Пророчество Гийома Завоевателя - Виктор Васильевич Бушмин

– Приветствую тебя, Филипп, король франков и вас, благородные сеньоры королевства! Мы искренне рады видеть вас в гостях у нас, ваших добрых соседей и послушных вассалов!

Филипп поклонился в ответ на приветствия Фулька, отметив про себя:

«Странно, кто это научил нашего грубияна Фулька таким выражениям? Неужели, супруга?»

Граф лично провел короля, сидевшего верхом на коне через мост в замок. Следом въехали остальные гости. Король слез с коня – граф Фульк, как и полагалось, держал его стремя. Гости вошли во дворец, недавно отстроенный графом. Свежая кладка стен бросалась в глаза, как бы хвастаясь богатством и силой ее хозяина.

Граф Фульк сказал:

– Слава Богу, сир, что вы приехали! Его светлость герцог Гильом Аквитанский, буквально задергал меня, ожидая вашего приезда!

Филипп незаметно усмехнулся:

«Гильом уже тут! Прекрасно! Вот, уж мы повеселимся с ним на пару!»

– Как, герцог Аквитании уже здесь? – с деланной рассеянностью ответил король.

Его глаза искали хозяйку нового дворца, прекрасную Бертраду. Но, кроме челяди и слуг графа, никого не было видно.

– Прошу вас, дорогие гости, подняться по этой лестнице в большой зал дворца! Стол уже накрыты! Моя супруга, дражайшая Бертрада, – тут голос Фулька дрогнул, сделавшийся каким-то мягким и немного боязливым. – Да. Бертрада уже наверху, она не смогла вас встретить, ибо развлекает герцога Гильома… Вернее…

Фульк сбился, запутавшись в куртуазных выражениях, не свойственных его грубой натуре. Он собрался и продолжил:

– Вернее сказать, герцог Гильом так увлек мою супругу своими песнопениями и сирвентами, что она, право, просто голову потеряла…

«Женщины, дурачок мой Фульк, любят ушами… – отметил про себя эту прописную истину Филипп. – Наша «кошечка» любит, когда ей нежно мурлыкают на ушко. Это хорошо…»

Глаза Филиппа снова блеснули ярким огнем охотника, огнем самца, чуявшего самку. Он сдержал себя, ответив:

– Ну. Так пойдемте и мы к гостям…

Филипп с деланным равнодушием поднялся наверх, выслушал приветствия собравшихся гостей, очень тепло поздоровался с герцогом Гильомом и, казалось, забыл о существовании Бертрады. Словно не замечая ее присутствие, Филипп шутил с герцогом, декламировал целиком, полагаясь на свою память, его сирвенты и баллады, отпускал комплименты Гильому. Филипп хвалил Гильома Аквитанского, зная тщеславие герцога, словно павлина, распускавшего свой «хвост» гордости и тщеславия. Именно, таким манером, Филипп решил вывести Гильома из борьбы за прекрасную Бертраду де Монфор.

Да. Она была просто красавица. Роды часто делают женщину еще более красивой, добавляя к ее красоте еще томное ощущение трепетности, какого-то удивительного внутреннего сияния, свойственного, пожалуй, только рожавшим женщинам. Кожа ее шеи, рук была, помимо приятной бархатистости, наполнена каким-то внутренним сиянием, скрытые всполохи которого ощущают только чувственные мужчины.

Филипп был очарован красотой и внутренней мощью нерастраченной любви, исходившей от Бертрады. Он мало, когда встречал в одной женщине одновременно столько разных и противоречивых черт. Ее глаза, насмешливые и смущенные одновременно, пугали и манили его. Вздернутый носик и пухлые капризные губки, околдовывали и отпугивали Филиппа. Ровные ряды ее белых и хищных зубов, обнажавшихся при каждой улыбке Бертрады, выдавал в ней хищницу, способную на глубочайшие проявления страсти.

Но, самое сильное впечатление на Филиппа произвел голосок и смех Бертрады. Так искренне, заразительно и переливчато, с каким-то томным упоением, еще никто и никогда не смеялся в жизни короля Филиппа…

Большого усилия над собой стоило Филиппу не смотреть на прекрасную графиню. Каждый раз, когда их взгляды мельком пересекались, его пронзал какой-то разряд, схожий с ударом молнии. Глаза Бертрады, томные с паволокой, зовущие глаза Бертрады притягивали к себе Филиппа.

Уловка короля, сыгравшего на тщеславии Гильома Аквитанского, удалась – Бертрада, как показалось Филиппу, несколько охладела к назойливым и зачастую слишком откровенным ухаживаниям герцога.

Филипп обрадовался и испугался одновременно, поймав на себе взгляд Бертрады де Монфор. Это был взгляд истомившейся по страсти самки, смотревшей на опытного и искушенного в любви самца! Мурашки пробежали по коже Филиппа.

«Боже! Я ей, кажется, понравился! – подумал Филипп. Ладони его вспотели, так велико было желание прикоснуться к ее прекрасной коже, почувствовать нежность и теплоту ее тела…

Филипп встряхнул головой, прогоняя наваждение. Он, естественно, проигрывал в сравнении с красивым и статным Герцогом Гильомом. Его некая «блеклость», ни в какое сравнение не шла с красивым лицом герцога, признанного ловеласа и сердцееда. Но, что-то убеждало Филиппа в правоте своих догадок. Бертраде он понравился, более того, ее тянуло к сильному королю…

Бертрада де Монфор хотела любви, страстной и сжигающей. Но, вместе с этим, она хотела и жаждала власти, власти безграничной и высокой! Увидев короля, Бертрада вспомнила слова одной анжуйской сеньоры, в пылу откровенности проговорившейся о романе с Филиппом:

«Такого страстного и, одновременно, робкого и чуткого мужчины я еще не видела в жизни! – Лепетала глупенькая Изабелла де Люжэ о своем мимолетном романе с королем Франции. – Боже! Казалось, все бы отдала за еще одну сладкую ночь с Филиппом…»

Эти слова запали в душу чувственной Бертраде и сегодня выпала возможность наглядно убедиться в их правоте. От Филиппа исходила какая-то древняя, уже забытая, сила самца, покорителя и повелителя женских сердец. Его уверенный голос, жесты и посадка говорили сами за себя. Да, он был не красавец, как герцог Гильом. Но, Филипп и не был пустым ловеласом, было видно его ищущую натуру, стремившуюся к страсти и любви, к любви и страсти…

– Сир! – Не выдержала Бертрада, заговорив первой с королем. – Многие рассказывают о вашем «увлечении». Эти ваши «купальни» или, как там…. Просветите нас, неразумных, пожалуйста…

Глаза ее загорелись, но, тут же, умело погасли, скрывая свой интерес к Филиппу, а не к его купальням.

– Мадам графиня, – начал Филипп. – Если вы изволите знать, еще древние римляне уделяли большое значение купальням и баням. Их пресловутые термы, были не чем иным, как огромными помещениями, где можно было помыться горячей водой, поплавать в прекрасном бассейне, умастить свое тело ароматическими маслами…. Мое, как вы изволите сказать, «увлечение», старо как мир!

– Было бы интересно краем глаза взглянуть на ваш бассейн, сир… – томно опустив взгляд своих прекрасных глаз, сказала Бертрада. Ее грудь высоко вздымалась от возбужденного дыхания.

«А, уж как хочется мне… – подумал Филипп.

Он вслух, совершенно безразличным голосом ответил:

– Когда ваш супруг, наш верный вассал Фульк соизволит побывать в Париже – милости прошу, если он вас возьмет с собой…

Его взгляд сказал совершенно другое: «приезжай, мы утонем с тобой в страсти, которая больше и лучше, чем все бассейны мира»…

– Вот, еще! Баловство, какое… – буркнул граф Фульк