Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И теперь мне показалось вполне логичным, когда друг принял участие (под псевдонимом) в разжигании военного конфликта в Украине – как публицист-златоуст, умеющий убеждённо презирать. И разумеется, неважно, по какую сторону баррикады он оказался: по моим наблюдениям, люди с подобными установками распределились по обе стороны поровну.
…Более ранний африканский период, после университета – биологические экспедиции: несколько стран континента и архипелаги вокруг, всё заранее родное. ЮАР с Намибией, Египет, Гвинея, Канары, Сейшелы – разного понемногу. Мадагаскар. Но самый странный период – это Йемен, где побывал несколько раз: вроде бы Азия (Лавразия!), но всё же очевидная Гондвана… Симметричная, африканская сторона тектонического раскола мощно ощущалась за горизонтом. Недаром южное побережье Аравии когда-то считалось частью Абиссинии. Рельеф там – через тысячу миль! – абсолютно совпадающий, как смежный пазл.
Одновременно – остров Сокотра у самого Африканского рога, одичавший его осколок.
Истоки всего перечисленного – почти там же, где начало моей жизни… Африка, с её детским калейдоскопом (море / кораллы / горы / бананы / Сахара), когда-то стала главным импринтингом детства: полтора года в Алжире, вплоть до начала школы. Импринтингом настолько сильным, что из шести предыдущих лет на родине – почти ничего не помню! Отдельные кадры казематов детсада, да волшебный момент: мне два года, мы с папой стоим под роддомом, ждём сошествия сестрички, в руках счастливой мамы…
Отец, Олег Григорьевич, был физиком-термистом, участвовал в создании металлургического комбината в Эль-Хаджаре. Папы не стало в прошлом январе.
До самого ухода он руководил маленькой исследовательской группой в Институте чёрной металлургии. Его талант, научный и человеческий, и уникальный исторический эпизод сотрудничества СССР с Африкой, а с ним искреннего всплеска «дружбы народов» – они и задали мне этот жизненный вектор, или даже императив. Любовь к тропикам, поиск общего языка между разными культурами. Это сильнее меня.
Ещё об исторической ответственности за колониализм. Разумеется, она не может быть оправданием для ответного расизма и дискриминации. Кутзее в своём великом романе «Бесчестье» ставит вопрос об исторической неизбежности зеркального зла, и как может показаться, призывает белых современников к смирению. Но я думаю, книга не об исторической карме («белые мучили чёрных, пусть теперь чёрные помучают белых»), но о том, что эту историческую катастрофу необходимо всегда помнить и учитывать. И лучшая компенсация – вложения не в пособия по безработице и вообще в пожизненный бесплатный суп для потомков пострадавших (это было бы ещё разрушительнее, чем колонизация), а в их интеллектуальное и профессиональное развитие.
Ответственность лежит, конечно, не на белой расе как таковой, но на условном «золотом миллиарде», независимо от расовой принадлежности его представителей. Но я против реваншизма в любом его виде и изводе.
Африка оказалась связана с твоей жизнью глубокими историями (схоже и у меня – мои родители работали в Замбии). Прекрасно понимаю и то, как очаровывают африканцы, – ровно так же я не мог не фотографировать их лица, одежды и танцы, когда мы оказались с тобой на приеме в посольстве Замбии… Что же касается высокомерного взгляда твоего друга-гуманиста на чернокожих – я заметил это недавно в Фейсбуке, когда все действительно умные, тонко чувствующие люди регулярно скорбят по нескольким жертвам в Европе или Америке, но 300 жертв землетрясения в Египте – и ни одного поста с соболезнованиями в моей ленте, будто это просто другая планета, другие люди… Мы уже говорили про определение наук, даже методов. А какой травелог для тебя идеален, какая любимая книга о странах? Мы же знаем, например, что жанр в его современном развитии (я не говорю про путешествия Афанасия Никитина), как мы в последние годы видим на книжных полках, еще в середине прошлого века вполне процветал в западной литературе. Появились даже отечественные травелоги об Африке – книги А. Стесина, отдельные главы в «Клудже» Л. Данилкина…
Эти приращения очень радуют. Постепенно собираем антологию современных русских текстов об Африке. Любопытен первый, по-видимому, русско-африканский пресноводный перипл – пятая часть (про Нигер) вышедшей 20 лет назад книги Виктора Ерофеева «Пять рек жизни». Путешествие состоялось, если не ошибаюсь, благодаря немецкому гранту: забавная перекличка с легендой, что африканские экспедиции Гумилёва-старшего финансировались царской разведкой. Добраться до Чёрного континента «за свои» нам всегда сложнее. (Тут снова нужен смайлик.)
…Ясно помню укол радости, когда лет 20 назад впервые узнал о понятии траве-лога. Я бы назвал это «когнитивным восторгом».
. Поэтому встреченные новые концепты, способные гармонично закрыть окна в бездну, психика воспринимает с благодарностью, эйфорически.Понятию травелога уже лет сто, и разумеется, не обязательно воспринимать его как некое «eureka!». Но ко мне оно пришло в разгаре геопоэтических штудий, когда я уже буксовал в накопленной хаотической информации, пришло как заплата на продырявленный парус, – и он снова, так сказать, наполнился ветром. (Нечто подобное, на самом деле, происходит регулярно; хорошо помню один из первых случаев: ликование в студенческие годы, когда познакомился с понятием «палимпсест» – оно соединило мои разорванные в одном из узловых участков представления о мире: словно зашило рваную рану…)
Травелог, трэвел лог: это звучало как «снип, снап, снурре», как заклинание новой геопоэтической магии. Травелог – казалось бы, почти синоним «путевого дневника», – но какой рывок вперёд в объяснении человеческой природы! Дневник ведь только средство (простой медиации между путешественником и читателем), а травелог – цель. Самоценный художественный продукт, одна из главных целей путешествия и порой даже его единственная причина.
Отсюда всего один шаг к Общей теории путешествий. Одной из лучших иллюстраций к которой и служит жанр травелога. А именно, к постулату о взаимной проекции и триединстве ключевых феноменов человеческой жизни: текста, судьбы (личностной истории) и путешествия. Путешественник-писатель (равно как и читатель, он ведь в своём воображении пересоздаёт и приватизирует чужой маршрут) перемещается одновременно в нескольких континуумах: в сюжете своего произведения, в пространстве становления личности, и собственно в ландшафте. Все эти виды движения нанизаны на времяподобную координату – внутренний темп внимания субъекта. Которое внимание, как сёрфер, перепрыгивает из пространства в пространство. Хотя на самом деле непрерывно присутствует во
