Пара варвара (ЛП) - Диксон Руби

— Должно быть, я схватил тебя, пока спал.

Однако он не извиняется. Вместо этого он направляется к передней части пещеры, хватая свое копье, а затем вглядывается в заснеженный пейзаж. Когда он убеждается, что мы в безопасности, он поворачивается ко мне.

— Как ты себя чувствуешь?

Разочарованной?

— Круто.

Он хмурится.

— Тебе холодно? — Он подходит ко мне и сразу же начинает набрасывать меха мне на плечи.

— Я в порядке. Я в порядке. Круто — это просто выражение.

— О. — Он проводит пальцами по моей щеке, а затем отдергивает руку. — Я собираюсь разведать местность. Оставайся внутри, пока я не вернусь.

Я киваю. Я знаю, это для нашей безопасности, но когда он уходит, я ловлю себя на том, что жалею, что ему пришлось это сделать. Что он мог бы снова забраться ко мне в постель, положить голову мне на грудь, и мы могли бы просто… обниматься еще час или три. Меня никогда не держали долго, и это просто заставляет меня жаждать большего.

Пока он уходит, я направляюсь в заднюю часть грузового отсека, где дверь ведет вглубь корабля. Из-за моих рук пользоваться ванной становится немного муторно, и поэтому я не ношу брюки, позволяя своей кожаной тунике длиной до бедер играть роль платья. Хэйден помог мне снять леггинсы прошлой ночью (в самый унизительный, несексуальный момент ночи) после того, как я отказалась позволить ему помочь мне пописать. Конечно, думая об этом сейчас, я вспоминаю о своей ноге, обернутой вокруг него этим утром. Моя голая нога обвилась вокруг него.

Я заканчиваю свои дела с горшком в коридоре, получая мрачное удовольствие от того, что делаю это на инопланетном полу. Это как будто я говорю «пошли вы» мертвым инопланетянам, которые украли меня так много месяцев назад. Мне бы не помешала ванна, но мои руки все еще замотаны, так что это невозможно. Мне удается закрыть за собой дверь в холл, а затем направиться к костру — простым углям — и зажать кость в бинтовых рукавицах, чтобы подтолкнуть угли к новой жизни. Это странно — мои руки больше не немеют, но и не болят. Я немного беспокоюсь по этому поводу.

По прошествии, по ощущениям, действительно долгого времени — но, вероятно, всего нескольких минут — моя вошь начинает мурлыкать. Я поднимаю взгляд от огня, который пытаюсь вернуть к жизни, и вижу Хэйдена, его большое тело вырисовывается в солнечном свете. Я чувствую забавный маленький укол влечения при виде него, и моя улыбка становится широкой.

— Ты вернулся.

Он ворчит и приближается, осторожно забирая кость из моих рук в рукавицах и разжигая огонь несколькими меткими ударами.

— Там несколько следов, но не слишком близко к этому месту. Они относятся к этому настороженно.

— Это хорошо, не так ли?

Он кивает, все еще помешивая огонь и не глядя на меня. Чувствует ли он себя некомфортно после того, как мы «спали» вместе? Почему я нахожу это таким милым?

— Я не чувствую никакой боли в своих руках, — говорю я ему и протягиваю их к нему. — Это плохой знак?

— Лииди работают быстро. Кхаи позаботятся об остальном. — Но его пальцы касаются моей кожи, когда он хватает меня за запястье, а затем начинает разворачивать одну руку. — Однако мы посмотрим, чтобы быть уверенными.

— Хорошо.

Я замираю, пока он осторожно снимает кожаные повязки. Я не могу не пялиться на его грудь, так как она голая. Он пожертвовал своим жилетом, чтобы укутать мои руки, и от этой мысли мне становится тепло. Он даже не проверил, есть ли у меня дополнительная одежда, и не предложил одеяло. Нет, он просто снял жилетку и позаботился обо всем. Как будто я гораздо важнее, чем его собственные неудобства.

Ладно, сейчас все эти мысли вызывают привыкание.

Осторожными прикосновениями Хэйден стягивает ткань с липкого месива на моих руках, а затем очищает их свежим кусочком меха из своих сумок и небольшим количеством теплой воды. Кожа под ними больше не яркая, сердито-фиолетовая. Вместо этого она выглядит намного лучше. Она также выглядит сильно покрытой волдырями. Но Хэйден доволен. Он хмыкает при виде этого и кивает.

— Нужно еще день покрывать твои руки пастой, и они заживут.

— Действительно? — я морщу нос, глядя на свои руки. Я рада, что они не болят, но они все равно выглядят как-то нехорошо, на мой взгляд, из-за всех этих «огромных волдырей» и всего остального.

— Да. — Он снимает бинты с другой моей руки и очищает ее. — Иди посиди у огня. Мы дадим твоим рукам время побыть на свежем воздухе, а затем нанесем больше лииди. Мы уберем ее завтра.

— Будет ли для меня безопасно путешествовать с перемазанными руками?

Он пожимает плечами.

— Это не имеет значения. Мы не уйдем, пока твои руки не заживут.

Мы не уйдем?

— Но… мэтлаксы… девочки… — я указываю на стену позади себя, чувствуя себя странно обязанной двум незнакомкам, спящим в своих капсулах. — Разве мы не должны работать над их спасением?

— Если то, что ты мне говоришь, правда, они были там уже много лун. Еще день или два не будут иметь значения. — Взгляд, которым он одаривает меня, не терпит возражений.

— Тогда все в порядке. — Я шевелю пальцами, и они кажутся странными. Кожа немного пузырится, несмотря на то, что это не больно. Я не уверена, что мне это нравится. — Э-э, могу я ими воспользоваться? — Я не хочу, чтобы они ни к чему прикасались, и все же моя кожа кажется грязной и зудящей после нескольких дней потных путешествий, и я бы убила, чтобы быть чистой прямо сейчас.

— Использовать их?

— Я бы не прочь побыть немного наедине с собой.

Эта мысль заставляет его нахмуриться.

— Нет.

— Что значит «нет»?

— Все, что тебе нужно сделать, я сделаю для тебя.

— Что, ты собираешься вымыть меня губкой? — я насмехаюсь.

Его глаза вспыхивают, и я слышу, как его кхай становится громче.

— Ты… хочешь искупаться? — в его голосе слышится небольшая хрипотца, и его пристальный взгляд прикован к моему.

О, боже. Я насмехалась над дьяволом, и теперь он мстит мне за это. Я должна сказать «нет», но моя собственная киска разгоняется со скоростью мили в минуту, и я начинаю возбуждаться только от мысленного образа Хэйдена, моющего меня. Будь сильной, говорю я себе. Это не то, чего ты хотела.

Но то, чего я хотела, было выброшено за дверь давным-давно, не так ли? И часть меня хочет плыть по течению, посмотреть, куда это нас приведет. Я знаю, что мне следует думать о двух девочках, уютно устроившихся в капсулах, спящих и не подозревающих о своем будущем. Я знаю, что мне следует думать о том факте, что я должна вернуться домой, и племя может попытаться помешать мне снова уйти. Но все, о чем я могу думать, — это большие руки Хэйдена, скользящие по моей коже.

— Ты хочешь искупаться? — спрашивает он снова.

— Я не знаю, — признаюсь я. Я чувствую, как пылают мои щеки. Я думаю об этом утре, когда проснулась оттого, что его голова была прижата к моей груди, а моя голая нога обвилась вокруг его талии. Впервые я чувствую укол сожаления о том, что так упорно боролась с этим. Почему бы просто не посмотреть, к чему это приведет, — спрашивает возбужденный голосок в моей голове. Не может быть хуже, чем там, где мы были раньше.

За исключением того, что Хэйден смотрит на меня сверху вниз с такой кипящей интенсивностью. Как будто отмыть меня от грязи — это вдруг единственное, чего он когда-либо хотел.

— Мне страшно, — признаюсь я через мгновение, а потом чувствую себя глупо. Я не боюсь мытья губкой — я боюсь того, к чему это может привести.

Я жду, что он будет насмехаться надо мной из-за моих слов. Чтобы посмеяться надо мной за то, что я ляпнула что-то такое случайное. Но он только касается моей щеки.

— Мы оба напуганы тем, что это может означать для нас, — говорит он хриплым голосом, даже когда его теплые мозолистые пальцы касаются моей челюсти. — Но это не значит, что мы не должны исследовать это.

Я хочу прильнуть к его прикосновениям, и эта идея шокирует меня. Это почти так же шокирует, как осознание того, что я собираюсь сказать «да».