Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

Действительность теряла запахи: они угасали и вскоре исчезли совсем. Приглушенными стали звуки утреннего леса. Гермиона шевельнулась, открыла глаза, будто немного ослепшие — таким плохим было ее зрение в сравнении с зоркостью волка. Мир опять преобразился. И стало еще холоднее.

Гермиона, совершенно нагая, испачканная в грязи и крови, сидела на валежнике. Медленно падал и тут же таял пушистыми хлопьями снег.

Тэо опустился рядом с ней и погладил по спине; властным жестом поднял ее голову, вгляделся в лицо.

В сознании промелькнуло воспоминание о задранном лосенке, и что‑то, похожее на отвращение, шевельнулось внутри. И тут внезапно Тэо с силой толкнул ее в грудь, поваливая на землю, и схватил за горло.

Гермиона, меньше всего ожидавшая чего‑то подобного, дернулась в бессильной обиде — у нее не было сил освободить свою шею от этой поистине стальной хватки.

Быстро перестало хватать кислорода, закружилась голова. Кровь бешено пульсировала, всё ее естество, казалось, собралось вокруг его пальцев, реальность покачнулась, уплывая куда‑то прочь. Похолодели губы.

Она даже не пыталась сопротивляться, только сжала своими руками его кисти — но вскоре отпустила и их. Силы покидали тело синхронно с оставляющей разум действительностью.

Было что‑то сладкое в этих немеющих губах и дурманящей слабости, что‑то пульсировало уже не только на шее, там, где в передавленных артериях готова была фонтаном взорваться кровь, но и внизу живота. Темнело в глазах. И тревожный зуд поселился в груди, где‑то на кончиках затвердевших сосков. А руки и ноги наоборот ослабели и безвольно рухнули на валежник.

Он отпустил ее внезапно, и волна опьяняющего воздуха хлынула из внешнего мира, с которым она уже почти рассталась, словно цунами. Дурманящий, он накрыл с головой и вместе с кислородом в тело вернулись силы, волной смывающие охватившую первым делом квелость. Вспыхнуло вновь распаленное на пике удушья желание.

Ее раны затянулись и были после возвращения в человеческий облик будто старыми, полученными несколько недель назад. Они почти не болели.

— Я. Хочу. Тебя, — раздельно проговорила Гермиона, глубоко вдыхая холодный воздух.

— Кто бы сомневался, — отрывисто бросил Тэо.

Вдруг он резко и с неожиданным проворством схватил ее обнаженную ногу и перекинул через себя. Сорвал и отбросил в сторону мантию — под ней ничего не оказалось. Резким движением Тэо вошел в ее тело, закинув руки женщины за голову и с силой вдавливая их в землю. От его резких движений сухие колючки и камушки вонзались в спину и ягодицы. Тэо ускорял темп. Потом резко остановился и заставил ее сменить положение — вот уже колени женщины больно вжаты в промерзлую землю, а он навалился сверху, руками прижимая ее голову к палой листве. Сухой валежник попал в рот — вкус у него был неприятный, заплесневелый. Плевать.

В какой‑то момент Гермиона взвыла от удовольствия так же, как она выла, волчицей выслеживая дичь ночью под сенью этого леса. Страсть бурлила внутри, придавая немыслимых сил — хотелось, чтобы всё это продолжалось вечно, никогда, никогда не прервался этот дикий, полуживотный и грубый акт, почти насильственный.

Сердце бешено колотилось внутри, где‑то в районе шеи, разгоняясь до ритма совершенно нечеловеческого. Кровь стучала в висках, а тело, казалось, начало неметь от длительного напряжения экстаза.

Когда всё закончилось, Гермиона без сил повалилась на землю и перевернулась на спину. Тэо накрыл ее пледом и протянул зажженную сигарету.

— Ну, вот, — сказал он после того, как нагая ведьма сделала первую глубокую затяжку, — теперь ты готова.

— К чему? — хрипло спросила Гермиона.

— К тому, чтобы сорвать первый раскаленный обруч.

Глава XIX: Временная петля

— Почему же ты раньше мне всего этого не рассказал?!

Гермиона с возмущением смотрела на призрак графа Сержа, сидя на столе в полутемном кабинете Тэо. Южнодакотский клабберт, повисший на прутьях большой клетки и с интересом наблюдавший за беседой, гортанно завизжал и ударил себя перепончатой ладошкой в грудь. Алая пустула на его лбу вспыхнула, словно лампочка маггловской рождественской гирлянды.

Гермиона скрестила руки.

— Вы двое запретили мне пять лет назад, — пожал плечами граф, кивая на молодую ведьму и стоящего чуть в стороне от нее Тэо. — Велели рассказать сразу только Темному Лорду, который прибудет за тобой, а ему, — граф снова указал на Тэо, — поведать, лишь когда он сам решит помогать тебе. Всё исполнено.

— Полдесятилетия я сходила с ума от ненависти, и Твое Сиятельство лишь теперь изволило рассказать мне о временной петле?! — возмутилась Гермиона.

— Более того, ты сама, вернувшись в прошлое, прикажешь ему сделать то же самое, — подавая голос, примирительно заметил Тэо. — Не стоит играть со временем, это чревато очень серьезными последствиями.

— Не прикажет, а попросит, — елейным тоном заметил граф.

— Нижайше извиняюсь.

— Значит, — Гермиона закурила очередную сигарету и внимательно посмотрела на графа Сержа, — после того, как ты отыскал для меня пещеру, и я ушла в нее, тогда, в России, вскорости из ниоткуда появились мы с Тэо?

— Трансгрессировали, — поправил граф. — Именно так. Сначала я этого не понял и несказанно удивился твоему появлению в обществе неизвестного мне волшебника. Впрочем, ты изменилась. И больше не была беременна. В тот момент я как раз раздумывал, понадобится ли тебе помощь — и тут возникли вы. Объяснили мне всё и просили моего содействия. Просили пойти в пещеру вслед за тобой тогдашней и помочь освободиться, а когда ты направишь свою палочку на обидчика и произнесешь смертельное проклятье, прочесть формулу Таднзáра–Аба–Азá. Разумеется, так, чтобы ты не услыхала ее.

— Замедление сущего? — удивилась Гермиона. — Что‑то я не возьму в толк, как это может помочь.

— Смертельное проклятье, угодившее в человека, нейтрализовать уже невозможно, — профессорским тоном пояснил граф Серж. — Но если в нужный момент произнести формулу Таднзáра–Аба–Азá…

— Молекулы тела замедлятся, все процессы внутри станут проходить на много порядков медленнее, — досадливо перебила Гермиона. — И он умрет не сразу, но что же из того? Ведь что бы с ним не делали в это выигранное время, оно покажется его сознанию парой секунд.

— Ты целила своим проклятьем в сердце, ведьма, — хмыкнул граф, — и оно начало распространяться оттуда. Я наложил формулу Таднзáра–Аба–Азá на всё тело того колдуна, кроме мозга. Он продолжал осознавать и чувствовать каждый дюйм действительности, — по–мефистофельски развел руками граф.

— Сколько? — коротко спросила Гермиона, чувствуя, как начинает бешено стучать ее сердце.