Ангел-мечтатель (СИ) - Буря Ирина

И меня там не оказалось, мрачно подумал Первый, чтобы это течение в руки взять.

— Так вы, что, без пищи остались? — спросил он, недоверчиво окидывая взглядом крепкую фигуру Малыша.

— Ну, кое-что все же вынесли, — пожал плечами тот. — И здесь много чего съедобного нашлось. Сейчас уже все, что нужно, посадили — до первого урожая продержимся.

Раздался бешеный топот, и из зарослей на берег вырвался скакун. Он со всего разгона подлетел к Первому и принялся бодать его головой — с такой силой, что с первого удара сбил его с ног.

Поднявшись, Первый обхватил его за шею и уткнулся в нее лицом — издав торжествующий вопль, скакун взвился на дыбы, и Первому пришлось, изловчившись, переметнуться ему на спину, чтобы он его копытами на потоптал.

Скакун затанцевал на месте, взбрыкивая задними ногами — подбрасывая, но не сбрасывая его.

— Ну, идем, идем! — рассмеялся Малыш. — Не он один рад тебя видеть — там все заждались.

В глубине зарослей Первый обнаружил уже довольно солидно оборудованное пристанище. Рассмотрел он его не сразу — к нему подскочил Крепыш, стащил его со скакуна и, оправдывая свое имя, выбил из него весь дух с первого хлопка по спине.

Пока Первый восстанавливал дыхание, на нем повисли с нечленораздельными возгласами беглецы из его башни.

Их живность, взбудораженная всеобщим воодушевлением, внесла свою лепту в приветственный хор.

— А где Лилит? — отстранив их всех от себя, обвел Первый их новое пристанище удивленным взглядом — как это она позволила кому-то раньше нее с ним обниматься?

Над пристанищем повисло обескураженное молчание.

— Так она же вернулась, — переглянувшись с Малышом, ответил ему, наконец, Крепыш.

— Что? — шагнул к нему Первый, изо всех сил надеясь, что ослышался.

— Она сказала, — с опаской отступил от него Крепыш, — что останется там, где ты точно найдешь ее — на старом месте. Мы думали, что ты сначала туда направился.

— Она даже Последыша с собой не взяла, — тихо добавила миниатюрная подруга Малыша, указывая ему на дальний край пристанища, где он разглядел испуганно выглядывающего из-за дерева своего последнего потомка. — Там же все порушено было, а у нас хоть пищи хватало.

Первый стоял, пытаясь осознать услышанное.

Лилит — одна, в изувеченном, израненном мире, без пищи, без помощи, без него … и рядом с Адамом!

Затем до него вдруг дошло, что в приветственном хоре он не услышал еще один голос.

— А Лилита где? — прорвалась в его голосе хрипота.

Одновременно с удвоившимся страхом перед ответом, о котором он уже догадывался.

На этот раз в пристанище воцарилось мрачно подавленное молчание.

— Лилита исчезла, — бросил в него, как тяжелый камень, через несколько минут Малыш.

— Что значит — исчезла? — начал Первый тихо, но к концу голос у него сорвался.

— Она очень хотела летать, — быстро заговорила подруга Малыша, — но у нее никак не получалось. Она все время взбиралась на деревья и бросалась с них вниз — мы даже стали дежурить неподалеку, в птичьем образе, чтобы успеть подхватить ее и не дать разбиться. А однажды она сама приняла образ птицы — такая трансформация уже давалась ей без труда — но только быстрокрылой. И она улетела — мы не смогли ее догнать.

— Где-то месяц назад, — глядя себе под ноги, добавил Малыш, — и больше мы ее не видели. Она так и не вернулась.

— В каком направлении? — обведя их всех взглядом, спросил Первый.

Подруга Малыша молча протянула руку именно в ту сторону, которую и ожидал увидеть Первый — туда, откуда они приплыли.

— Тогда вам придется еще подождать, — выпрямился он, готовясь к взлету, и вдруг вспомнил свое обещание другим мирам. — И, возможно, я вернусь не только с ними.

В стремительном обратном полете Первого не оставляло ощущение дежавю. Он снова летел к своему миру, где его снова ждала Лилит — и он снова собирался сражаться за них обоих.

О Лилите он старался не думать — чтобы не впасть в отчаяние. Нет, нет и еще раз нет — пернатые с коварного водоема каждый год пролетали куда большее расстояние до творения его мира, а потом еще и назад возвращались.

И потом — она всегда была не только его любимицей, но и его мира тоже, тот никогда бы не позволил чему бы то ни было случиться с ней.

Значит, она точно долетела.

Она всегда была сильной.

Сильнее Лилит.

Значит, сначала ему нужно найти Лилит.

Он нашел ее в их старом пристанище у теплового водоема.

Опять дежавю — другое.

Она вновь сидела спиной к нему и лицом к водоему, склонившись над чем-то у себя в руках.

— Лилит! — с чувством невероятного облегчения бросился он к ней.

Она снова вскочила — еще крепче прижав к себе свою ношу, обдав Первого яростным взглядом и остановив его яростным рыком.

Точь-в-точь как в тот день, когда у них появился Малыш.

Но на этом дежавю закончилось.

Глава 17.15

— Нельзя! — раздался хлесткий, как удар кнута, окрик из зарослей — и Лилит тут же съежилась: гримаса бешенства на ее лице сменилась выражением всепоглощающего ужаса.

Из зарослей к водоему вышло настолько невозможное в его мире существо, что Первый остолбенел и онемел одновременно.

Оно было облачено в девственно-белоснежные одежды — которые также смотрелись дичайшим диссонансом на фоне окружающей их яркой природы — и, судя по пресной благонравной физиономии, принадлежало башне Второго.

Как кто-то мог попасть оттуда в его мир?

У Второго не было ни одного выходца из него, чтобы вернуть их в виде духов. А для введения в миры своих собственных сил, ему требовалось либо согласие их владельцев, как в лесистом и металлическом мирах, либо хотя бы формальное обращение их обитателей, как в энергетическом и пушистом, либо акт прямой агрессии с их стороны, как в животном и антрацитовом.

Во всех остальных случаях любой мир безраздельно принадлежал своему владельцу, и только тот мог позволить — или не позволить — пришельцам извне войти в него.

— А ну, вали отсюда! — придя в себя, шагнул Первый к незваному гостю.

Тот даже головы не повернул, не сводя с Лилит пристального взгляда. Глянув туда же, Первый снова дар речи потерял — она отступала от него мелкими шажками с выражением, которое он еще никогда, ни в одной из самых отчаянных ситуаций, не видел на ее обращенном к нему лице.

В глазах ее стоял самый настоящий животный страх.

И не было в них даже проблеска узнавания.

— Мы уже говорили с тобой, — обратился к ней посланник Второго мерным, увещевательным, убаюкивающим тоном, — что агрессивность присуща только дикому, неразумному миру. Который создания высшего разума должны решительно отвергнуть. Ты ведь не хочешь погрязнуть в нем, правда? У тебя есть шанс на лучшее существование, на вечное существование. В мире, в покое, без боли и страданий. Но для этого ты должна отринуть этот низменный мир, оградить себя от него, оборвать все нити, которыми он пытается привязать тебя к себе, чтобы — когда ты станешь полностью достойной — воспарить из него к свету, добру, вечности …

Первый отключился от него, не сводя глаз с Лилит.

И не веря им.

Она жадно внимала каждому слову — мелко и истово кивая с горяченным блеском в глазах и шевеля подрагивающими губами всем им в такт.

Как будто демонстрируя, что согласна с любым из них, и обещая следовать им всем без исключения.

— Лилит, не слушай этот бред! — снова шагнул вперед Первый, протягивая к ней руки.

Она рывком повернула к нему голову, показав на мгновенье зубы над вздернутой верхней губой — и тут же охнула, вжала голову в плечи, сморщила в отчаянии лицо и метнулась за спину посланника Второго.

— Кто это? — послышался оттуда ее дрожащий голос. — Что он хочет? Зачем он это делает?

Тот посмотрел, наконец, на Первого — с холодным любопытством укротителя перед лицом ни разу прежде не виданного зверя.

— Но это же очевидно! — ответил он также Первому. — Это — исчадие этого мира, которое явилось, чтобы помешать тебе вырваться из него на свободу. Но я здесь для того, чтобы уберечь тебя от опасностей и помочь тебе не сойти с истинного пути.