Последняя схватка - Мишель Зевако
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Людовик снова заговорил с Пардальяном:
— Пойдемте в мой кабинет, шевалье, там мы сможем побеседовать спокойно. Здесь слишком много любопытных глаз и ушей…
— А я прошу у Вашего Величества милости дать мне аудиенцию прямо здесь, — живо возразил Пардальян.
— Все, что вам угодно, — согласился король, не настаивая на своем.
Но он был удивлен, потому что именно от милости-то Пардальян и отказался. Понимая, что на то были серьезные причины, Людовик спросил:
— А можно поинтересоваться, почему?
Пардальян посмотрел на него, словно раздумывая, стоит ли пускаться в объяснения. И вдруг решился:
— Сир, придя сюда, я бросил вызов неприятелю. И мне не хочется, чтобы подумали, будто я укрываюсь от врага.
Глаза у короля расширились, в них полыхнуло пламя. Это произошло с молниеносной быстротой. И Людовик спокойно сказал:
— Хорошо, останемся здесь… на виду у наших недругов!
Сохраняя полное самообладание, он властным жестом заставил отступить всех, кто находился рядом. Пардальян улыбнулся и подумал:
«Ого! Да он смелый парень!»
Обманутые в своих ожиданиях придворные отошли подальше. Через несколько секунд Кончини уже снова красовался возле королевы, улыбаясь с уверенным видом, хотя на душе у фаворита было очень и очень скверно… В зале образовался большой пустой круг, в центре которого оставались только король и Пардальян. Все присутствующие снова оживленно заговорили между собой. Казалось, никто не обращал внимания на Людовика и шевалье. Но на самом деле все украдкой следили за ними глазами и отчаянно напрягали слух. И монарх с Пардальяном знали, что это так.
Когда их оставили одних, Пардальян заговорил первым. Он поклонился и промолвил:
— Сир, я просто не знаю, как выразить вам свою признательность. Вы удостоили меня незабываемого приема! Я очарован и смущен.
— А у вас были какие-то сомнения в том, как вас здесь встретят? — усмехнулся Людовик.
— По правде говоря, не было, сир, — признался шевалье. — Ваш отец заверил меня, что я могу смело предстать перед вами в любое время и в любом месте. А король Генрих слов на ветер не бросал. Так что сомнений у меня не было. Но такого, черт возьми, я не ожидал… Право, сир, это слишком… слишком много чести для бедного дворянина…
Король положил ему руку на плечо и очень серьезно произнес:
— Буквально накануне того дня, когда кинжал подлого Равальяка предательски оборвал жизнь моего отца, Его Величество сказал мне: «Сын мой, если вам придется вдруг унаследовать корону, не достигнув совершеннолетия, помните о Пардальяне. Я часто говорил вам о нем, его подвиги приводили вас в восторг. Так не забывайте же об отважном шевалье, и если он когда-нибудь предстанет перед вами, то независимо от обстоятельств примите его так, как приняли бы меня самого, и выслушайте его слова, как выслушали бы мои собственные наставления, ибо говорить он будет от моего имени». Так и сказал… А на следующий день отца коварно убили.
Людовик замолчал, опустив глаза, весь во власти скорбных воспоминаний. Но через минуту, взяв себя в руки, юный монарх поднял голову и продолжал:
— На следующий день я стал королем… а мне было только десять лег. Случилось именно то, чего любящий отец больше всего… боялся. Я вспомнил удивительные слова, произнесенные Его Величеством накануне гибели. И никогда их не забуду. Готов поклясться, что повторил вам речь отца без единой ошибки. Я хочу сказать, шевалье, что, приняв вас так, как вы того заслуживаете, я всего лишь исполнил святую волю великого Генриха. А сам я все еще в долгу перед вами. И пока не знаю, как вас отблагодарить.
Людовик проговорил это с искренним чувством, глаза подростка светились безграничным восхищением. Пардальян улыбнулся и ответил:
— Сир, вы меня уже отблагодарили…
— Нет, — живо возразил король.
— Вы отблагодарили меня вашими словами, которые согрели мне душу, — промолвил шевалье, ласково глядя на подростка. — Но и меня попутал бес честолюбия. А я привык все доводить до конца, и гордыня моя непомерна. Вы с этим согласитесь, сир; ведь, если вам угодно, я сам подскажу, что вы можете для меня сделать, и тогда я буду счастлив и горд.
— Говорите же, шевалье, — в нетерпении вскричал Людовик XIII.
— Подарите мне немного той дружбы, которой удостаивал меня ваш великий отец. — торжественно изрек Пардальян и поклонился. Выпрямившись, он добавил с иронической усмешкой: — Я же вам говорил, что гордыня моя не имеет границ.
Король ответил, хитро улыбаясь:
— Это как раз то, что я уже не могу вам подарить…
— Вот черт, вечно мне не везет! — вздохнул Пардальян.
А сам тоже плутовато ухмыльнулся: он все понял.
Король порывисто схватил обеими руками сильную длань шевалье, с чувством пожал ее и закончил:
— Давным-давно, еще не зная вас, я уже был самым преданным вашим другом, Уже который год я жду возможности сообщить вам об этом и на деле убедить вас в своем искреннем расположении. По-моему, вы уже поняли, что мне известно о вас гораздо больше, чем можно сказать вслух…
— Черт побери! — воскликнул Пардальян. — И что же вы знаете?
— Я знаю, что после смерти отца вы не переставали издали опекать меня, — понизив голос, произнес Людовик. — Я знаю, что у меня никогда не было более верного друга и более надежного защитника, чем вы, хоть я и вижу вас сегодня в первый раз. И, возможно, я до сих пор жив исключительно благодаря вашей заботе…
Это было сказано просто и естественно; глаза Людовика XIII смотрели на шевалье с откровенным любопытством, но в них не было ни тени беспокойства.
Пардальян пожал плечами и ответил с обычной прямотой:
— Да, я действительно опекаю вас на расстоянии. Но, насколько мне известно, на вашу жизнь пока еще никто не покушался, и вмешиваться мне не пришлось. Так что в этом смысле вы ничем мне не обязаны, сир. А что касается преданности и дружбы, признаюсь, что я просто дал обещание вашему покойному отцу — и сдержал слово. Так что и тут вы мне ничего не должны.
Только Пардальян мог позволить себе заявлять такие вещи королю, даже если тот был еще ребенком, как Людовик XIII. И слова шевалье явно не понравились юному монарху. Наблюдая за ним краем глаза, Пардальян даже решил, что уже впал в немилость.
Но досада короля быстро улетучилась. Он немного подумал, вспомнил, похоже, какие-то слова отца, все понял — и тут же вернул Пардалъяну свое исключительное расположение.
— Вы же меня совсем не знали, — кивнул Людовик. — А когда узнаете получше, не откажетесь, надеюсь, перенести на сына часть драгоценной дружбы, которая связывала вас с его отцом.
— Не будем откладывать на потом, сир, — воскликнул шевалье. — Мое сердце уже принадлежит вам! И то, чем я раньше занимался, выполняя свое обещание, я стану отныне делать из чувства горячей симпатии к Вашему Величеству. Я вам так обязан, черт возьми!.. Хотя бы за незабываемый прием, столь милостиво оказанный вами бедному дворянину.