Сальватор - Александр Дюма

— Что вы хотите сказать, госпожа маркиза? — вскричал он. — Как я, готовый отдать за вас жизнь, могу иметь несчастье быть причастным к вашему страданию?

— Ах, господин аббат! — с отчаянием в голосе вскричала маркиза. — Вы ведь знаете Толстушку?

— Толстушку? — переспросил аббат таким тоном, словно хотел сказать: «А что это такое?»

Граф знал, что такое Толстушка, и, догадываясь о причине великого страдания, сотрясавшего маркизу, упал в кресло со вздохом отчаяния, как человек, который, устав бороться, сдает свои позиции неприятелю.

— Да, Толстушку, — подтвердила маркиза плачущим голосом. — Вы не могли ее не знать, вы двадцать раз видели меня с ней.

— Где же, госпожа маркиза? — спросил аббат.

— Да в вашем приходе, господин аббат, в Монружском братстве. Я всегда ее привожу, вернее — увы! — приводила с собой. О Великий Боже! Бедняжка, она так громко лаяла, если я оставляла ее одну в особняке!

— A-а, понял! — вскричал аббат, которого наконец надоумило слово «лаяла». — Понял!

Изображая отчаяние, он хлопнул себя по лбу и продолжал:

— Вы говорите о своей прелестной собачке! Восхитительной собачке, грациозной и умненькой! Неужели с ней случилось какое-нибудь несчастье, госпожа маркиза, с этой милой маленькой Толстушкой?

— Несчастье?! Ну еще бы, разумеется, несчастье! — разрыдалась маркиза. — Она умерла, господин аббат!

— Умерла! — хором подхватили оба брата.

— Пала жертвой ужасного преступления, отвратительной ловушки.

— О Небо! — воскликнул Ксавье.

— Кто же виновник этого мерзкого злодеяния? — спросил аббат.

— Кто?! И вы еще спрашиваете! — прошипела маркиза.

— Да, мы спрашиваем, — подтвердил Ксавье.

— Наш общий враг, враг правительства, враг короля: аптекарь из предместья Сен-Жак!

— Я так и думал! — вскричал аббат.

— Готов поклясться, что это его рук дело! — подхватил художник.

— Как же это было, Боже ты мой?

— Я отправилась к нашим добрым сестрам, — начала свой рассказ маркиза. — Когда мы с Толстушкой проходили мимо аптеки, бедняжка, которую я держала на поводке, вдруг останавливается. Я подумала, что ей просто понадобилось остановиться. Я тоже останавливаюсь… Вдруг она взвыла, бросила на меня прощальный взгляд и упала замертво прямо на мостовой.

— Ужас какой! — воскликнул аббат, подняв глаза к потолку.

Во время этого рассказа граф Рапт выплеснул свое нетерпение на связку перьев и изорвал ее в клочья.

Госпожа маркиза де Латурнель заметила, что его не очень заинтересовал трогательный рассказ об этой беде и что он с нетерпением ждет, когда уйдут оба посетителя.

Маркиза встала.

— Господа! — с холодным достоинством произнесла она. — Я вам тем более благодарна за внимание, которое вы уделяете несчастной Толстушке, что оно так непохоже на глубокое безразличие моего племянника, настолько занятого своими тщеславными планами, что у него нет времени на простые человеческие чувства.

Оба брата с возмущением посмотрели на графа Рапта.

— Жаба и змей! — прошептал тот.

Обратившись к маркизе, он громче прибавил:

— Это не так, сударыня, а в доказательство моего живейшего сочувствия вашему горю я предоставляю себя в ваше распоряжение и готов наказать виновного.

— Мы же вам сказали, господин граф, — вставил аббат, — что этот человек — негодяй, способный на любое преступление!

— Редкий негодяй! — заметил Ксавье.

— Да, вы в самом деле это говорили, господа, — промолвил депутат, вставая и кланяясь двум братьям, словно хотел сказать: «Теперь, когда мы прекрасно понимаем друг друга, наши мнения совпадают, нас не разделяет никакая распря, ступайте домой и оставьте меня в покое».

Братья поняли его движение, и в особенности взгляд.

— Прощайте, господин граф, — несколько прохладно попрощался аббат Букмон. — Сожалею, что вы не можете уделить нам еще несколько минут; мы с братом хотели предложить вашему вниманию еще несколько важных вопросов.

— Важнейших! — прибавил Ксавье.

— Мы их лишь отложим на время, — возразил граф Рапт, — я льщу себя надеждой иметь счастье снова встретиться с вами.

— Это наше самое горячее желание, — подхватил художник.

— До скорой встречи, — прибавил аббат.

Поклонившись графу, аббат вышел первым, за ним — художник, во всем подражавший старшему брату.

Граф Рапт прикрыл за ними дверь и некоторое время постоял, держась за ручку, словно опасался, как бы они не вернулись.

Затем он обратился к секретарю, едва ворочая языком от усталости:

— Бордье, вы хорошо запомнили этих людей?

— Да, господин граф, — отвечал тот.

— Так вот, Бордье: я вас прогоню, если когда-нибудь их нога окажется в моем кабинете.

— Какая ярость против двух Божьих людей, дорогой мой Рапт! — с набожным видом воскликнула маркиза.

— Это они-то Божьи люди? — взревел будущий депутат. — Вы хотели сказать: приспешники Сатаны, вестники дьявола?

— Ошибаетесь, сударь, совершенно ошибаетесь, клянусь вам, — возразила маркиза.

— Да, правда, я и забыл, что они ваши друзья.

— Я глубоко восхищаюсь благочестием одного и сердечно симпатизирую таланту другого.

— От души вас с этим поздравляю, маркиза, — отирая лоб, сказал граф. — Ваше восхищение и симпатия весьма уместны. Много я видел мошенников с тех пор, как вступил в должность, но впервые за всю свою карьеру встречаю интриганов такого калибра. Да, Церковь недурно выбирает своих левитов. Теперь мне понятно, почему она так непопулярна.

— Сударь! — вскричала разгневанная маркиза. — Вы богохульствуете!

— Вы правы. Не будем больше о них! Поговорим о чем-нибудь еще.

Он обернулся к секретарю.

— Бордье! Я должен поговорить с дорогой тетушкой о деле чрезвычайной важности, — проговорил он, пытаясь отыграть то, что потерял во мнении маркизы. — Поэтому я не смогу продолжать прием. Ступайте в приемную, выберите двух-трех посетителей — предоставляю это вашей проницательности, — а остальных отошлите. Клянусь честью, я падаю от усталости.

Секретарь вышел, и граф Рапт остался с маркизой де Латурнель наедине.

— До чего люди злы! — глухо пробормотала маркиза, в изнеможении падая в кресло.

Граф Рапт с удовольствием поступил бы точно так же, однако его остановила необходимость серьезно поговорить с маркизой, о чем он сказал Бордье.

— Дорогая маркиза! — начал он, подойдя к ней ближе и тронув пальцами ее плечо. — Я готов с вами согласиться. Но, как вы знаете, теперь не время пускаться в разглагольствования: выборы состоятся послезавтра.