Боги и Боты - Teronet

— Так. Это понятно. Теперь ещё вопрос — почему оно уверено, что я должен вести себя именно так по отношению к этим психотипам? Может это и есть послание, основанное на каком-то законе жизни?

— Нет… совсем нет! Это совершенно ситуативная вещь. Именно для вас и именно в этот период жизни крайне важно испытывать всё это к конкретно данным типам людей. Придёт другой период и все эти правила переменятся — нужно будет вовремя заметить новый знак из глубин своей души. Кто знает, может на диких кошек у вас появится аллергия, а к мудрым советам вы будете относиться, как к попыткам оказать давление.

Он немного помолчал, посасывая самокрутку.

— К сожалению, редко кто из современных людей видит и хочет видеть эти знаки. Паром слишком переполнен всяким мусором.

— А откуда нашему бессознательному, нашей душе то есть, это всё известно?

— Она живёт дольше, чем мы.

— Так вы верите в переселение душ?

— Нет, что вы! — Вайнштейн состроил брезгливую гримасу. — Я не религиозен. Я вполне отдаю себе отчёт в том, что сознание — результат деятельности мозга и только. Я говорю иной раз иносказательно, и потому сложно понять, каковы мои настоящие взгляды на природу человека, — мельком глянув на меня, он снова принял вежливый тон. — Боюсь оскорбить ваши чувства, но я придерживаюсь атеистических взглядов. И единственное разумное и приемлемое для меня объяснение тому, что наше бессознательное мудрее нас самих — это то, что оно получает команды напрямую от наших генов.

Вон он момент истины:

— Так это и мои Боги, профессор!

— Извините?

— Я говорил в гримёрке именно о ГЕНАХ, профессор. Именно с НИМИ я общался, когда замедлил все процессы своего организма. Они действительно — Истинные Боги, и у них есть много претензий к человечеству, — Вайнштейн медленно посмотрел на свой косяк, потом на меня.

— И… какие они? — как будто, если я опишу ему их, это будет самым главным аргументом… с одной стороны, он не верил, с другой — хотел верить, несмотря на всю кажущуюся нелепость моих слов.

— Они… они величественные, и в то же время очень наивны. Трогательны в своих попытках придать себе важности. Они как старомодные родители, которые боятся, что с их детьми-подростками случится несчастье, стучат кулаком по столу, но ничего уже поделать не могут. Подростки курят, пьют, колются и не хотят слушать своих «предков». Наши Боги-родители сильно сокрушаются, глядя на то, как их создания сами себя губят.

— Вы мне покажите их? — он даже чуть-чуть привстал, а в его голосе звучала какая-то робость, волнение ребёнка, которого родители предупредили, что буквально через минуту в дверь может войти Дед Мороз.

— Как?

— Это уже моя забота… это вопрос техники. Если вы разрешите мне ввести вас с гипноз и увидеть ваши воспоминания… увидеть ИХ… если разрешите… я буду у вас в долгу по гроб моей недолгой уже теперь жизни… пожалуйста, — его тело так наклонилось в мою сторону, что казалось ещё чуть-чуть и он встанет передо мной на колени.

Наступила тишина. В кабинет ворвались какие-то студентки. Он резко оборвал их на полуслове:

— Иа заниат! — и снова посмотрел на меня умоляющим взглядом, а студентки испуганно закрыли дверь.

— Есть одно условие.

— Какое?

— Зрителем будете не только вы. Нужно сделать так, чтобы это увидело как можно больше людей.

— Так в чём проблема? Это просто надо обсудить с руководством Альфы!

— Не думаю… им надо торговлю двигать… я со своими Богами-генами им только мешаю.

— Ну что ж, тогда придётся действовать партизанскими методами. У нас в лаборатории тоже есть один похожий аппарат по извлечению образов. Мы на нём диссертации защищаем. Вопрос лишь в распространении… придётся привлечь парочку дипломников-хакеров…

— Ага! Значит Альфу с её китайскими стратагемами побоку?

— Да! Подложим им свинью… ну, или «Троянского коня» на худой конец. Греческие стратагемы тоже ничего! Тоже кой-чего могут.

— Что нужно от меня?

— Ничего. Пока ничего. Ждите, пока мы всё не подготовим. Ваш телефонный номер? — я протянул визитку, одну из тех, которыми меня снабдили в магазине.

— Скажите, Виктор, вы ведь меня для чего-то звали.

— Да… да… звал… хотя, это теперь кажется, настолько незначительным… я хотел попросить вас выступить перед моими студентами с рассказом о вашей эпохе, ответить на их вопросы — ведь это уникальный случай, согласитесь.

— А что, действительно, уникальный? А как же этот… институт замораживания…

— Институт крионики?

— Да.

— Ну, так что ж. Там куча стариков лежит в жидком азоте и ждёт, что их разморозят, когда научатся лечить старость. Ха-ха!

— А чём юмор?

— В том, что жизнь им могут продлить. Как раз до этого этапа научного прогресса они дожили. Но вот разморозить пока не могут. Азот ведь не безвреден. Там какие-то процессы начались в их организмах… жуть, короче. Придётся теперь ждать, пока наука не научится бороться с последствиями длительной заморозки. Так что вы — действительно, уникальный!

— Уф… спасибо! Это облегчает мне задачу выживания в вашем времени.

— На здоровье! Ведь, к слову, ваше дрим-реалити — сплошной набор предрассудков… лучше спрашивайте, что да как. Я вам сам всё объясню — куда жизнь катится.

— Хорошо… Давно хотел спросить — мы к далёким звёздам летаем или нет?

— Ботов послали недавно. Но они ещё долго будут лететь. Собственно потому люди и не летают ни к каким звёздам. Кому захочется всю жизнь в замкнутой капсуле провести?!

— А гиперпространство как же?

— А что это?

— Да я их сам не знаю толком. Ну ладно. Появятся ещё вопросы — спрошу обязательно… А по поводу студентов… я не совсем понимаю, о чём рассказывать, что им может быть интересно.

— Да просто… о том, как жили люди, о чём мечтали, что ценили. Вы так ёмко выразили на шоу мысль о смене тренда в восприятии настоящего мужчины. Я бы не смог лучше сформулировать.

— Манипулируете мною, профессор?

— Не без этого, — он лукаво посмотрел на меня.

— Ну, ладно. Я не против, в общем. Чем мне ещё заниматься?! Тогда, пожалуй, на следующей неделе. Хотелось бы подготовиться.

— Конечно-конечно, я вас ни в коем-случае не тороплю… к тому времени и мои подготовительные действия принесут плоды.

Я попрощался с Вайнштейном и вышел в коридор. Там уже было практически пусто — начались пары. Когда я шёл по пустым коридорам вуза, мне казалось, что теперь-то у меня всё наверняка получится. Возможно, это самая главная встреча с момента моего пробуждения. Кто знает… И тут я услышал позади себя голос:

— Прива! — и сердце моё привычно забилось как… как пойманная в подсачник треска.

Конец второй части

Часть третья. Трудно быть пророком

Сектанты Булата покорили меня своей мечтой — выйти за рамки жизни и вернуться обратно. Поначалу я общался с ними по заданию редакции, но потом остался и стал вместе с ними жить, есть и молиться… И это было самое ненавязчивое сообщество в мире. Ни в какого бога они не верили, ни в Будду, ни во Христа, ни в Аллаха. И молитвы ни к кому и ни к чему, кроме своей собственной души не обращали. Я проникся всем этим и страстно желал пережить этот опыт.

И однажды Булат позвал меня в его личную комнату для медитаций, увешенную коврами с бесконечными кругами и квадратами, вписанными друг в друга. Он сидел там, в бордовом халате в позе лотоса… пил чай, и не успел я присесть напротив, как начал говорить со мной.

«Ты готов».

«К чему..? Да вы что!? Я ж с вами только год. А остальные? Они же ждут этого всю жизнь практически».

«Не длина пройденного пути определяет того, кто придёт первым».

«Понимаю. Но… всё же мне несколько тревожно».

«Ты уже не хочешь этого?»

«Очень хочу… хотел… а вот сейчас вдруг испугался».

«Ты сам позволил телу впустить в себя страх и питать его энергией, ты взрастил его, и теперь он руководит твоим сознанием, он создаёт твою жизнь — реальность. Но, чтобы перестать бояться смерти, нужно подружиться с нею».

«Как?»

«Она всегда рядом с тобой. Нужно только протянуть руку».

Он сказал это так, как будто рядом со мной где-то позади действительно находится нечто. Я прямо-таки кожей почувствовал, что жутко боюсь обернуться, боюсь увидеть что-то реальное.

«У каждого человека есть выбор: жить в страданиях и страхах или стать учеником, который, идя по жизни, всегда задаёт себе вопрос: ПОЧЕМУ? мне плохо или хорошо, ПОЧЕМУ? мне страшно или я счастлив и самоуверен. Я расскажу тебе притчу: Жила была гусеница, — о, Господи! Притча от самого Булата! Такой чести я ещё ни разу не был удостоен… — Она была частью целого народа гусениц, у которых было много радостей в жизни. Всего у них было вдоволь — и еды, и тепла. Но главное их отличие от других гусеничных народов было в том, что они не хотели окукливаться, так как боялись умереть, — Булат потянулся за кальянной трубкой, которую ему подал мальчик-монах, и задымил. — При этом высоко над их головами летали бабочки неземной красоты и наслаждались там, в вышине, своей свободой. Их можно было увидеть, но гусеницы не поднимали голов. Их главная идея была в том, чтобы не мечтать о недоступном. А некоторые дошли до того, что стали отрицать само существование бабочек — чтобы не лишать себя удовольствия радоваться текущей жизни, — я очень хорошо его понимал, и даже догадывался, куда он клонит. — Гусеница, о которой я рассказываю тебе историю, тоже поначалу боялась смерти, но голову вверх задирала постоянно. И её сильно удивляло — почему многие сородичи даже не знают о существовании верхнего мира. „Всё это враньё“ — говорили они и продолжали жевать свои сочные листья. „Чего тебе не хватает? Жуй, давай“. А ей и, правда, этого было мало. И жить изо дня в день посреди этого постоянного жевания она уже не могла. Так продолжалось какое-то время, но в один прекрасный день её нашли мёртвой и обмотанной какими-то нитями. Для всех это была жуткая смерть, и от куклы поспешили скорее избавиться, чтобы не думать о плохом. Её вид портил аппетит и мешал жевать. Ты уже знаешь, чем закончилась вся эта история…»