Рифтеры - Питер Уоттс

Вполне возможно, его убили те же самые люди, ко­торые тут все сожгли.

Лабин идет назад вдоль платформы. Кларк следует за ним. Ветер налетает со всех сторон, холодный и колю­чий; она могла бы поклясться, что он проникает даже сквозь гидрокостюм, хотя, наверное, у Лени всего лишь разыгралось воображение. Где‑то рядом случайно образо­вавшийся туннель из труб и листов обшивки под ветром стонет так, словно внутри спрятались привидения.

– А какой сейчас месяц? – спрашивает она, стараясь перекричать шум ветра.

– Июнь, – отвечает Лабин, направляясь к вертолет­ной площадке.

Кажется, сейчас намного холоднее, чем должно быть в это время. Может, после того как Гольфстрим прекратил свое существование, такая погода теперь сходит за теп­лую. Кларк никак не могла толком понять этот парадокс: как глобальное потепление может превратить Восточную Европу в Сибирь...

Металлическая лестница ступени ведет наверх, к взлет­но‑посадочной площадке. Но Лабин, дойдя до нее, не поднимается, а припадает на одно колено и внимательно рассматривает нижнюю часть ступенек. Кларк тоже на­клоняется. Она ничего не видит – только исцарапанный, окрашенный металл.

Лабин вздыхает:

– Тебе лучше вернуться.

– Даже и не думай.

– Если ты пойдешь дальше, я не смогу вернуть тебя. Я предпочту задержаться еще на сорок шесть часов, но не допустить, чтобы кто‑то задерживал меня на суше.

– Мы уже об этом говорили, Кен. С чего ты решил, что сейчас меня будет легче переубедить?

– Дела обстоят хуже, чем я ожидал.

– Насколько? Сейчас и так конец света.

Он указывает на проплешину под ступенькой: там со­скребли краску.

Кларк пожимает плечами:

– Я ничего не вижу.

– Вот именно.

Лабин поворачивается и возвращается назад, к опа­ленным руинам будки управления. Лени спешит за ним.

– Ну так что?

– Я оставил там запасной самописец. Он похож на заклепку. – Демонстрируя размер, Лабин сдвигает вме­сте большой и указательный пальцы, оставляя между ними едва видимый просвет. – Я даже специально за­красил его. Я сам никогда бы его не заметил. – Кен проводит пальцем воображаемую линию между будкой и лестницей. – Отлично выбранная зона прямой видимо­сти, позволяющая минимизировать потребление энергии. Всенаправленная передача: место нахождения источника сигнала определить невозможно. Памяти хватило бы на неделю обычных переговоров, а также на любой сигнал, который они могли послать нам.

– Не слишком‑то много, – замечает Кларк.

– Это устройство не было предназначено для долго­временной записи. Достигнув лимита, оно писало новую информацию поверх прежней.

Значит, черный ящик. Запись недавнего прошлого.

– То есть ты ожидал, что случится что‑нибудь подоб­ное, – предполагает она.

– Я рассчитывал, что, если что‑то произойдет, я, по крайней мере, смогу получить какую‑то запись о том, что случилось. Я не ожидал, что самописец пропадет, так как больше никто о нем не знал.

Они возвращаются в радиорубку. Почерневший двер­ной косяк по‑прежнему стоит, нелепо вздымаясь из об­ломков. Лабин, похоже, из какого‑то загадочного уваже­ния к стандартным процедурам, проходит в дверь. Кларк легко переступает через остаток стены, не доходящий ей до колена.

Что‑то хрустит и трещит там, где находится ее лодыж­ка. Она смотрит вниз. Ступня завязла в обугленной груд­ной клетке; Лени выдергивает ногу из дыры, проломлен­ной в грудине, чувствует подошвой шишки и выпуклости позвонков – хрупкие, крошащиеся от малейшей тяжести.

Если сохранились череп или конечности, они, навер­ное, погребены под обломками.

Лабин наблюдает за тем, как она высвобождает ступ­ню из человеческих останков. Под его линзами что‑то блестит.

– Тот, кто стоит за этим, – говорит он, – потолко­вее меня.

На самом деле его лицо не столь бесстрастно. Оно ка­жется таким тем, кто его не знает. Но Лени, до известной степени, научилась читать Лабина и сейчас видит, что он не встревожен и не огорчен. Кен вдохновлен.

Она непоколебимо кивает:

– Значит, тебе пригодится любая помощь, – и сле­дует за ним.

СОЛОВЕЙ

Казалось, будто они вышли из земли. Иногда вполне буквально: немало народу жило в канализации и дре­нажных трубах, словно несколько метров бетона и земли смогут удержать то, что небо и земля не сумели остано­вить. Но, по большей части, люди просто так выгляде­ли. Передвижной лазарет Таки Уэллетт останавливался на перекрестках муниципальных дорог возле скоплений обветшалых и по виду необитаемых домов и торговых центров, из которых, тем не менее, сочился вялый ручеек изможденных местных жителей, они уже давно утратили надежду, а воли им хватало только на механическое суще­ствование до самой скорой смерти. Здесь жили неудачни­ки без связей, так и не перебравшиеся в ПМЗ[91]. Бывшие скептики, которые поняли, что им реально грозит, лишь в тот момент, когда было уже слишком поздно. Фатали­сты и эмпирики, которые смотрели в прошлое столетие и удивлялись, почему конец света пришел только сейчас.

Здесь жили люди, которых едва ли стоило спасать. Така Уэллетт старалась изо всех сил. Она была человеком, который едва ли подходил на роль спасителя.

В кабине играл Россини. К Уэллетт, пошатываясь, на­правлялась следующая пациентка, когда‑то ее назвали бы пожилой: кожа обвисла; конечности почти не двигаются. Женщина ходила, словно ей управлял вышедший из строя автопилот. Одна подогнулась, когда женщина подошла ближе, от чего все ее больное тело перевалилось на одну сторону. Уэллетт уже кинулась к ней, но больная в послед­ний момент сумела сохранить равновесие. Ее щеки похо­дили на распухшие синюшные подушки; слезящиеся гла­за, казалось, неотрывно смотрят в какую‑то неопределен­ную точку, расположенную между зенитом и горизонтом.

Правая рука напоминала инфицированную клешню, со­гнутую вокруг незаживающей, сочащейся раны.

Уэллетт не стала обращать внимание на серьезные по­вреждения и сосредоточилась на мелких: две меланомы видны на левой руке, в правой – судороги, от раны в ладони к запястью тянется темная сетка, похожая на следы сепсиса. Привычные признаки недоедания. По­ловина симптомов могла возникнуть из‑за Бетагемота, но ни один не указывал на него прямо. Эта женщина ужасно страдала.

Уэллетт постаралась профессионально улыбнуться, хотя это у нее всегда получалось плохо.

– Посмотрим, можем ли мы вам как‑либо помочь.

– Это хорошо, – ответила женщина, мечтательно глядя на звезды.

Уэллетт попыталась проводить ее к фургону, поддер­живая одной рукой в перчатке (ей, конечно же, на самом деле перчатки не требовались, но сейчас было нелишним напомнить людям о таких вещах). Женщина отпрянула при первом же прикосновении и...