Разорванный август - Чингиз Абдуллаев

В какой-то момент это поняли все. И на Западе, и на Востоке. Сохранять подобные потенциалы было настоящим безумием, тем более что ядерные потенциалы всех остальных государств мира, вместе взятых, не составляли и десяти процентов от этого невероятного числа ракет, нацеленных друг на друга. Но почему тогда так убежденно протестовали советские военные? Они тоже прекрасно понимали необходимость сокращения немыслимых ядерных потенциалов обеих держав. Но предлагали увязывать подобные сокращения и с общим сокращением обычных вооружений в Европе, где находилась мощная группировка военных сил НАТО. Хотя их мнение, похоже, никто не собирался учитывать.

Буш провел в Москве переговоры не только с Горбачевым. Он встретился и с Ельциным в Кремле, что было важно для обоих политиков. А потом улетел в Киев на встречу с Кравчуком. Там он произнес свою знаменитую речь, которая обошла весь мир. Он откровенно заявил, что Соединенные Штаты будут поддерживать всех, кто стремится к демократии и экономической свободе, как, например, народы Балтики и Армении, но при этом обратил внимание, что его страна не будет поддерживать и пришедшие на смену коммунистическим режимам националистические движения. Однако мы не будем указывать вам, каким образом преобразовать ваше общество, обещал Буш. Мы поддерживаем Горбачева, который добился поразительных вещей, и его политика гласности, демократии и перестройки ведет к свободе всех народов большой страны. Однако, будучи федерацией, мы сами стремимся иметь хорошие отношения со всеми республиками Советского Союза. Но как строить свои отношения внутри государства – это ваше дело, а не дело Соединенных Штатов.

Его речь услышали все. И в прибалтийских государствах, полагавших, что он поднимет вопрос об их независимости на встрече с Горбачевым, и на Украине, где надеялись на его более радикальную речь, и на Кавказе, где поняли, что Буш выразил косвенную поддержку Горбачеву и не хотел бы вносить дополнительных осложнений для советского лидера. Поняли Буша и в российском руководстве. Однако самым большим подарком такое выступление было для Михаила Сергеевича Горбачева. Поэтому третьего августа президент СССР выступил по телевидению с программной речью «Союзный договор открыт к подписанию». Он обратил внимание, что за союзным Центром остаются только функции обороны, иностранные вопросы и безопасность государства, для чего остаются единые Вооруженные силы СССР и органы государственной безопасности. Республикам будет предоставлена полная экономическая и политическая свобода, обещал президент СССР.

После выступления Буша это было своевременное и очень нужное выступление. Горбачев уже понимал, что не может быть и речи о сохранении прежнего Союза, что прибалтийские страны и многие присоединившиеся к ним республики уже не допустят диктата Центра, не захотят жить в прежнем государстве, и поэтому шел на беспрецедентные уступки. Сказались и разговоры с президентом США Бушем, который в беседах с глазу на глаз посоветовал пойти на уступки и признать некоторую независимость республик. Всем, кому дорого Отечество, патетически восклицал Горбачев, нужно понимать, как важно согласие Центра и всех пятнадцати республик. Он закончил еще более воодушевленно: «Мы встали на путь реформ, нужных всей стране. И новый Союзный договор поможет быстрее преодолеть кризис, ввести жизнь в нормальную колею. А это – думаю, вы со мной согласитесь, – сейчас самое главное».

Его выступление слушали не только в тех республиках, которые готовы были присоединиться к подписанию Союзного договора, но и в тех, которые категорически отказывались даже разговаривать на эту тему. В Молдавии и в Армении сразу заявили, что внимательно отнесутся к выступлению президента СССР, а в Латвии официально отметили, что изучают речь Михаила Сергеевича. После киевской речи Джорджа Буша становилось понятно, что путь к полному отделению и суверенитету будет долгим.

Однако миллионы советских людей не могли знать, что в этот субботний день в Кремле состоялось заседание расширенного Президиума Кабинета министров СССР под руководством самого президента Советского Союза. При этом на заседание прибыли четырнадцать руководителей союзных республик. Четырнадцать. Все, кроме Литвы, в которой отмечался траур по погибшим таможенникам. Обсуждалось прежде всего состояние финансов и денежного обращения в стране. Это был вопрос, касавшийся всех республик без исключения. Именно он и заставил приехать в Москву руководителей правительств Эстонии, Латвии, Молдавии, Грузии, Армении. Не говоря уже об участии всех остальных республик, готовых подписать Союзный договор. Павлов выступил резко и предельно жестко, в своей обычной манере. Он прямо сказал, что Союз находится на грани финансового коллапса. И на государственный бюджет будущего года будут давить долги в пятнадцать миллиардов долларов, которые нужно находить и платить, а также сильная девальвация рубля и уже набиравшая рост инфляция. Он обратил внимание на невозможность какой-либо республики, даже России, в одиночку решить подобные вопросы. И с этим все были согласны.

Необходимо установить минимальный и предельный срок для стабилизации ситуации, подготовив комплекс неотложных мер, призывал Павлов. Практически все выступающие поддержали его. Разбалансированность экономики была чудовищной. В некоторых городах уже все основные продукты продавались только по талонам. Кто-то сообщил о введенных талонах на одежду для христианских покойников и материю для умерших мусульман. Павлов вскипел и начал даже задыхаться. Тучный гипертоник, он сразу краснел, как только повышалось давление.

– Десять дней, – предложил премьер-министр, – у нас будет только десять дней, чтобы стабилизировать ситуацию.

– Валентин Сергеевич, – удивился Горбачев, – вы считаете, что десяти дней достаточно?

На заседаниях Кабинета министров он обращался к Павлову на «вы», тогда как в более узком кругу обычно использовал привычное «ты».

– Это даже много, – жестко парировал Павлов, – сегодня каждый день важен для нашей экономики.

– В таком случае создадим комиссию под руководством Валентина Сергеевича и поручим им в десятидневный срок подготовить комплекс мер по скорейшему оздоровлению ситуации, – сразу предложил Горбачев. – И эти меры нужно заслушать на ближайшем заседании... – Все присутствующие были уверены, что президент скажет «на заседании Президиума Кабинета министров с моим участием». Но вместо этого он сказал: – На заседании... Совета Федерации.

Павлов вскинул голову, снова наливаясь кровью, с трудом сдерживаясь. Получалось, что экономическая стабилизация лежала на его плечах, тогда как самого президента СССР подобное опасное развитие не интересовало. Не выдержав, он огрызнулся:

– Совет Федерации ничего не решает. Нужно проводить специальное заседание Президиума с вашим участием, Михаил Сергеевич.

– Мы вышли на подписание Союзного договора, – строго напомнил ему Горбачев, – и я думаю, что все собравшиеся здесь руководители прекрасно понимают, насколько важно своевременное подписание этого документа, который стабилизирует и наши экономические отношения. А вы доложите ваши соображения на Совете Федерации. Так будет правильно.

Павлов шумно задышал, но не стал больше спорить. Высказался он только тогда, когда они вошли в кабинет Горбачева:

– Михаил Сергеевич, я вас не могу понять. Как такое возможно? Вы сидите и слышите, что говорят руководители республик, видите, в какую яму мы попали, и предлагаете нам отчитываться на Совете Федерации перед этими безответственными болтунами. Они заболтают любую проблему, а нам нужны конкретные действия и ваши указы, чтобы остановить сползание нашей экономики в пропасть.

– Не нужно, Валентин, так все утрировать, – строго перебил его Горбачев. – Я сегодня вечером выступаю по телевидению с обращением к народам страны. Думаю, что они меня поймут.

– Вам нельзя уезжать в Крым, – продолжал упираться Павлов, – через десять дней нужно проводить повторное заседание Президиума Кабинета министров с вашим участием. Вы же видели, что сегодня приехали все, кроме Литвы. И все понимают, как это важно.

– Они приехали потому, что их не поддержал Буш, – возразил Горбачев, – и давай закончим эту ненужную дискуссию. В конце концов, ты у нас премьер-министр, тебе и карты в руки. Не хочешь докладывать в Совете Федерации, не нужно. Соберемся снова и обсудим этот вопрос сразу после двадцатого августа, после подписания Союзного договора.

Павлов вышел из кабинета, чувствуя, как его душит гнев. Придя к себе, он увидел, что его ждет Бакланов, который должен был согласовать с премьером вопросы финансирования сокращения межконтинентальных ракет. На подобные операции требовались огромные деньги.

– Олег Дмитриевич, я не совсем понимаю в последнее время Михаила Сергеевича, – признался Павлов. – Вы знаете, что мы сегодня обсуждали такой важный вопрос, как стабилизация финансового обращения в стране. И все республики, кроме Литвы, прислали своих представителей. А он создает комиссию под моим руководством и дает нам десять дней для отчета на заседании Совета Федерации. При чем тут отчет или этот Совет Федерации? Нам нужно срочно принимать чрезвычайные меры, чтобы спасать нашу экономику. А он собирается улетать в Крым и вернется только к двадцатому августа.