Фаранг-1. Как я провёл лето. - Валерьев Валерьевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
'Блин!'
Момент упускать было нельзя.
Всё пошло, как обычно, через задницу. Часовой, увидев 'бесхозного' ребёнка, удивился и побежал его ловить, но перед этим заорал благим матом, подняв на ноги и любителя экстремального секса и всю спящую братию.
Йоахим пронёсся мимо, по настоящему подвизгивая от страха. Дикарь нёсся следом очень быстро и со зверским выражение на лице.
Бац!
Сумка, со свистом описав полукруг, встретилась с головой преследователя. Витька только и успел подумать, что выражение 'харя треснула' иногда следует понимать буквально. 'Неандертальца' будто сбило грузовиком. Он очень красиво распластался в полёте ногами вперёд и громко, спиной и затылком, ударился о землю.
'Этот готов'
Витя вышел из-за куста, посмотрел, как прямо на него бежит ещё пара воинов и очень спокойно поднял ракетницу, выбрав того, что был без штанов и с достоинством наперевес. Заметив краем глаза, как рядом раскручивается мега кистень, он тщательно прицелился и с расстояния в четыре метра всадил врагу ракету аккурат между глаз.
Хлоп! Шшшшух! Бац!
Дикарь повторил полёт предшественника, свалившись без единого звука.
— Ложись!
Уже падая на землю, Витька отстранённо подумал.
'Это мне?'
Над головой пролетел снаряд. Олег не стал дожидаться, когда вооружённый длинным копьём детина добежит до него, и просто швырнул тяжёлую сумку во врага. Рыжий, густо заросший и бородатый дикарь крякнул и сложился пополам.
— А ну пошли, нах!
Витька снова упал. Ещё ниже. На пятую точку. В другую сторону от тропы улетел Олег, а мимо, топоча словно стадо носорогов, наконец-то пронеслись мужики.
— Урррра!
— Бей!
— Ааа!
— Бляаааа!
Неандертальца на тропе убили походя. Лежавшего без чувств дикаря пару раз проткнули копьями и не глядя несколько раз шваркнули по черепушке мечами и дубинками. Бежавшая из лагеря подмога, увидев, что все часовые полегли, остановилась и ощетинилась мечами и копьями. Неизвестно, чем бы закончилась эта стычка для ребят Мельникова, но тут сзади на дикарей обрушился град камней, палок, комков земли и проклятий. Не ожидавшие такой подлянки туземцы разбежались в разные стороны и тут же были перебиты десантниками. Мельников тупо снёс своим ломом ближайшего к нему 'индейца', а остальные бойцы просто забили врагов палками.
Победа была полнейшая.
Витя сидел у костра и на счастливую суматоху, творившуюся в немецком лагере, внимания не обращал. Больше того — идти к людям, принимать заслуженные похвалы и благодарности у него не было ни малейшего желания. Брататься и обниматься с грязными побитыми 'замусоленными' немцами он, честно говоря, брезговал.
В стойбище стоял ор. Стоны, смех, плач, вопли. Все это смешивалось в такую жуткую какофонию, что хотелось заткнуть уши и бежать куда подальше. Столько горя и боли изливали друг другу люди, что волосы вставали дыбом и без всякого перевода.
Витька заткнул уши.
Стало, действительно, легче. Егоров с сочувствием посмотрел на турка, пытавшегося объяснить кто они и откуда. Его не слушали. Его тискали, обнимали и целовали. Йоахим успел сообщить обезумевшим от счастья родителям, что почти все дети живы и те пытались качать всех попавшихся им на пути десантников.
Рядом без сил свалился Олег. Глаза у него были круглые, а голос нервно дрожал.
— Дааа… видать сурово им пришлось.
От десятков холмиков у подножия горы несло таким 'могильным' холодом, что Виктор зябко повёл плечами.
— Дааа… видать сурово.
— Виктор, иди сюда!
Из центра немецкого стойбища махал рукой Мельников.
После того как первые, вторые и третьи страсти улеглись, а Дима-сан пришёл в себя после первой в его жизни 'боевой' схватки, ему остро захотелось сделать три вещи.
Попить.
Умыться.
И надавать Витьке по шее.
Однорукий здоровяк, на котором не отрываясь, висел Йоахим, сориентировался в этом бардаке первым. Висевший над лагерем гомон он пресёк громкой руганью, пинками и отрывистыми командами.
Мельников открыл рот. Рыдавшие минуту назад женщины, подростки и немногочисленные мужчины кое-как утёрли сопли и слёзы, поднялись на ноги и выстроились в некое подобие строя. Однорукий пролаял несколько команд, и народ организованно рассыпался на несколько частей. Мужчины понеслись убирать тела, женщины частью ринулись в воду, частью занялись помощью особо пострадавшим, и никакой неразберихи и толчеи при этом не было.
Мельников представил, что бы творилось после таких событий в его лагере, и грустно шмыгнул носом. Об этом даже думать было боязно. Мужчина напился из родничка, смыл с себя грязь и пот и, шумно отфыркиваясь, огляделся.
'Где ж ты…'
— Виктор, иди сюда!
'Ща я тебя…'
С Егоровым вышел облом. Сенсею хватило одного взгляда в равнодушные глаза Вити, чтобы понять — ему похрен. Причём всё, совсем и окончательно. А ещё командир увидел в глазах своего подчинённого хорошо скрытую СНИСХОДИТЕЛЬНУЮ усмешку. Дима поперхнулся и резко сменил тему.
'Да. Точно. Победителей не судят'
Витька, как ни крути, был победителем.
— Ну что, Виктор… э…
— Сергеевич.
— … Сергеевич. Пойдём смотреть, что тут да как?
Уже через час все планы, которые выстроили шеф и его новый первый зам полетели в тартарары.
Витька, втайне офигевая от своего нового статуса, с ещё большим удивлением выяснил, что идей, что же делать 'после того как' у Димы не было вообще. Мельников ввязался в драку сам и ввязал в неё своих людей, не имея ни малейшего представления, как быть со спасёнными немцами дальше.
Сначала они, конечно, решили вывезти всех к себе.
— В тесноте, да не в обиде, да, Вить?
— Да, Дим. А жрать что будем?
Затем они подумали и решили, что нечего в чужую жизнь лезть и что привезти оставшихся детей сюда, куда проще, чем увезти отсюда полсотни человек. На острове кроме десантников было пятеро мужчин, тридцать одна женщина и пятнадцать детей и подростков. И как такую ораву перетащить за тридевять земель на лодочке ни Виктор, ни Дмитрий не знали.
А потом их позвали на обед, и всё встало с ног на голову. Всего за один час десяток женщин и подростков набрали на ближайшей отмели креветок, нарвали в лесу каких-то плодов и сварили в большущем глиняном горшке (очень коряво слепленном, надо сказать) восхитительный супчик! С корешками, листиками и прочими травками. Когда Витька сметелил вторую тарелку и стал способен воспринимать вкус, то он с изумлением понял — эта 'ушица' по вкусу здорово смахивала на так любимый им тайский том-ям.
— Гюнтер, скажи, а у вас с пищей всегда так хорошо или только по праздникам?
Оказалось, что 'да'. Местные воды просто-напросто кишели рыбой, омарами, гигантскими креветками и прочей морской живностью. Немцы, наблюдая за дикарями, определили три вида съедобных плодов и довольно много растений и трав, которые 'индейцы' и 'неандертальцы' активно употребляли в пищу. Рецепт супчика женщины тоже подсмотрели у врага.
— Ja. — Счастливый папаша прижал к себе сына, а Йилмаз, сытно отдуваясь и икая, перевёл. — Здесь всегда так. А там, — немец махнул культёй на джунгли, — пальма растёт. Веерная. Лист оторвёшь — сок сладкий бежит. Как сахар.
Турок непроизвольно причмокнул.
— Шекер. Ммммм…
Витька посмотрел на зависшего Диму.
'Приезжайте к нам на Колыму'
'Нет. Уж лучше вы к нам'
— Дима, надо нам сюда перебираться.
С отплытием назад все дружно решили повременить. Даже метавшие на Витю бессильно-ненавидящие взгляды Данияр и Игорь на время забыли про него и отвлеклись на гораздо более важное и интересное дело — осмотр острова, который было предложено именовать Новая земля. Сами немцы, обитавшие здесь уже больше недели, остров так толком и не осмотрели, а с появлением дикарей это стало невозможно.
А посмотреть здесь было на что. За два дня три маленькие поисковые партии исходили клочок суши вдоль и поперёк, каждый вечер докладывая Сенсею об увиденном. Дима-сан, отъедавшийся на халявных харчах, только кряхтел от удовольствия. Островок оказался больше, чем они думали. Почти пятнадцать километров в длину и три — в ширину. Разведчики доложили о ещё двух найденных источниках питьевой воды, правда, совсем маленьких и хилых. А также об одном неслабом ручье, почти что мелкой горной речке, которая сначала прыгала по склону самой высокой горки, а затем петляла по маленькой уютной долинке, находившейся меж двух длинных холмов. Долина лежала на другой стороне холмистой гряды и, расширяясь, выходила к уединённой бухте со стороны лагуны.