Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2 - Андрей Болотов

 Межевщик был мне рад по обыкновению, ибо могу сказать, что все они были ко мне как–то благоприятны. Он принял от меня приготовленную и уже дома написанную отрицательную сказку и был тем очень доволен, а особливо потому, что я учинил тем предпринимаемому им миротворению хорошее начало.

 Совсем тем досадно было мне, что при людях не можно было мне у него спросить, сколько земли по их исчислению нашлось в калитинской даче, а притом и страшился и спросить о том, боясь услышать противное.

 Посидев немного, приступил он к миротворению всех вас, спорщиков, ибо он для того в сей день всех поверенных и созвал, чтоб их мирить; а буде тут ее помирятся, то везти бы их с собою в тот же день в Серпуховскую контору, дабы острова их мирила прежде обыкновенного суда.

 Сперва начал он стараться разорвать спор у глебовских с полозовскими. В обеих сих дачах были недостатки, однако г. Пестов, как владелец глебовской, не хотел никак оставить своего спора в требовал от полозовских половину засоренного им места, а сие не имели причины ему давать.

 Итак, проговорили они очень долго и ничего ее сделали, в г. Пестов доказал о себе, что он в рассуждении разделки был самый негодный и несговорчивый человек.

 Потом дошло дело до моего с ним спора. Межевщик встретил его тем, что я жертвую ему своим спором и просил, чтоб и он велел подписать мою сказку, уверяя, что у нас у обоих оказалось равномерно недостатка по четыре десятины.

 Услышав о сем, нимало мною не ожидаемом недостатке, не знал я, что думать и вправду ли межевщик то говорил или нарочно, ибо я думал, что у меня пример будет; но как говорил он сие важным и не шутливым образом, то заключил я, что он может быть, благоприятствуя мне, так мало в даче моей вычислил и понатянул немного, что, как известно, и учинить им всегда было можно.

 Но как бы то ни было, но на сердце у меня тогда отлегнуло и я, по пословице говоря, не много уже г. Пестова страшился, который недостатком своим будучи надмен, хотел вас всех пожрать и требованиями своими неведомо как кичился.

 Мне он заблаговременно сказал, что нельзя ему никак, не взяв ничего, со мною помириться, и требовал от меня по меньшей мере 20 десятин.

 Удивился я сему смешному и нелепому требованию, и будучи уже удостоверен, что он и в конторе от меня ничего не получит, не много ему кланялся.

 Межевщик сколько мог убеждал его просьбою, чтоб он старика (так называл он меня) не таскал в Серпухов, уверяя, что он меня по пустому свозит; но Михайло мой Алексеевич не туда, а в гору, а только и твердит: «дай 20 или по крайней мере 10 десятин». Наконец по долговременном уговаривании, сказал: «ну вот, последнее слово, по две десятины на брата, то есть 6 десятин, и теперь не говори мне никто более».

 Досадно мне было неведомо как, видя такого упругого и несговорчивого человека; но нечего было делать, и я принужден уже был отмалчиваться.

 Наконец, как мне межевщик стал говорить, не могу ли я сделать ему хоть маленькой какой уступочки, то решился было я дать ему из своей собственной земли две десятины, если б только он избавил меня от езды в Серпухов, куда мне, как приехавшему туда на один час, без денег, без мундира, без постели и рубахи, ехать очень не хотелось.

 Но статочное ли дело! г. Пестов не туда, и сколько межевщик не уверял и не уговаривал его, но он не хотел и слушать, а твердил только свои 6 десятин.

 Видя сие, сказал я наконец: «Когда так и когда ехать мне необходимо в Серпухов, так там не дам тебе и ничего».

 — «Дельно, подхватил межевщик и он сам станет о том после тужить».

 После чего, улуча свободную минуту, спросил я у межевщика тихонько, подлинно ли недостает в даче моей 4 десятины, и как он меня уверил, что действительно так, то и не стал я более говорить и решился сделать им компанию и ехать с ним в Серпухов, ибо признаюсь, что мне тогда и отдаваемых 2 десятин очень жаль было.

 Итак, пообедав все вместе у межевщика, отправились мы во град Серпухов превеликою ватагою, и ехать нам было очень не скучно.

 Сидели мы почти все вместе в коляске Пестова и беспрерывно разговаривали и чему–нибудь смеялись. Мысль, что ехали мы тогда, как говорят об однодворцах и новогородцах, на одной повозке судиться и рядиться, в особливости развеселила духе мой.

 Я внутренно тому хохотал и смеялся, но вьяв не хотя сему упрямцу и честолюбцу покоряться, ничего более о земле говорить не начинал.

 Напротив того г. Пестов не один раз мне повторял: «эй воротись; в Серпухове и половину примеру дашь!» но я, будучи уже о действительности недостатка уверен, смеялся только сему его требованию и в ответ ему либо вовсе ничего не говорил, либо отвечал: «Ну! так уже и быть, братец! отдавать так отдавать, и когда поехали так уже ехать, и что уже о том говорить».

 Наконец приехали мы уже в Серпухов и как было уже очень поздно, то насилу нашли квартиру и стали все вместе на простом постоялом дворе.

 Как вечера тогда были уже длинные и осенние, то скучно нам было, и мы не знали в чем препроводить нам время.

 Карт с нами не было, а сверх того хотя бы и можно было выдумать что–нибудь для прогнания скуки, но я внутренно сердился и досадовал на г. Пестова, а чрез то скучно было и всем.

 Наконец, не стерпя более сам скуки, вздумал я им предложить играть в кидалку игру, в которую мы часто иногда дома игрывали и которая была очень забавна.

 На полу, подле одной стены, начерчивалось мелом два полукружия, одно маленькое и такое, чтоб в оном могла только улечься маленькая табакерка, и в оном изображалось число 9, — а другое кругом оного поболее. Сие последнее разделялось поперечными чертами на 8 отделений; и в оных изображались мелом числы следующие порядком: начиная от стены 8, 6, 4, 2, 1, 3, 5, 7.

 После чего каждой игрок клал по условию на тарелку или в какое судно по сколько–нибудь денег в общую сумму или банк, например, по гривне, и все по порядку, отступя несколько шагов на другой край комнаты, кидали в сии полукружия по очереди медным пятаком, и буде кто попадал в оные, то и брал из банка столько копеек, на каком числе ляжет пятак; а буде кто не попадал, или попадал, но пятак отпрыгивал и выкатывался вон, такой ничего не брал и не приставлял. Буде же кто так был счастлив, что попадал в число 9 и пятак лег весь или на большую часть в сем маленьком полукружке, то сей брал весь банк.

 Когда же в продолжении игры, за беспрерывным выбиранием из него, оставалось денег уже мало и кидавший попадал в число множайшее, например, оставалось бы только 2 копейки, а он попал в 6 или 8, то сколько выходило лишних, столько он сам приставлял в банк, например, 4 или 6; а самое сие в делало игру сию забавною и составляло душу оной.