимание на вошедшую, широка была, как печь, да и росту немалого.

Поставив утюг на гладильную доску, богатырша оглядела Олесю и проговорила низким контральто: «Вы не новая хозяйка. Тогда – кто?»

– А что, имеется еще и старая? – с улыбкой спросила Звягина.

Никакого повара в помещении видно не было, значит, Михеев говорил именно об этой рослой тете, направляя «представительницу СПЧ» на второй этаж. Она, скорее всего, и есть кастелянша, которая, по неизвестной пока для Олеси причине, в день трагедии в особняке отсутствовала.

– Не старая, а прежняя, – хмыкнула большая тетя, продолжая смотреть на гостью выжидающе.

– Я из РОСПЧ.

– С откудова? – не поняла собеседница.

– Региональный отдел совета по правам человека. Документ показать?

Хоть бы не спросила. Врать придется, что оставила в другой сумочке, и это может все испортить.

– Да ну его, – отмахнулась та. – Чего хотели?

– Меня Олеся зовут. А вас?

– Любовь Сергеевна.

Да, немногословная она. Ну и ладно. В день убийства ее тут не было – значит, и полезных сведений дать она не может.

– Вам повезло, вас тут не было, когда гостью убили, – сказала Олеся.

– Ну. А разгребать потом мне пришлось. И неизвестно еще, кто больше насвинячил – он сам накануне, его гости или полисменты понаехавшие. Вы о чем хотели поговорить? У меня дел невпроворот.

Олеся поспешно сказала:

– Мы сигнал получили, что сотрудники полиции грубо со свидетелями обращались. Теперь ищем подтверждения. Вы же понимаете, человека оговорить легко, а мы за справедливость. Но могли и не оговорить, а как раз правду донести, тогда с сотрудников спросят.

– Погрозят пальчиком? – хмыкнула Любовь Сергеевна. – Я при всем том не присутствовала, но, что беспредельничали менты, подтверждаю.

– Это как это? – неприятно поразилась Олеся, в планы которой совершенно не входило заводиться с полицией на эту тему.

– А так это. Вы проходите, проходите внутрь, Олеся, не знаю отчества. Я вам покажу, чего ж на словах…

– Александровна, если вам так комфортнее, – сказала Звягина, затворив дверь и входя на территорию кастелянши.

Внутри все было так, как описала Татьяна: и стиральная машина по правой стене, и рукомойник, и вешалка для выстиранного и отглаженного белья у стены левой. Не было только раскладной сушилки посреди комнаты, ее место заняла гладильная доска с утюгом, исходящим паром.

В комнате было одно окно – в стене напротив входа. Вплотную к нему был придвинут стол со швейной машинкой, перед столом – допотопное компьютерное кресло. В левом от окна углу стоял крошечный журнальный столик, на котором теснились: керамическая кружка, чайник и овальное блюдо – вроде бы, с конфетами-ассорти в разноцветной фольге. Над журнальным столиком висела одноярусная книжная полка, а часть стены между полкой и окном разнообразили приколотые кнопками бумажные листы стандартного формата А4 с распечатанными то ли мишенями для стрельбы из пневматического пистолета, то ли картами звездного неба, весьма упрощенными на вид.

– Во-первых, – грохотала кастелянша, – у меня изъяли утюг, а я к нему привыкла. Таких сейчас не делают. Аркаша велел купить другой, но он – другой, понимаете, о чем я? Во-вторых, они совершенно по-хамски себя тут вели, прав ваш жалобщик. Разве можно хозяйничать там, где ты не хозяин? Перекладывать вещи с места на место, которые не твои? Практически – выбрасывать? Идите сюда, чего вы там замерли?

Подавив желание осадить михеевскую прислугу, дабы повежливее себя вела, как это Олеся всегда проделывала с тетеньками-продажницами, работая в «Путях и тропах», она молча обогнула гладильную доску и подошла к журнальному столику.

– Видите мои камушки? Вот эти камушки – видите? – вопрошала возмущенно кастелянша, тыча пальцем в блюдо с угощением.

А нет, не было это вкусняшками, ошибалась Татьяна, не рассмотрела в спешке. И Олеся ошиблась.

На небольшом подносе их желтоватого металла – латунь? бронза? – в россыпь лежали камешки размером от наперстка до кошачьего кулачка. Были среди них гладкие, хоть и неправильной формы, некоторые имели сколы, несколько из них – с фасеточной огранкой, и было ясно, что всё это ассорти – благородные минералы, и если не полудрагоценные, то поделочные точно.

А в самом центре поляны возлежал гигант бордового цвета, весь в узорчатых коричневых прожилках, зеркально поблескивающий округлыми боками и спинкой. Формой камешек напоминал компьютерную мышь, а размером был, пожалуй, раза в два ее больше.

Кастелянша с благоговением сняла его с подноса, приблизила к лицу, а затем, протянув ладонь с минералом в сторону Олеси, с надрывом спросила:

– Вы видите это чудо? Знаете ли вы, сколько сакральной энергии в нем заключено? И эти варвары из ментовки посмели оторвать артефакт от эгрегора и сунуть в кадку с брахеей!

– Можно потрогать? – спросила Звягина и, получив позволение, бережно камень взяла. – А что такое «брахея»?

– Так пальма наша! Их у нас две, обе в зимнем саду сейчас. Хотя рано их было туда размещать, в холле достаточно света, но Аркаша решил пространство расширить перед этим клятым приемом.

– Понятно. Это яшма?

– Точно, – подтвердила Любовь Сергеевна с легким удивлением. – А вы, дама, в минералах разбираетесь?

– Увы, нет, – с сожалением ответила Олеся, рассматривая кусок яшмы со всех сторон. – Но даже я понимаю, что экземпляр этот стоит