Далекий след императора - Юрий Торубаров

Усталый и разбитый, с тяжёлыми думами: выходить драться или просить... пощады, он шёл домой. Просить пощады не очень хотелось, узнав, что на помощь идут псковитяне, да и северные земли собрали недюженную рать: «Может... рискнуть? Проучить этих московитян... да и я вырасту в глазах горожан».

Вот посадник дошёл до угла ограды. Несколько шагов — и он... дома. Посадник оглянулся и отпустил стражу. Но не успел сделать и нескольких шагов, как из-за могучего дерева навстречу ему шагнула человеческая фигура. Это было так неожиданно, что посадник встал как вкопанный и на какое-то время лишился дара речи. Он пугливо оглянулся назад. На улице было пустынно.

   — Тебе чево? — он старался в то же время рассмотреть в фигуре черты знакомого человека, — спросил грубовато посадник, хватаясь за рукоять меча.

   — Ты правильно сделал, — заговорил незнакомец, — что не послал помощь Торжку несмотря на их просьбы.

Посадник усмехнулся: «Не послал-то не потому, что не хотел или чего-то испугался, а просто под рукой не было воинов. Их надо было собирать, а на это требовалось какое-то время». Но он промолчал. А дух начатого разговора смягчил настороженность Фёдора, и он убрал руку с рукояти меча. Этого не мог не заметить незнакомец и усмехнулся. Посадник показывал всем своим видом, что он ждёт продолжения разговора. Посмотрев по сторонам и убедившись, что они по-прежнему одни, незнакомец вновь заговорил:

   — Я хочу с тобой поговорить...

   — Это о чём жить? — расслабленно усмехнулся посадник, поняв, что тот пока не хочет на него нападать.

   — Да о твоей жизни, если она тебе дорога.

Посадник качнул головой:

   — Чё ето ты о моей жизни заботу проявляешь?

   — Да просто не хочу кровь русскую понапрасну лить.

   — Мд-а-а... а кто хочет?

   — Да ты же, посадник, — ответил незнакомец, не спуская с него острых глаз, и добавил — ты тут голова.

   — Ну… я, — согласился тот, — но у нас ещё есть вече. Оно всё решает.

   — Не хитри, боярин, оно будет только радо, узнав, что дело может обойтись без крови. Да, кстати, ты мощь Московии видел. Я стоял недалеко от тебя и наблюдал, как широко раскрылись твои глаза. Испужался?

Посадник ответил не сразу. Потом сказал:

   — Да... нет. Скажи лучше, кто ты будешь?

   — Я? Да... московский князь.

От этих слов Фёдор сделал шаг назад.

   — Князь?

   — Да, князь.

   — Э, князь, — он подошёл к нему и взял его за пряжку, — вот сейчас крикну своих, они тя схватят и повесят на этом суку, — кивнул он на дерево.

   — Не успеют.

Посадник не успел договорить, как нож упёрся ему в живот. Боярин посмотрел на нож. Сталь тускло блестела в лунном свете.

   — Не балуй, — отводя руку, проговорил князь.

   — Я тебя понял. Скажу честно, ты прав. Я и сам, идя домой, об этом задумался. А пойдёт ли на мир твой князь, когда мы откроем ворота?

   — Я, думаю, пойдёт. Только... — он поднял его голову за подбородок, — хорошо надо моего князя просить. Он у нас гордый.

Князь отнял руку, повернулся и решительным шагом направился было прочь. Но его окликнул посадник.

   — Эй, а как я?

Пожарский понял вопрос. Вернулся и сказал полушёпотом, но выразительно:

   — Наш князь таких людей не забывает! — последнее слово он сказал по слогам.

Домой Фёдор вернулся совсем сумрачным: «Что же ему делать?»

   — Как там? — он не слышал, как вошла жена.

   — А! Отстань! — снимая рубаху, рыкнул тот.

Раздевшись, он рухнул на лежак и тотчас захрапел.

Но поспать ему не дал вечевой колокол.

   — Федя! Федя! — трясла жена за плечо.

   — А? А? — сквозь сон замычал он. — Не слышишь? Кто зовёт?

   — Народ! — ответила она и пошла к себе.

Его сознание подсказало ему, что надо прислушаться к словам жены. И до него дошло, что тревожно на площади, его зовут...

Бояре и купцы стояли отдельно. Причём бояре разделились на две группы. Они что-то меж собой порой горячо обсуждали, посматривая друг на друга не очень добрыми взглядами. Купчины тоже перешёптывались, но делиться пока они не собирались.

   — Идёт! Идёт! — пронёсся возглас по толпе.

Завертелись головы, и многие увидели, как широким шагом к ним приближался посадник. За ним следили не только из толпы, но и из приоткрытого окна дома владыки.

   — Чё, посадник, делать будем? Аль мир с Москвой, аль на битву позовёшь? — встретила такими возгласами площадь.

Посадник остановился, посматривая то на одну, то на другую сторону.

   — А чё вы хотите? — громко спросил он.

   — Ты лучи ответь, — выступил Иван Обакумович, боярин, — будет помога аль нет.

   — Хм, — посадник усмехнулся, поднял голову вверх.

   — Ты чё там глядишь, ты на мня гляди! — завопил Иван.

   — Сороку смотру! — с хохотом ответил тот.

Боярин на мгновение растерялся, а потом вплотную подошёл к Фёдору.

   — Ты, Фёдор, не крути, — он говорил со злобой, — мы тя подняли, мы тя и скинем. Ишь, сорока ему понадобилась.

   — Да он насмехается над нами, — загудели бояре.

Посадник поднял обе руки. Но бояре не унимались. Тогда завопил народ за спиной посадника:

   — Чё слово посаднику сказать не даёте?

Толпа угрожающе двинулась на бояр. Почувствовав неладное, посадник повернулся к ним:

   — Спокойно, люди добрые! Щас вам всё скажу!

От этих слов толпа остановилась в ожидании, а посадник посмотрел, где бы найти место повыше. Помост снесли на последнем вече. И увидел чью-то телегу. Его взгляд поняли и сразу несколько человек бросились подкатить её. Когда она оказалась рядом, посадник по-молодецки запрыгнул на неё. Он поклонился толпе, кашлянул в кулак, окидывая её испытующим взглядом. Что она таит: мир или войну? Потом заговорит:

   — Новгородцы! Вы хотите слышать, будет ить нет помощь?

   — Да-а! — дыхнула толпа.

   — Я отвечу: на наш посыл литовский князь молчит! Немцев просить будем?

   — Не-е-е! — ревёт народ.

   — Так чё: биться аль мира просить?

   — Мира!!!

   — Биться!!!

Толпа начинает делиться. Всё смешалось.

   — Сказать хочу! — басит, как из бочки, огромный боярин.

Его животик утюжил толпу. Добравшись до телеги, пляшет около, никак не может взобраться. Наконец ему удалось поднять на телегу ногу. Кто-то толкает под ягодицы так, что он взлетает, как петух на насест. На ногах от такого толчка устоять не мог и на карачках добирается до середины телеги. Слышится хохот. Боярин поднимается с колен, отряхивает кафтан и начинает басить:

   — До коль Москва нас грабить будет, люди добрые?! Скоро по миру пойдём, а им всё мало.

Кто-то хохочет:

   — Смотри, голодаить! Бедный!

   — Да когда, люди добры, мы головы подымим, да дадим им под зад?

Толпа помирает от хохота:

   — Под иво зад! Ха! Ха!

   — Хватит! — просмеявшись, заорала толпа, — Слазь! Долой иво! — несколько рук вцепились за подол кафтана.

Между тем среди бояр идёт свалка. Кто-то поддерживает толстяка, кто-то против. Трещат не только кафтаны. Дело дошло до бород. У кого-то из носа кровушка побежала.

   — Мир!

   — Война!

Когда выдохлись, не придя к решению, заорали:

   — Пущай посадник скажет!

   — Федька, давай! Скажи слово!

Фёдор стоит, выжидает, когда стихнут. Бояре поправляют одежду, тащат из карманов тряпицы, кровь оттирают.

Наконец толпа поутихла. Когда Фёдор убедился, что можно говорить, кашлянув, воскликнул:

   — Новгородцы! Ноне ночью вы видали, кака московская мощь! Видали?

   — Видали! — орут толпой.

   — Сломим, её аль нет? — продолжает Фёдор пытать толпу.

   — Шею сломам, — орёт чей-то звонкий голос, — себе.

   — Прав! Прав! — несётся могучий голос веча.

   — А кто хотит биться? — глядя вокруг, орёт посадник.

Таких не находится.

   — Послов! Послов! — толпа знает, что надо в таком случае.

   — Кого хотите? — Фёдор глядит вокруг.

   — Владыку! Владыку!

Когда расходились по домам, многие бояре ворчали:

   — Федька-то предался Симеону.

Владыку Василия великий князь Симеон Иоаннович встретил весьма достойно. Владыка был среднего роста, не молод, мудр, о чём говорили его умные, с добринкой, серые глаза. Окладистая борода и упитанная фигура придавали ему внушительный вид. Одет он был в чёрную, до пола, мантию, с чёрным же клобуком на голове. На груди — внушительный позолоченный крест. Голос басистый, но проникновенный.

Князь вышел к нему навстречу. Склонил голову, поцеловал руку и жестом пригласил пройти вперёд. Опережая, открыл перед ним дверь. В этом внимании владыка не почувствовал раболепия и угодничества. Наоборот, он понял, что, несмотря на княжескую молодость, перед ним твёрдый, последовательный правитель, довольно уверенный в себе. С такими лучше не связываться. Отец Василий знал Калиту и понял, что сын ему не уступит, если не обгонит.

Симеон начал встречу с вопроса: встречался ли он с митрополитом Феогностом?