Страсти ума, или Жизнь Фрейда - Ирвинг Стоун

В третьем случае речь шла о женщине, которая считала себя высокоодухотворенной и требовала от мужа удовлетворения своих мазохистских наклонностей, видя в этом гарантию верности. Муж должен был истязать ее и грубо с ней обращаться при половом акте, а она при этом фантазировала, что окружающие зрители наслаждаются зрелищем. В промежутках между интимными актами она страдала приступами головокружения. Психоанализ стал продвигаться лишь тогда, когда доктор Фрейд совместил два свидетельства: что у ее отца также бывали обмороки и что в ее фантазиях он часто присутствовал в качестве зрителя в момент совокупления. Будучи ребенком, она отождествляла себя с отцом, который в ее присутствии оскорблял ее мать и насильно загонял в спальню. Доктору Фрейду удалось избавить пациентку от головокружений, последующие сеансы раскрыли женщине глаза на причины ее склонности к мазохизму. Пациентка сдержанно благодарила его:

– Господин профессор, теперь, когда вы вернули меня к норме, смогу ли я оставаться верной мужу?

Самой судьбе было угодно, чтобы сократилось число пациентов, ибо он был полон желания в первые месяцы года составить историю психоаналитического движения и опубликовать ее в ежегоднике к тому моменту, когда об отставке Карла Юнга станет известно в Европе, Англии и Америке. В основе его политического кредо был принцип никогда не находиться в обороне. Однако данная рукопись послужит обороне: нужно было изложить правду о том, как возникла и развивалась теория психонализа, что он открыл, разработал, привел в движение и что сделали Альфред Адлер и Карл Юнг. Он попытается написать историю откровенно и честно.

«Субъективный характер предлагаемой истории психоаналитического движения не должен вызывать удивления, так же как роль, которую мне довелось в нем играть. Психоанализ создан мною, я был единственным, кто занимался им в течение десяти лет, и все недовольство, вызванное этим новым явлением у современников, оборачивалось критикой в мой адрес. Я чувствую себя вправе утверждать, что и в наши дни, когда я давно уже не единственный психоаналитик, никто не может знать лучше меня, что такое психоанализ, чем он отличается от других способов исследования психической жизни и что именно следует этим словом обозначать».

Он описал, как обнаружил психоанализ, начиная со случая с Бертой Паппенгейм, которую лечил Йозеф Брейер; остановился на мужской истерии, открытой Шарко; упомянул о том, как был подвергнут остракизму профессором Мейнертом и медицинским факультетом; рассказал о работе в Нанси с Бернгеймом и Льебо, о первом применении метода убеждения с помощью гипноза и легкого нажима на лоб больного, о разработке метода свободной ассоциации; о том, как высветились подсознание, эдипов комплекс, детская сексуальность, подавление, перенос из подсознания в сознание…

Он писал о многом, касавшемся его лично, включая разрыв с Альфредом Адлером и Карлом Юнгом, а также об осознании им собственной вины в том, что, говоря словами Геббеля, «нарушил покой мира».

«Вся моя личная чувствительность в те годы, на счастье, притупилась. От ожесточения же меня оберегало одно обстоятельство, которое выпадает на долю не всякому первооткрывателю–одиночке. Последний мучительно доискивается причин безучастия или неприятия со стороны современников и видит в них мучительное несоответствие правоте собственных убеждений. Я же в этом не нуждался, поскольку психоаналитическая теория давала мне возможность оценить такое отношение окружающих как необходимое следствие аналитических посылок. Если верно, что раскрытые мной взаимосвязи изолируются от сознания больных людей внутренним аффективным сопротивлением, то такое же сопротивление должно возникать у здоровых, когда вытесненный материал поступал к ним в виде информации извне. Неудивительно, что они стремились мотивировать аффективное отрицание интеллектуальными выкладками. Столь же часто это встречалось у пациентов, и приводимые доводы, которые проще пареной репы, как говорил Фальстаф, были теми же самыми и вовсе не отличались остроумием. Разница лишь в том, что с больными можно было пользоваться средствами принуждения, чтобы заставить их осознать и преодолеть сопротивления, тем же, кто считает себя здоровым, так не поможешь».

Как заставить здоровых людей рассмотреть проблему в трезвом и научно объективном духе, оставалось нерешенной задачей, которую лучше доверить времени.

«История науки дает много примеров того, как положение, вначале вызывающее только возражения, через некоторое время получало признание, не имея новых доводов в свою пользу».

Он закончил рукопись к концу февраля 1914 года и отдал ее в печать. Карл Абрахам, заменивший Юнга на посту редактора ежегодника, полагал, что сможет опубликовать ее в первом редактируемом им выпуске, возможно, в июне. Зигмунд почувствовал большое облегчение, что вскоре увидит свет исторический обзор. Через несколько дней его дочь София еще более укрепила его хорошее настроение, родив крепкого мальчугана.

В начале мая Зигмунд почувствовал недомогание. Он сказал Марте:

– Кроме болезни Эрнеста Джонса в Лондоне, дела идут хорошо. Мы получили официальное прошение Юнга об отставке с поста президента. Карл Абрахам займет его место и подготовит следующий конгресс в Дрездене. Я намерен описать случай «человека, одержимого волком». По набору фактических доказательств описание этого случая может стать наиболее убедительным свидетельством, которое я был когда–либо в состоянии привести. Меня пригласили прочитать курс лекций в Лейденском университете осенью; это первое важное признание в Европе. Ведущий голландский психиатр А. В. Рентергем объявил публично о достоверности нашего толкования сновидений и теории неврозов…

Впервые после неполадок с сердцем двадцать лет назад Марта всерьез встревожилась по поводу здоровья Зигмунда. Ее расстроило намерение доктора Вальтера Цвейга, специалиста по пищевому тракту, провести ректоскопию, чтобы удостовериться в отсутствии рака прямой кишки. Зигмунд не хотел признаваться в том, что многие из расстройств вызывались перегрузкой, волнениями, усталостью.

– У тебя было более чем достаточно неприятностей, Зиги. Дело Юнга попортило тебе кровь; а теперь доктор Стенли Холл объявил о поддержке Альфреда Адлера.

Обследование проходило болезненно, но доктор Цвейг не нашел признаков злокачественной опухоли. Зигмунд объявил об этом Марте:

– Боги дают отсрочку. Доктор Цвейг не нашел ничего тревожного относительно того, что я ласково именую моим американским колитом. Будем считать, что я ошибся в своих ощущениях. Вскоре выйдет ежегодник с историей открытия психоанализа, и это расставит все по своим местам. А тем временем подумаем о лете.