Свободное радио Альбемута. - Филип Дик

Мы — словно перчатки, которые наш отец надевает, дабы достичь своих целей. И это истинное счастье — когда ты чувствуешь себя полезным. Ты — часть чего–то большего, его продолжение, простирающееся во времени и пространстве и служащее для изменения мира. Участвовать в этом изменении — вот величайшая радость.

— Я смогу давать тебе указания и без спутника, — сообщил мне ВАЛИС. — Спутник уже выполнил свое предназначение: открыл твой разум и разум других. И разумы эти теперь никогда не закроются. Установленный контакт сохранится.

Мне стало ясно — я подключен. Навсегда.

— Ты все запомнил, — передавал ВАЛИС. — И запомнил навсегда. Отбрось печаль.

— Спасибо, — сказал я.

Красноватые холмы вдали и голая равнина подо мной расплылись и исчезли. Медленно стих звук ветра.

ВАЛИС отвернулся и скрылся из виду, следуя своим путем. Но теперь, вопреки обыкновению, я не испытал чувства потери.

Дитя Земли и звездное небо. Старинный обряд. Посвящение в древнюю тайну. Надо мной свершился орфический ритуал — из темных подземных пещер я воспаряю в залитый светом дворец и вижу золотую табличку, напоминающую мне о моей природе и моем прошлом: полете через космос от далекой звезды Альбемут, прибытии в этот мир, чтобы раствориться в нем, укрыться от кротоподобного врага. Однако враг настигает. Он отравляет посаженный нами сад — своим присутствием, своими экскрементами. Мы зарываемся в ил, мы становимся полуслепыми, мы забываем все. Но вот приходит напоминание, его источник — голос с неба, помещенный на орбиту давным–давно — на случай бедствия, резкого изменения в течении событий, излома. Такой излом произошел; тут же автоматически включился голос и рассказал нам то, чего мы уже не помнили.

Если русские действительно сфотографировали спутник внеземного происхождения, вторгшийся в околоземное пространство, то знают, что он стар и поверхность его изрыта неровностями. Я был там тысячи лет назад. Возможно, помнили и остальные… пока кротоподобный недруг не замкнул их разум и они не забыли. Их заставили забыть: изувеченная природа, отравленный воздух лишили их чувств и мыслей, вернули их в прежнее состояние.

Повторяющиеся циклы, думал я: просыпаешься на время, затем вновь впадаешь в сон. Я спал, подобно другим, затем пробудился — вернее, меня намеренно вывели из состояния сна. Ко мне воззвал голос друга, я услышал и узнал этот голос. Он всегда пытался пробудить нас, спящих. И может быть, когда–нибудь мы все проснемся. И снова соединимся с расой, давшей нам жизнь, расой, обитающей за далекими звездами — как будто мы никогда не расставались.

Альбемут. Наш первый дом. Все мы — странники, бродяги, изгнанники, знаем мы это или нет. Большинство из нас хотело бы забыть. Слишком больно помнить о истинном своем месте здесь, о том, кто мы на самом деле. Мы предпочли превратить этот мир в свой дом и никогда не вспоминать о прошлом. Так легче.

Простота жизни в неведении. Легкий путь. Но сколь трагична развязка: лишенные памяти, мы становимся жертвой врага. Ведь мы и его забыли, и он застал нас врасплох. Такую цену мы заплатили. И продолжаем платить.

Глава 24

Я пришел в себя в послеоперационной палате. Медсестра держала меня за руку и измеряла пульс. Грудь болела, я с трудом дышал через кислородную маску. Страшно хотелось есть.

— О! — радостно воскликнула сестра. — Наш автомобильчик попал в небольшую аварию.

— Что со мной? — выдавил я из себя.

— Доктор Уинтауб расскажет вам, как прошла операция. Но сначала вас переведут в обычную палату.

— Вы сообщили моей…

— Ваша жена едет сюда.

— В каком я городе?

— Это Дауни.

— Так далеко от дома, — сказал я.

Через полчаса меня перевели наверх, в палату на двоих. Пришел доктор Уинтауб.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он, беря меня за руку и щупая пульс.

— Голова раскалывается, — сказал я.

Не помню, чтобы у меня когда–либо прежде так сильно болела голова. Разве в ту ночь, когда ВАЛИС сообщил мне о врожденном дефекте у Джонни. И похоже, вновь стало хуже со зрением, как и в тот раз.

— Вам здорово досталось. — Доктор откинул одеяло и осмотрел повязки. — Сломанное ребро пробило легкое, поэтому нам пришлось вскрыть грудную клетку. Придется вам полежать. К тому же ударом рулевого колеса вам размозжило голову… — Внезапно он умолк.

— Что там? — спросил я, испугавшись, что доктор что–то еще обнаружил.

— Сейчас вернусь, мистер Брейди.

Доктор Уинтауб вышел из палаты, оставив меня в недоумении. Вскоре он вернулся с двумя санитарами.

— Снимите–ка повязку, — приказал доктор. — И уберите шины. Я хочу осмотреть рану.

Точными мягкими движениями санитары принялись разматывать бинты. Доктор внимательно наблюдал за ними. Я не чувствовал ни боли, ни какого–либо неудобства, только по–прежнему раскалывалась голова — как при мигрени. В правом глазу вспыхивал яркий розовый свет — загоралась и гасла какая–то решетка. Размытые цветные пятна медленно плыли слева направо.

— Готово. — Санитары отошли, уступая место доктору.

Я почувствовал, как его ловкие пальцы коснулись моей груди.

— Я оперировал два часа назад… — пробормотал он. Потом взглянул на часы. — Два часа и десять минут.

— Вы не посмотрите мои глаза? — попросил я. — У меня болят глаза.

Доктор посветил фонариком в мои глаза.

— Следите за светом… Зрачок отслеживает свет нормально. — Он переключил свое внимание на грудную клетку и обратился к санитарам: — Отвезите его в рентгеновский кабинет и сделайте снимки грудной клетки во всех проекциях.

— А его можно двигать, доктор? — усомнился один из санитаров.

— Будьте предельно осторожны, — сказал Уинтауб.

Меня перевезли в рентгеновский кабинет, сделали несколько снимков и вернули в палату. В ожидании снимков мне удалось приподняться и увидеть собственную грудь.

Ее пересекала четкая розовая линия. Разрез совершенно затянулся.

Не мудрено, что доктор Уинтауб захотел незамедлительно сделать снимки — чтобы узнать, как обстоит дело с внутренними повреждениями, не зажили ли они столь же стремительно.

Вскоре в палату в сопровождении медсестер вошли два незнакомых врача и принялись меня тщательно осматривать, используя какие–то приборы. Я лежал молча, глядя в потолок. Головная боль начала стихать, зрение становилось четче — остались лишь розовые световые круги. Судя по тому участку грудной клетки, который я смог разглядеть в рентгеновском кабинете, а также зная, что означают розовые круги перед глазами, я понял, что мною занялся ВАЛИС — так же как в свое время он занимался моим Джонни. Он все устроил наиболее экономичным способом: обычная хирургическая операция, а затем — под воздействием излучения со спутника — невероятно быстрое излечение. Похоже, в больнице мне уже делать нечего.