Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

и ныне здравствующий Александр Дугин, и многие их соратники, делают реальную работу, тщательную и огромную, по обработке текстов о философии и культуре и их распространению. О евразийстве не мне говорить, но у евразийцев есть хоть какая-то стройность и твердость во взглядах. У молодой правой левизны я этого не нашла. Но, повторяю, я не считаю себя традиционалистом и многие идеи о «знании» мне чужды. По взгляду на общественные процессы я скорее неомарксист с христианским уклоном. Однако речь о людях, которые мне сразу же и очень понравились.

В 2010 году 8 декабря на вечере памяти Евгения Головина увидела Аристакисяна, но тогда я не знала, что он его знал. В то время я довольно активно занималась неофициальной литературой двадцатого века и хотя поверхностно, однако знакома была с материалами о Южинском кружке. На вечере меня ожидало много интересного. Как оказалось, Дугин – прекрасный рассказчик, глубокий и интригующий, а кроме того очень артистичный. Я не знала тогда, что он пишет песни, для себя, не вынося это за некие пределы, но это можно было предположить. Дочь Евгения Всеволодовича Елена – женщина модерна: крупная, яркая, волевая и таинственная. Артур нас познакомил, и мы чуть позже подружились.

Через некоторое время (уже не помню, при каких обстоятельствах) меня пригласили участвовать в проекте «Поэтическая вселенная Головина». На выходе предполагалось нечто мистериальное, Елена написала сценарий и руководила постановкой. Это была весна 2012 года. Самое интересное, как и полагается подобным действам, происходило на репетициях.

Переводчик Владимир Сахарнов (Рынкевич) кроме того, что гениально читал французских поэтов, Рембо, «Пьяный корабль», еще и создавал довольно сильно беспокоящую, электрическую атмосферу, в которой халтурить, а не играть уже невозможно было. Так что никто не халтурил, все играли в полную силу.

Натэлла Сперанская, известный общественный деятель, казалась мне все репетиции и выступления в том числе некоей скорбной вакханкой, воплощением дикой красоты. У нее низкий, немного глуховатый голос, настраивающий на какой-то торжественно-траурный лад.

Сергей Жигалкин, переводчик, путешественник и, возможно, лучший сейчас знаток материалов о бароне Унгерне, читал Тракля и Бенна по-немецки. Жигалкин, кажется, был в чем-то красном на вечере, и он блондин. От него солнечное было впечатление. Мою урбаноориентацию он не понимал.

Дугин, наоборот, всегда был немного ироничен, глаза поблескивали, ему очевидно все нравилось. Порой он пускался в мемуарные тирады, порой что-то начинал объяснять из того, что ему пришло в голову. Слушать его было очень интересно. По сценарию я представляла перевод «Святой» Малларме. Но по-французски я не читаю. Дугина это изумило, но он как-то быстро, легко и спокойно взял на себя французский текст, а мне остался перевод Головина. Надо сказать, работать с людьми, знающими по три-четыре языка чрезвычайно трудно, если знаешь только один. Конечно, была волна интеллектуального снобизма, но меня это не травмировало. Хотелось тут же все языки и выучить.

Всего на вечере у меня было три момента: «Святая» Малларме, строфы из «Пьяного корабля», который блистательно начал Рынкевич, говоря, как настоящий парижский клошар, и собственно мой подарок, мое стихотворение для Головина, «Антиохия», 1992.

Артур держался хозяином и в стороне, репетиции происходили у него дома. Кроме названных людей были многочисленные гости. Например, Игорь Дудинский.

Вечер состоялся 30 мая на Артплэе[196].

Всего было несколько вечеров памяти Евгения Головина, я участвовала в двух. И каждый раз самое трудное и интересное было на репетициях.

В 2011 в журнале «На Середине Мира» я решила разместить стихи Евгения Головина, его книгу «Туманы Черных лилий». Избранный круг считал его великим поэтом, мои знакомые литэстеты едва не плевались от его стихов, что тоже показатель. А я усмотрела в них нечто удивительное и уникальное. Головин как переводчик настолько хорошо чувствовал язык и его оттенки, что без особого труда воспроизвел в стихах особенности этого языка, но уже на своем родном. Это нечто бесконечно интересное, до глубоких нелепостей, до мелочей говорка, нечто подлинное. А в эссеистике Евгений Головин бог, так что читайте его эссе.

Собственно южинцев, Джемаля и Мамлеева, знала лично, но это было неглубокое знакомство. Я все же человек для южинцев внешний. Но впечатления были значительными. Мамлеев был уже очень пожилым, тугим на ухо. Но как-то слышал, что ему говорят, отвечал бережно. И сам, конечно, был рассказчик от Бога.

Гейдар Джемаль на одном из вечеров памяти Головина выступил с небольшим рассказом о дендизме, и я долгое время, да и сейчас, нахожусь под впечатлением, как он направляет и затачивает мысль. Один из самых умных и тонких людей нынешнего времени.

Александр Ф. Скляр поехал в Луганск в самом начале известных событий. Я слышала, как он рассказывал о поездке, это был почти готовый детектив. Альбом «Русское солнце», песни Вертинского, записан что называется из первых рук. Анастасия Александровна дала согласие. Я была на презентации этого альбома и увидела, что Скляр еще и отличный актер.

Я очень редко бывала у Артура, где южинцы в основном собирались. У меня и желания не было внедряться, потому что среда все же мне чужая. Но именно как люди и их отношения между собою южинцы мне очень понравились. Я почти нигде такого не видела.

Знание ведь греет человека, без знания человеку холодно. Южинцы могли посадить за свой стол человека из другого мира, услышать его, потому что сами обладали знанием и видением. Это знакомство мне было как подарок и как прибавление знания.

Твоя собственная презентация «Хроники» сопровождалась твоим фотоартом – говорю так, потому что видеопроекции твоих коллажных, многослойных фотографий нужно и определить как-то необычно. Фотография для тебя иллюстративна или самостоятельна? Вообще кем ты себя больше ощущаешь – прозаиком, поэтом, критиком? Бывшим хиппи, которых (бывших), как известно, не бывает?

28 мая 2018 в библиотеке имени Некрасова на Бауманской действительно прошла презентация «Неоконченной хроники перемещений одежды». Она задумывалась как медиавечер, то есть видео, фото и живое чтение включены и действуют в полную мощность. Например, клип с отрывком из романа проиллюстрирован моей графикой и фото. Клип заканчивается, чтение продолжаю я сама. Наиболее интересно этот прием работает в стихотворениях. Борис Колымагин, поэт, журналист, исследователь неофициальной культуры, даже сказал, что намеревается взять этот метод на вооружение. У меня был опыт медиавечеров, кстати, именно медиа-часть организовывала сама: составляла клипы, делала и обрабатывала фотографии, работала со звуком. Первый прошел 21 февраля 2016 года в Музее Серебряного века, второй – в начале июня в библиотеке имени Трифонова.

Пока что опыты мои концептуальны, но в концептуальности есть смысл: хотя бы очертить границы произведения. Ничего против гламура не имею, я сама в семнадцать была довольно гламурной девицей, но