Иосиф Сталин, его маршалы и генералы - Леонид Михайлович Млечин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смысл постановлений свелся к тому, что производить граммофоны и пластинки поручили Наркомату тяжелой промышленности. Выпуск остальных музыкальных инструментов закрепили за Наркоматом легкой промышленности.
По докладу Молотова и Ворошилова 25 мая 1931 года политбюро решило выделить под строительство Дворца Советов «территорию, занимаемую храмом Христа Спасителя», после чего храм был снесен.
Устоявшихся взглядов на литературу и искусство у Ворошилова не было, да и откуда им взяться, если образование наркома исчерпывалось двумя классами. Он ставил свою подпись под написанными за него статьями и документами. Так что многое зависело от вкусов и настроений его окружения. Ворошилов мог вступиться за талантливого автора, а мог и погубить его.
Так, например, он сыграл положительную роль в судьбе Михаила Афанасьевича Булгакова.
В октябре 1927 года член оргбюро ЦК и нарком земледелия РСФСР Александр Петрович Смирнов обратился в политбюро с просьбой разрешить Московскому Художественному театру оставить в репертуаре пьесу Булгакова «Дни Турбиных»:
«Опыт показал, что, во-первых, это одна из немногих театральных постановок, дающих возможность выработки молодых художественных сил; во-вторых, это вещь художественно выдержанная, полезная. Разговоры о какой-то контрреволюционности ее абсолютно неверны.
Разрешение на продолжение постановки в дальнейшем «Дней Турбиных» просим провести опросом членов ПБ».
Ворошилов на записке Смирнова написал:
«В основном присоединяюсь к предложению т. Смирнова».
К мнению Смирнова и Ворошилова прислушались.
Через день, 10 октября, состоялось решение политбюро:
«Отменить немедля запрет на постановку «Дней Турбиных» в Художественном театре...»
В январе 1929 года политбюро поручило Ворошилову, Кагановичу и тому же Смирнову решить судьбу другой пьесы Булгакова — «Бег». Александра Смирнова в апреле 1928 года Сталин сделал секретарем ЦК. Кроме этой тройки, пьесу прочитал и глава профсоюзов Михаил Павлович Томский.
На сей раз вердикт был не в пользу писателя. Замечательную пьесу, как и почти все, что написал Михаил Булгаков, запретили.
29 января Ворошилов доложил в ЦК:
«Тов. Сталину
По вопросу о пьесе Булгакова «Бег» сообщаю, что члены комиссии ознакомились с ее содержанием и признали политически нецелесообразным постановку пьесы в театре».
В феврале 1933 года Ворошилов вместе с Енукидзе и Бубновым, тогда уже наркомом просвещения, решали судьбу новой пьесы Льва Исаевича Славина о Гражданской войне.
Комиссия пришла к благоприятному для автора выводу:
«Разрешить театру Вахтангова постановку пьесы Л. Славина «Иностранная коллегия» при соблюдении следующих условий:
а) Изменить название пьесы: вместо «Иностранная коллегия» назвать «Интервенция», что соответствует содержанию пьесы.
б) Действующее лицо фельдмаршала Франше-Де-Эспере назвать просто генералом и не французской армии, а «генерал войск или армии Антанты».
в) Выкинуть из сцены во французской контрразведке:
1) получение взяток начальником контрразведки (обязательно) и
2) получение Ксидиас-матерью денег за выдачу коммунистов (это на усмотрение театра, т. к. здесь ничего политического не содержится).
г) Начальника партизанского отряда Бондаренко следует подтянуть, придав ему больше военной выправки и выдержанности (Бондаренко — матрос, командующий революционными войсками, наступающими на Одессу, чересчур расхлябан).
В речи Бондаренко места о французской армии и французском командовании заменить «Антантой». Почистить отдельные фразы и в других местах пьесы, заменив всюду фразы о Франции и французской армии Антантой.
д) Речь Селестена на трапе парохода сократить раза в три в части агитационно-пропагандистской и выбросить упоминания из нее Франции, заменив Антантой».
Пьесу Славина «Интервенция», благословленную Ворошиловым, московские театры ставили до последнего времени...
Ворошилову нравился ансамбль Красной армии под управлением Александра Васильевича Александрова. Он приказал искать повсюду талантливых певцов и музыкантов и присылать их в Москву, чтобы пополнить ансамбль. Александров часто приезжал к Ворошилову на дачу в Хлебникове. Они вместе пели.
В 1937 году Ворошилов сумел отправить Краснознаменный ансамбль красноармейской песни и пляски в Париж. Сталин дал согласие. Ансамбль встретили очень хорошо, он получил приглашение выступить и в других французских городах.
В апреле 1933 года секретарь ЦИК Авель Енукидзе, отвечавший по должности за работу академических театров, обратился к Ворошилову:
«Прошу тебя поручить сообщить, как решился вопрос о поездке в Париж артистки Семеновой. Меня запрашивают, а я не знаю точно твоего мнения».
Речь шла об известной балерине Марине Тимофеевне Семеновой, которая в 1930 году вышла замуж за заместителя наркома иностранных дел Льва Михайловича Карахана и перешла из Ленинградского театра оперы и балета в Большой театр, где стала звездой.
Ворошилов ответил:
«Я решительно против разрешения Семеновой поездки в Париж... Если бы появилась Семенова в Париже или в другом европейском центре, она, разумеется, сразу же затмила бы и Мессереров, и местных «наших», и ихних танцовщиц. А это значит, что вокруг нее создали бы такой шум и такую атмосферу, что голова закружилась бы и не только у такой «девчонки», как Семенова. Зачем нам создавать лишнюю неприятность?
Ты думаешь, что она вернется. Почему так уверен? Я когда-то был убежден, что Шаляпин вернется, и поспорил об этом с покойником Фрунзе и... оказался в простофилях. Семенова может не вернуться, а этого достаточно, чтобы мы были против ее поездки...»
Марина Семенова, будущая народная артистка СССР, по мнению композитора Тихона Николаевича Хренникова, была «самая выдающаяся балерина за все годы советского балета». Она сочетала в себе праздничность Майи Плисецкой, лиризм и поэтичность Галины Улановой.
Майя Михайловна Плисецкая пишет: «На Марину Семенову я бегала еще девчонкой. Наш класс числился ее поклонниками... Танцевала она ослепительно».
Но Ворошилов считал, что вправе руководить талантливой балериной и решать, где и перед кем ей танцевать.
«О Ворошилове, — вспоминал Никита Хрущев, — шла слава как о человеке, который больше позировал перед фотообъективами, киноаппаратами и в мастерской художника Герасимова, чем занимался вопросами войны.
Зато он много занимался оперным театром и работниками театрального искусства, особенно оперного, завоевал славу знатока оперы и давал безапелляционные характеристики той или иной певице. Об этом говорила даже его жена. Как-то в моем присутствии зашла речь о какой-то артистке. Она так вот, не поднимая глаз, и говорит:
— Климент Ефремович не особенно высокого мнения об этой певице.
Это считалось уже исчерпывающим заключением...»
Климент Ефремович никогда не был склонен к аскетизму.
Сразу после смерти Ленина, буквально через неделю, 31 января 1924 года на пленуме ЦК Ворошилов сделал доклад «О здоровье парт-верхушки». После этого началось создание особой, разветвленной системы медицины для высшей номенклатуры.
Управление делами Совнаркома оборудовало подмосковный дом отдыха для наркомов и членов коллегии наркоматов, где они могли поправлять здоровье. Вскоре появилась целая система санаториев, домов отдыха и государственных дач для высшего руководства. Впрочем, жизнь правящей элиты устраивалась постепенно.
В августе 1933 года Ворошилов в письме жаловался
