Шелковые слова - Сандра Браун

Дик поведает суду, что она не потрудилась сообщить ему о его же собственном ребенке. Особо подчеркнет ее скромную зарплату, которой, несомненно, хватит, чтобы прокормить ребенка, но вот чтобы отправить его в приличную школу, а затем и в колледж, оплачивать счета докторов, покупать одежду?.. Этого явно недостаточно.

Должно быть, терзания эти отразились на ее лице, ибо Дик, оторвавшись от документа, вдруг воскликнул:

— Лейни, милая! Что такое? Снова судороги?

Голос его прозвучал так нежно и, преодолев разделявшее их пространство, словно приласкал ее. Брови теперь хмурились в тревоге за нее. Нет-нет, он не причинит ей зла, убеждала себя Лейни. Он это столько раз повторял.

— Нет, все в порядке. Просто подумала, что на следующей неделе уже надо возвращаться в школу.

И все же… дни проходили в мире и согласии, но тревога не отпускала Лейни. И тут произошло кое-что, заметно приукрасившее ее финансовые перспективы. Однако событие это само по себе явилось потрясением.

Как-то днем, когда Дик беседовал по телефону с одним из своих подчиненных в Нью-Йорке, зазвонил аппарат Лейни и, поднявшись с дивана, она сняла трубку. Дик первым закончил разговор и, когда она повесила трубку, уже стоял рядом. Несколько секунд Лейни отсутствующим взглядом смотрела на телефонный аппарат.

— Надеюсь, никаких неприятностей? — осторожно спросил Дик.

Отогнав тревожные мысли, она машинально взяла протянутую к ней руку.

— Нет, ничего плохого. В общем-то, новости даже хорошие. — И снова погрузилась в размышления.

— Лейни, — заговорил Дик, смеясь и тряся ее за руку, словно пробуждая от сна. — Мне что, все у тебя выпытывать?

— Ой, извини. Звонил агент по продаже недвижимости из Талсы. Уезжая оттуда, я распорядилась выставить мамин дом на продажу. Сказала агенту, что не тороплюсь. Мебель вся по-прежнему там. Сейчас он, позвонил и сказал, что показывал дом одной супружеской чете и что они готовы подписать контракт.

— Но это же хорошо!

— Да. — Лейни попыталась улыбнуться, но не вышло.

— Ну-ка, подойди сюда. — Он усадил ее на диван. — Что тебя тревожит?

Она отвела взгляд, злясь на саму себя.

— Это глупо. Конечно, мне хотелось продать дом, но…

— Лейни, твоя мама умерла?

— Да, — ответила она, резко вскинув голову и недоуменно уставившись на него. — Ты ведь знаешь!

— Ну да, я так и подумал, когда ты сказала, что у тебя нет родственников. Но ты ни разу не заговаривала о ней.

— Правда? Странно…

Дик испытующе взглянул на нее.

— Когда она умерла?

— Почти два года назад.

— От чего?

Дрожащей рукой Лейни убрала волосы со лба;

— Мы думали, что у нее язва. А оказалось… кое-что похуже. — Рука ее взметнулась к шее. — Она умерла всего через несколько недель после того, как легла в больницу.

Он сжал ее руки.

— Ты не должна продавать дом, если не хочешь. Давай я позвоню твоему агенту и попрошу на время заморозить сделку, пока ты не определишься?

Первым ее побуждением было принять его предложение. Но тут вмешался здравый смысл: если Дик попытается отсудить у нее опеку над ребенком, ей понадобятся деньги, которые принесет продажа дома.

— Нет-нет, — поспешно возразила она. — Жить там я никогда не буду. Лучше всего его продать. Агент хочет, чтобы я приехала в субботу.

— Я тебя отвезу.

— Я поеду одна.

— Не спорь, я тебя отвезу.

— Кустарник надо подрезать, — машинально отметила Лейни, когда они остановились перед домом, где она жила вместе с матерью, сколько себя помнила. Дом находился в старой части города; тротуар здесь растрескался, а мостовая была вся в выбоинах.

При виде дома у Лейни едва не сдали нервы, и без того напряженные до предела. Дик решительно настоял, чтобы отвезти ее в Талсу, и сейчас она пожалела, что не приехала одна: не хотелось, чтобы Дик оказался свидетелем ее слабости.

— Я слышал, как агент сказал, что покупатели уже наняли кого-то привести в порядок кустарник, деревья, траву перед домом, — заметил Дик, глядя сквозь ветровое стекло.

— Да. Им не терпится переехать.

— Нельзя их в этом винить: они же заплатили.

Лейни еще не отошла от событий, имевших место в риэлторской конторе всего час назад. Чета пенсионеров ждала ее там с деньгами. Все документы были подготовлены — оставалось только их подписать. Дик внимательно изучил бумаги с дотошностью юриста и одобрительно кивнул. Но, взглянув на расстроенное лицо Лейни, отвел ее в сторону и шепнул:

— Подписывай, только если хочешь, дорогая. Еще не поздно отказаться.

— Нет, я подпишу.

Покупатели изъявили желание также приобрести мебель и бытовую технику, которые Лейни оставляла в доме. Старичок всю жизнь прослужил в армии, а посему, колесив по миру, они почти не обзавелись собственным имуществом.

— Стоимость включает все, что находится в доме, — ответила Лейни. — Но мне бы хотелось еще раз посмотреть и убедиться, что там не осталось никаких личных вещей. А потом я верну вам ключ.

Теперь же Лейни пожалела, что настояла на этом условии. Она боялась заходить в дом, хотя сама не понимала почему. Ноги ее будто налились свинцом, когда Дик проводил ее до парадной двери и отпер ее.

Внутри царило сумрачное безмолвие, как во всех опустевших домах с задернутыми шторами. Воздух был влажным, а общая атмосфера — гнетущей. Раньше комнаты казались Лейни просторными, а теперь она ощутила, как они малы. Она бродила из одной в другую, озираясь по сторонам, но ни до чего не дотрагиваясь.

В ее спальне не было ничего, кроме мебели. Все, что хотела, она забрала с собой, когда уезжала. Комната матери тоже была пуста: Лейни прибрала там через несколько недель после ее кончины, а всю мамину одежду и вещи отдала в благотворительное общество.

Совершив этот грустный обход, Лейни вернулась в прихожую, жалкая и потерянная.

— Ты ничего не хочешь отсюда забрать, Лейни? — спросил Дик, нарушая молчание впервые с тех пор, как они переступили порог.

Признаться, его удивило поведение Лейни: не было ни восторженных восклицаний из-за какой-нибудь безделушки, вызвавшей теплые воспоминания, ни горьких слез. Вспомнилось, как совсем недавно он вместе со своими братьями и сестрами совершил набег на чердак родительского дома. То был день воспоминаний и бурного веселья, когда, на свет Божий извлекались давно позабытые сокровища. Лейни же казалась в этом доме чужой.

— Нет, — покачала она головой. — Ничего.

Дику вдруг пришло в голову, что дом этот не просто пуст — он будто ненастоящий. Как декорации на съемочной площадке. Все вроде бы на своих местах, но какое-то невыразительное, двухмерное — нет ни глубины, ни индивидуальности.