Шелковые слова - Сандра Браун

— Нет, — покачала она головой. — Ничего.

Дику вдруг пришло в голову, что дом этот не просто пуст — он будто ненастоящий. Как декорации на съемочной площадке. Все вроде бы на своих местах, но какое-то невыразительное, двухмерное — нет ни глубины, ни индивидуальности.

— А личные вещи, семейные фотографии и все такое?

— Нет никаких фотографий — у мамы не было фотоаппарата.

— И тебя даже в детстве не фотографировали? — Ему не удалось скрыть недоверия.

Лейни с вызовом посмотрела на него.

— Нам были чужды сантименты. «Что за чепуха, какая же мать не собирает кипами снимки своего чада?» — мелькнула мысль.

— Может быть, фотографии твоих дедушки с бабушкой… — осмелился он продолжить.

— У меня их не было. Только мама. Лейни принялась беспокойно мерить шагами гостиную. Дик устремился за ней и, идя чуть сзади, продолжал расспрашивать:

— Когда умер твой отец?

— Не помню. Я была совсем маленькой.

— Твоей маме пришлось одной содержать вас обеих. Наверное, это было нелегко. Кем она работала?

Внутри у Лейни все сжалось. Не хотелось отвечать ни на один из его вопросов, однако Дик упрямо преследовал ее.

— В кредитном союзе крупной компании.

— А какой была твоя мама?

— Какой?

— Ну да, что она была за человек? Лейни ощетинилась:

— Зачем ты задаешь все эти вопросы?

— Хочу знать. Так что собой представляла твоя мать?

— Ну… примерно моего телосложения. Темные волосы, голубые…

— Я не о внешности. Меня интересует ее личность.

— Личность? — Господи, да зачем он ходит за ней по пятам и изводит вопросами?

— Ну да. Была ли она беззаботной и веселой? Хмурой, суровой, легкомысленной, интеллигентной? Какой она была?

— Она была моей матерью! — выкрикнула Лейни. — И все, просто матерью.

— И ты ее любила.

— Да!

— А она любила тебя. Лейни замерла, вцепившись в спинку кресла с продавленным сиденьем.

— Да, — процедила она. — Конечно, она меня любила. Ведь я была ее дочерью.

Дик обратил внимание на побелевшие пальцы и напряженно застывшие черты лица Лейни. Он давил на нее и сознавал это, но следовало довести разговор до конца, иначе не избавить Лейни от мрачных ассоциаций, связанных с этим домом.

— Что случилось с твоим отцом?

— Я говорила тебе — он умер.

— От чего? Когда?

— Не помню!

— Наверняка твоя мать время от времени вспоминала его, рассказывала тебе о нем. Она больше не вышла замуж — должно быть, очень любила твоего отца, раз долгие годы хранила ему верность.

Лейни облизнула пересохшие губы.

— Она… она почти о нем не говорила.

— Тебе не кажется это странным? Почему, на твой взгляд, она о нем не говорила?

В волнении девушка метнулась к окну и вцепилась в шторы.

— Откуда мне знать?

— Ты знаешь, Лейни. Скажи мне, почему твоя мама не любила говорить об отце.

— Это было давно. Какое это имеет значение?

— Имеет. Расскажи.

Лейни порывисто обернулась к нему с блестящими от слез глазами.

— Она не вспоминала о нем, потому что ненавидела его. Она забеременела, и он женился на ней по обязанности. Но, едва я появилась на свет, он ушел. Исчез. Бросил нас. И больше она его никогда не видела. Я его не знала. Ну как, теперь вы довольны, господин адвокат?

Волосы ее растрепались, груди судорожно вздымались при каждом вдохе, руки сжались в кулаки.

— Мне очень жаль, Лейни. Должно быть, это было ужасно для вас обеих.

— Иди к черту! — выкрикнула она и, вновь повернувшись к нему спиной, рывком раздвинула шторы. За окном смеркалось, и это только усугубило гнетущую атмосферу в доме. — Ты узнал все, что хотел. А теперь оставь меня в покое.

Он не мог — слишком далеко зашел. Они добились успеха, но еще не добрались до истоков ее тревог, а иначе было нельзя.

— Значит, твоя мама, поскольку у нее никого, кроме тебя, не было, излила на тебя всю свою нерастраченную нежность. Окружила тебя любовью.

— Да.

— Души в тебе не чаяла.

— Да. — Лейни повысила голос.

— Она часто повторяла, как сильно тебя любит?

— Да! — взвизгнула Лейни.

— Всячески показывала, как прекрасно любить и быть любимой, верно? Каждый день ласкала тебя, обнимала и целовала.

— Да, да, да! — выпалила она ему в лицо.

— Ты лжешь, Лейни.

Она судорожно втянула в себя воздух.

— Нет! Нет, не лгу.

— Думаю, твоя мама озлобилась из-за того, как с ней обошелся твой отец. И вместо того, чтобы окружить тебя любовью, считала тебя виновницей всех своих невзгод. — Ровным голосом произнося все это, Дик направился к Лейни. — Думаю, она винила тебя за то, что ты вообще появилась на свет и разрушила ее романтические отношения с молодым человеком.

— Прекрати! — вскричала Лейни, зажимая руками уши.

Он приблизился, чеканя шаг в такт своим словам, будто ударяя молотком по шляпке гвоздя.

— Думаю, ты любила ее, потому что она была твоей мамой. Ты хотела, чтобы она тоже любила тебя, но она не любила. А если и любила, то остерегалась показать тебе это. Думаю, тебе хотелось обнимать ее каждый день, но ты знала, что ей это не понравится. И тогда ты решила, что объятия — это насилие, вторжение в чужой мир.

— Хватит! — Лейни несколько раз ударила ладонью по стене. По щекам ее струились слезы. — Она хорошо обо мне заботилась!

— Формально — да, она тебя всем обеспечивала, кормила и одевала. Но материнство этим не исчерпывается. Тебе ведь хотелось, чтобы она прикасалась к тебе, прижимала к своей груди, ласкала?

— Да, — всхлипнула Лейни. — То есть нет. Ты меня совсем запутал.

Дик покачал головой, в его глазах тоже стояли слезы.

— Нет, миленькая, ты как раз распутываешься.

Она вскинула руку:

— Стой! Не подходи ко мне.

— Лейни, я хочу крепко обнять тебя, подарить всю ласку, которой обделила тебя мать.

— Нет! Не хочу.

— Хочешь. Ведь правда?

— Нет, нет! — Она застонала и, безудержно рыдая, стала оседать на пол.

Дик подхватил ее. Обвил руками и крепко прижал к себе, зарывшись лицом в ее волосы.

— Хочешь, — шепнул он, — конечно, хочешь.

Пальцы ее самопроизвольно вцепились в его одежду, комкая рубашку. Дик был рад: слезы, струившиеся по ее щекам, не были мучительными, а, напротив, несли с собой облегчение, очищение. Бережно коснувшись ее затылка, он привлек ее голову к своей шее и уткнулся подбородком в ее макушку.

— Бедная ты моя малышка, — с нежностью произнес он. — Такая милая и такая недоласканная. Господи! Милая моя девочка…

Она едва не растворилась в его сильных объятиях.

— Дик?

— Что, моя любовь?

— Дик? — Она никак не могла до конца поверить, что он действительно рядом, обнимает ее. Любит ее.