Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2 - Андрей Болотов

 Уже поставили их рядом, уже начал священник священный обряд, уже обручили их кольцами и уже надлежало им становиться на подножье, как вдруг жених наш начал что–то бормотать об рядной.

 Не был ли он глупец самый величайший! Сам он ее подписал и при самом при нем взяли мы ее к себе, как водится; но тут вдруг встрянулся он ее и говорил, для чего она не у него?

 Мы, примечая его бормотанье, взглядывали только друг на друга и шептали от превеликого удивленья.

 — Батюшки мои! — говорил я своим товарищам. — Не новое ли какое дурачество он затевает, и что это такое?

 Г. Ладыженский, как старший из всех нас, подошед ко мне, шептал мне:

 — Уйду я с рядною в алтарь, пускай же он меня там ищет.

 Мы ответствовали ему:

 — Уйди и спрячься.

 Но мы еще сим образом между собою шутили, как между тем жених поднял уже сущий мятеж и кричал попу, чтоб он венчать переставал и что он более венчаться не хочет.

 Теперь вообразите себе, любезный приятель, каково нам было видеть и слышать сие новое, странное, неслыханное и глупое явление; все мы захохотали во все горло и от смеха не знали, что говорить. Однако скоро смех наш миновался. Жених наш сделался совершенным уже скотом и требовал, чтоб мы неотменно отдали рядную ему.

 — Что это такое? — говорили мы ему. — Что ты затеваешь, и слыханое ли это дело, чтоб рядной быть у тебя? На что ж она писана и на что ж и подписывал ты ее, чтоб не быть ей у твоего нареченного тестя?

 Но что мы не говорили, ничто не помогало. Жених ревел как бык и никому под лад не давался. Мы его уверять, что это так не водится во всем свете, что рядная остается в роде, но он и не помышлял нам в том верить, но кинул свечу и не хотел без того венчаться.

 И тут–то произошла сущая комедия. Мы все рассердились чрезвычайным образом и кричали, бранили, ругали его, как негодного человека; поп вструсился: ну ризы с себя скидывать долой, ну тащить стихарь с дьякона, а немного погодя ну опять надевать, опять совать ему свечу в руки. Тот не берет, а кричит и вопит. Поп опять ризы долой; и одним словом, это была не свадьба, а комическое зрелище, достойное представлено быть на театре.

 Долго сие и истинно с час почти продолжалось, и мы так рассердились, что вышли из пределов.

 Госпожа Звягина едва в обморок от крика не упала, и насилу успели ей принесть воды; невеста обливалась слезами, я расхрабрился и приступил к жениху уже непутным делом. Но все не помогало: это был пень, не имеющий стыда ни в одном глазе.

 Наконец другого нам–не оставалось, как взять невесту за руку и вести из церкви вон. И как с нею мы к сей крайности приступили, то тогда–то уже насилу–насилу товарищи его уговорили дурака.

 Но более убедило его, как я думаю, то, что мне вздумалось ему грозить, что он не только нам всем бесчестье заплатит, но и приданое все по подписанной рядной, и столько, сколько написано в ней, отдаст.

 Итак, согласился, наконец, наш жених, да и нас всех его свита упросила, чтоб мы гнев свой преложили на милость и дело бы окончили.

 Мы послушались как бы нехотя и дозволили венчать, ругая между тем его немилосердным образом; и он во все продолжение венчанья только плакал, и слезы текли у него из глаз ручьями.

 Однако и тут делал он разные дурачества И, во–первых, ставши на подножье, невесте сказал:

 — Да если б я это ведал, так хотя бы за тобою пять тысяч, так бы тебя не взял.

 И можно ли чему глупее быть сего?

 Во–вторых, как стали перепоем поить, то вдруг жених наш не стал выпивать достального и говорил:

 — Разве вы меня подавить хотите?

 Но как бы то ни было, но наконец обвенчали.

 Мы были так злы на него, что если б только можно было, то кинули б невесту и, навязав ему на шею ее, все уехали; но как нельзя было того сделать, то поехали все к нему в твердом немерении, чтоб отнюдь у него не ночевать, а ехать прочь, чего ради и выпросили себе квартиру в доме г. Хрущева, который тут был.

 Приехав в домик к жениху, нашли мы изрядный во всем порядок и такой, какого мы никогда не ожидали. Стол был у него, по обыкновению, уже готов, и нас встретили, как надобно; жених наш был как бы в воду опущенный и ничего не говорил.

 Поужинавши кое–как и по отведении бракосочетавшихся по обыкновению в браутскамеру {Немецкое — спальня.}, стали собираться ехать; но как было уже очень поздно, то вдруг, желая скорее покоя, переменили мнение и остались ночевать тут.

 Мы, мужчины, ушли, выпросив себе постели, в людскую избу, а боярыни ночевали в хоромах. Правда, ночлег нам был не то что хорош; спали мы все на неровном полу повалкою, но от такой свадьбы можно ль было ожидать лучшего, когда и на хороших нередко по служивому ночуют.

 В последующий день, то есть на княжой пир, ни думанно ни гаданно было у нас новое явление. Жених наш власно как переродился, сделался совсем не тот и человек, не только как человек, но еще и изрядный, и мы все им сделались довольны. Таков сделался учтив, таков ласков, таков весел, что лучше желать и требовать было не можно, на что смотря и вся компания была очень весела и радостна.

 Все не только у него остались обедать, но многие, по неотступной просьбе молодых хозяев, и еще ночевать ночь.

 Княжой пир происходил как водится, и все были довольны. Одним словом, как накануне было слишком ненастно и смутно, так наутрие слишком ведрено и ясно, и веселости до того простирались, что и до обеда уже, по деревенскому обыкновению, была скачка и пляска.

 Меня унимали также хозяева и приехавший туда же тесть и теща ночевать у них еще ночь. Но я спешил домой для ожидаемых к себе гостей, весьма драгоценных и любезных, и не мог желания всех выполнить.

 Итак, распрощавшись со всеми, а особливо с г–жею Звягиной и ее сыном, с которым мы в особливости при сем случае сдружились, поехал я домой.

 Сим–то образом сыграли мы сию свадьбу, которая странностью своею была так для меня достопамятна, что и поныне, проезжая большою тульскою дорогою неподалеку от сей деревни ввиду, в левой стороне подле Руднева находящейся, не могу никак, чтоб не вспомнить оной и, напомнивши все бывшее, не посмеяться.

 Женившийся жив и поныне, но я его почти ни однажды после того времени не видал, а слышу только, что и вся жизнь его была не то–то что хороша и похвальна.

 Но я заговорился уже, и мне пора давно перестать и сказать вам, что я есмь ваш, и прочая.

(Декабря 12 дня 1807 года)

ПРИЕЗД ДОРОГИХ ГОСТЕЙ И ПОЛУЧЕНИЕ ЗОЛОТОЙ МЕДАЛИ

ПИСЬМО 147–е

 Любезный приятель! При конце последнего моего письма упомянул я, что я с свадьбы поспешал домой в ожидании к себе драгоценных и любезных гостей. Теперь расскажу вам, кто таковы они были.