Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - Коллектив авторов

Примечания

1

Более детальные замечания историографического характера даны по ходу изложения в основной части монографии.

2

Такую характеристику, разительно отличавшую Николая II от германского кайзера, подтверждает и генерал Ю.Н. Данилов, знавший царя не хуже Рауха. Даже в его бытность верховным главнокомандующим, вспоминает он, Николая II всегда «гораздо более интересовали мелкие подробности и отдельные эпизоды, чем общий замысел операции и характер ее исполнения» (Данилов Ю.Н. На пути к крушению. С. 205). Оборотной стороной такого своеобразного интереса к военному делу были приветливость и благорасположенность царя к людям в военной форме, которые отмечают многие мемуаристы. Благодаря этим особенностям характера и свойственной ему естественной простоте в общении, Николай II легко «очаровывал» собеседника.

3

Впрочем, многое в этом вопросе у него с годами оставалось сыро, недодуманно. В своих мемуарах генерал Г.О. фон Раух воспроизводит свою беседу с Николаем II «примерно в 1912–1913 гг.», в ходе которой он доказывал императору, что обладание Константинополем и обоими проливами ляжет на Россию «непосильным бременем», но все равно не обеспечит ей свободный выход в Средиземное море, поскольку «ряд островов архипелага всегда давал бы неприятелю возможность создать ряд новых Дарданелл». Взамен мемуарист предложил ограничиться захватом одного Верхнего Босфора с постройкой там укреплений с тем, чтобы закрыть иностранным судам вход в Черное море, превратив его, таким образом, во внутреннее русское. «Государь очень внимательно слушал меня, — вспоминает фон Раух, — поставил несколько вопросов в разъяснение моей мысли, по-видимому, ею заинтересовался и в заключение сказал: “Это совсем для меня новая мысль… Надо будет об этом подумать”» [ГА РФ. Ф. Р-6249 (Г.О. фон Раух). Оп. 1. Д. 16. Л. 16 об.-17. — «Эпизоды моих встреч с государем императором Николаем Александровичем. Материал для характеристики покойного государя»]. О том, что его планы в отношении черноморских проливов «еще далеко не установились», Николай II признавал и в первые месяцы мировой войны.

4

Немцы вообще «отравлены ядом самообожания и надменности», обобщал бывший военный министр А.Н. Куропаткин (ГА РФ.Ф. 543. Оп. 1. Д. 751. Т. 1. Л. 72). Современный германский исследователь предвоенных настроений немецкого общества констатирует, что большая его часть «была сплошь и рядом пронизана духом милитаризма», имея в виду как «государственный» милитаризм, так равно и его «низовую» разновидность (Залевски М. Немецкое общество и начало Первой мировой войны // Война и общество в XX веке: В 3-х кн. Кн. 1. Война и общество накануне и в период Первой мировой войны. М., 2008. С. 402). Другой зарубежный автор фиксирует, что пацифистское движение в Германии, несмотря на выраженный патриотизм и готовность оправдать оборонительную или любую иную «справедливую» войну своего правительства, все равно оставалось чужеродным телом политической системы Германии начала XX в. По этой причине немецкие пацифисты были крайне малочисленны, влиянием не пользовались и влачили «жалкое» существование (Chickering, Roger. Imperial Germany and a World without War. The Peace Movement and German Society, 1892–1914. Princeton University Press, 1975. P. 286, 320, 418). Популярная в Германии социал-демократия также не вызывала опасений у официального Берлина: «…нет и речи об общей или частичной стачке или саботаже», — такими словами германский канцлер охарактеризовал позицию СДПГ в начале августа 1914 г.

5

Немецкий историк Фриц Фишер и его последовали указывают, что, хотя эта записка датирована 9 сентября 1914 г., намеченного в ней курса правящая элита Германии придерживалась по крайней мере с лета 1913 г. (ее центральным пунктом было создание той же «Mitteleuropa»). Оппоненты Фишера, в свою очередь, убеждены в сиюминутном характере этого документа и полагают, что он представлял собой не более чем изложение условий «сделки», которую в тот (благоприятный для себя) момент Германия была готова заключить с Францией и Англией (Keithly D. M. Did Russia also have War Aims in 1914? // East European Quarterly. 1987. Vol. 21. № 2. P. 139). Фактически предметом полемики выступает время появления «программы войны», а равно вопрос, существовала ли такая, одобренная правительством Германии, программа вообще.

6

О территориальных притязаниях пангерманистов на востоке Европы можно составить представление по условиям Брест-Литовского мирного договора от марта 1918 г., который, как утверждают немецкие историки, явился реализацией именно их программы. Об аннексионистских планах правящих кругов Германии в отношении своих западных соседей см.: Gatzke Hans W. Germany's Drive to the West (Drang nach Westen). A study of Germany's western war aims during the First World War. Baltimore, 1950.

7

Обсуждались и варианты раздела Польши между Германией и Австро-Венгрией либо создания формально независимого, а на деле марионеточного Польского государства, подконтрольного австро-германской администрации.

8

Из внутренней переписки британской дипломатии, которую изучил канадский историк Кит Нейлсон, видно, что Форин офис в этот период был гораздо более озабочен обеспечением собственных интересов в Персии и Центральной Азии // См.: Neilson К. Britain and the Last Tsar. P. 334–339.

9

Назначение 58-летнего генерала Лимана на должность начальника германской военной миссии в Турции состоялось в июне 1913 г. Его пятилетний контракт с турецким правительством был подписан в октябре, но к исполнению своих обязанностей он приступил лишь 20 декабря 1913 г. Инструктируя Лимана, кайзер настаивал, чтобы тот «германизировал» турецкую армию, дабы превратить Турцию в инструмент германской политики на Балканах в противовес России (Strachan H. The Outbreak of the First World War. P. 15). Согласно контракту, помимо командования 1-м корпусом турецкой армии, на который была возложена защита столицы и проливов, немецкий генерал вошел в состав Высшего военного Совета Турции, стал руководителем ее военно-учебных заведений и прямым начальником всех иностранных офицеров, состоявших на службе Оттоманской империи (Аветян А.С. К вопросу о роли миссии Лимана фон Сандерса. С. 58–59, 62–63). По данным русского Военного министерства, вместе с ним в Турцию прибыли 40 «лучших офицеров германской армии» — специалистов по штабной работе, крепостной артиллерии и др., к которым в 1914 г. присоединились еще 30.

10

Описанные Адамовым опасения Петербурга были далеко не беспочвенны. Князь Карл Лихновски, в предвоенные годы германский посол в Лондоне, позднее признавал, что целью «политических вожделений» Берлина в Малой Азии «являлось господство на Босфоре». — Мемуары князя Лихновского. Моя миссия в Лондоне, 1912–1914 гг. // Международная политика и мировое хозяйство. № 7. Пг., 1918. С. 42.

11

Генеральным инспектором турецкого флота тогда был британский адмирал, и это в определенной мере дополнительно связывало Лондону руки в его отношении к миссии фон Сандерса.

12

15 января 1914 г. Лиман фон Сандерс был произведен в маршалы Порты и назначен генерал-инспектором всех сухопутных сил Османской империи.

13

Предложения Дурново, таким образом, фактически совпадали, хотя и в более широком формате, с давним планом германского императора (который в какой-то мере разделял и С.Ю. Витте) о создании континентальной антибританской лиги. Подробнее об этом плане см.: Рыбачёнок И.С. Закат великой державы. Внешняя политика России на рубеже XIX–XX вв.: цели, задачи и методы. М., 2012. С. 139–141.

14

Исторической правды ради отметим, что, согласно дневниковым запискам великого князя Николая Михайловича, Распутин доверительно сообщил князю Ф.Ф. Юсупову (который по горячим следам и поведал об этом великому князю, а затем повторил существо дела в своих воспоминаниях), что в конце 1916 г. грядет заключение сепаратного мира с Германией. Тогда, заметим от себя, получает объяснение и всплеск интереса к этому вопросу немецкой и европейской прогерманской печати, включая упомянутую публикацию газеты швейцарских социал-демократов о возможных условиях такого соглашения (только в октябре 1916 г. та же “Berner Tagwacht” поместила целую серию редакционных материалов на этот счет), и регистрацию именно осенью 1916 г. Рейхсбанком немцев-держателей русских ценных бумаг для облегчения послевоенных финансовых расчетов с Россией (подробнее об этом см. параграф «Проблема “русских долгов”: от Брестского мира к Берлинскому финансовому соглашению 27 августа 1918 г.» в части III настоящей книги). По утверждению Юсупова, угроза сепаратного мира главным образом и заставила его и других заговорщиков поспешить с убийством придворного «божьего человека» 16/29 декабря 1916 г. [Записки Николая Михайловича Романова // Красный архив. 1931. Т. 6(49). С. 99]. Опираясь на эти свидетельства, можно предположить, что Распутин как минимум замышлял выступить «мотором» этого начинания с русской стороны.