Новый Михаил - Владимир Викторович Бабкин

Это, конечно, дело такое, загадывать не стоит, но матримониальную карту можно попытаться разыграть, если случай представится. Как говорится, обещать – не значит жениться, а тут даже про обещания речь не идет. Так, намеки, разговоры, возможные перспективы в деле усиления сотрудничества и будущего союза между двумя великими державами. Опять же с вероисповеданием наверняка будет затык, уж очень неохотно католические принцессы меняют свою конфессию, а русская императрица обязательно должна быть православной. Хотя Париж, пардон, Москва – стоит мессы, не так ли?

Впрочем, понесло меня куда-то сильно в далекие дебри. Даже не заметил, как над площадью показался мой агитационный дирижабль. Восстановленный на голом энтузиазме техниками Гатчинской офицерской школы генерала Кованько, сей аппарат был мной бессовестным образом мобилизован в интересах Министерства информации. Для военных целей он не годился, а вот нести в массы слово – самое то! Вон как красиво он смотрится в голубом небе – весь красный такой, со Звездами Богородицы на бортах, и тянет на тросе кумачовое полотнище с лозунгом: «Честь в Служении!» Красота, да и только. Сколько людей его сегодня увидели и еще увидят? Десятки, сотни тысяч! А Суворин собирается его использовать, что называется, на износ. Причем не только над Москвой, но и устраивая агитационные пролеты по всей империи. Даже во Владивосток собирался отправить при случае. А он такой, он может, я уже убедился.

Москва. Дом империи.

29 марта (11 апреля) 1917 года

Вести с Западного фронта говорили о многом. Пусть официальные данные были всерьез засекречены, но и без всяких немецких хроник было ясно – потери у англо-французов просто чудовищные. И, судя по всему, потери эти куда больше, чем были в моей версии истории, уж не знаю по какой причине – то ли за счет того, что немцам реально удалось увеличить количество войск в местах ожидаемого наступления, то ли из-за того, что выходка русских бригад сыграла роль, а может, и нервы взбешенного Нивеля дают о себе знать при планировании операций. В общем, бог весть. Но потери колоссальны!

Разумеется, военная цензура Британии и Франции старается нивелировать «успехи» Нивеля, простите за каламбур, но разве можно утаить в мешке шило такого размера?

А за окном шумела Красная площадь. Спешили прохожие, звенели трамваи, бегали мальчишки с газетами. Мне не было слышно, что именно они там выкрикивали, но общее содержание прессы я, разумеется, знал. После некоторых колебаний я таки дозволил печатать фотографии, сделанные немцами во время англо-французского наступления. Вышли они рядом и в контексте с общими рассуждениями местных, прости Господи, политологов, про то, как мудро поступил царь-батюшка, решив уберечь Россию от… Ну, в общем, в таком вот духе.

– Государь!

Я обернулся.

– Все в сборе, государь.

Киваю. Но Климович обеспокоен.

– Оружие при вас, государь?

– Да, генерал, не волнуйтесь. Все будет в порядке.

– Да, государь. Но, как говорят, на Бога надейся…

– А пистолет держи в рукаве.

– Точно так, государь.

Что ж, вот он и пришел тот час, когда все точки будут расставлены. И не только над буквой «i». Да.

Выхожу из библиотеки и направляюсь по коридору в сторону моих официальных кабинетов. Скажу прямо – иду, словно в клетку со львами. Впрочем, нет, вру, после давешних казней мне трудно их воспринимать львами. Максимум – стая волков, а, скорее, просто свора собак. Но собаки эти могут весьма серьезно покусать, а то и загрызть. Потому и арена должна быть оснащена решетками на все случаи жизни.

Да, над выбором места мой шеф личной безопасности трудился весьма основательно, настояв на многих превентивных мерах, с коими мне пришлось согласиться. Нет, всерьез я не опасался никаких нападений. Как мне кажется, вряд ли родственники удумают меня порешить сегодня. Не тот момент и не та обстановка. Это не Распутина травить пирожными ночью в глухом подвале. Да и любому дураку ясно, что это моя территория и охрана ворвется сюда через считанные мгновения после начала кутерьмы. Опять же, здесь женщины и целые семьи, так что вряд ли случатся внезапные эксцессы.

Но генерал Климович был неумолим (образно говоря, разумеется) и настоял на максимально безопасной для меня схеме общения с дорогими родственниками. Так что сегодня местом сбора родни стал не полный неги и роскоши салон Дворца Империи, а длинный и строгий зал Совбеза, где стол на всю длину, где по обе стороны от него четкими рядами стоят массивные дубовые стулья с высокими спинками. Стулья весьма и весьма тяжелые, такие не вдруг поднимешь, а уж, чтобы, к примеру, возлюбить ближнего своего таким вот стулом по голове, то тут надобно иметь недюжинную силу, да и не сделать этого за одну секунду, а ведь до меня еще добежать с таким вот стулом надо, да и рассажены все равномерно, то есть широко, на всю длину. К тому же под столом там у меня, в специальном креплении, кольт 1911, да и в рукаве на выкидном механизме закреплен маленький браунинг M1906.

Да, разумеется, это была паранойя и, вероятно, перебор, но генерал был непреклонен, утверждая, что он, как начальник моей личной охраны, не может гарантировать того, что кто-то из лиц, имеющих непосредственный доступ к моей обожаемой персоне, не доберется до меня раньше, чем охрана успеет среагировать. Понятно, что оружие они все, в теории, должны были сдать на входе в здание, но их же никто не обыскивает, верно? Не будешь же великих князей, а тем более великих княгинь с великими княжнами подвергать полному личному досмотру! В общем, по его мнению, я должен был не только быть начеку, но и иметь возможность сам сделать выстрел на мгновение раньше возможных заговорщиков.

Спорить я не стал. Ну, на то он и шеф моей охраны, чтобы бдеть, да и вспомнились мне доклады о содержании разговоров моей семейки многолюдной. Разговоров вообще и разговоров за последние сутки. Да и обстоятельства убийства того же Распутина явственно демонстрировали,