Я и мои друзья - Александр Галкин

что с ним творится что-то неладное. Он скорчился, побледнел, глаза его выпучены. Руками вцепился в сиденье, даже пальцы побелели.

— Что? Что о тобой? — прокричал я ему.

— Не могу! Мутит! — сморщился Симуш.— Скорей бы на землю!

Я посмотрел вниз. Мы пролетели над лесом. «Разве тут сядешь,— подумал я.— Самолет ведь не птичка, на ветку не опустится!»

— Потерпи, Симуш,— начал я уговаривать друга.— Ну, немножко! До посадки.

В этот момент самолет резко нырнул вниз. Я поначалу даже испугался: не случилось ли чего, не падаем ли? А Симуш закричал, голову запрокинул, глаза закрыл, ухватился за меня что есть силы.

— Ой, умираю! Не могу! — застонал он.— Пусть хоть как-нибудь сажает! У меня сердце с места стронулось… Не могу!..

Я не знал, что делать и совсем растерялся. Обнял его, прижал к себе.

— Терпи, Симуш, терпи, наверное, на посадку пошли,— успокаиваю я его.

Надо было как-то сообщить обо всем летчику, но как — я не знал. Я стал ему кричать, стучать по стеклу, но он меня не слышал. Мы летели все дальше и дальше.

— Дядя! Дя-ядень-ка! Товарищ летчик! — надрывался я, не переставая.

Симуш совсем раскис. Развалился на сиденье, глаз не открывает. Я перепугался и начал еще сильнее стучать. Летчик, наконец, обернулся.

— Плохо! Плохо ему! — начал я показывать на Симуша.— Сажай самолет! Симуш умирает! Боюсь!

Улыбка на лице летчика мгновенно погасла. Он нахмурился, закивал головой.

Самолет пошел вниз. В груди у меня будто что-то оборвалось и переместилось, пробежало по ногам, к горлу подкатила тошнота. Мне стало не по себе. Я еще сильнее прижал к себе Симуша. Он казался бесчувственным. «Что это с ним? Не умер ли он? — подумал я со страхом.— Эх, и зачем залезли в самолет!»

Земля стремительно приближалась.

Самолет будто стукнулся обо что-то, подпрыгнул, покачнулся и побежал по земле. Тут я обратил внимание, что бежит он по какой-то проселочной дороге. Радость охватила меня.

— Симуш, Симуш! — закричал я.— Земля! Сели!

Самолет остановился. Летчик выпрыгнул из своей кабины, сдвинул в сторону наш колпак. Сначала он помог выбраться мне. Затем вытащил Симуша, отнес его на руках подальше от самолета, положил на траву. Видно было, что он тоже перепугался. Лицо его было хмурое, озабоченное.

— Как? Все еще плохо? — спросил он Симуша.

Симуш приподнялся на руках, скривился.

— Тошнит очень,— пробормотал он.— Особенно там. Наверху! — показал он глазами на небо.— Теперь вроде ничего. Легче.

— Если только тошнит, это ничего! — обрадовался летчик.— С непривычки. И постарше тебя иной раз не выдерживают… А вообще, ты, молодец! — похвалил он Симуша.— Сдержался. Значит, еще можешь и летчиком стать. А что! Очень даже просто. Меня поначалу тоже, брат, пронимало. Пройдет!

Симуш в ответ слабо улыбнулся. Порозовел. Похвала ему пришлась по душе. Но потом опять сник.

— Где же мы теперь? — оглядываясь, спросил он и с недоумением посмотрел на летчика, потом на меня.

— В километрах двадцати от вашей деревни,— сказал летчик.— Эта дорога ведет к вам. Я летел вдоль нее.

— Двадцать километров!? — удивился Симуш.— Как же теперь доберемся? И коровы наши… Что с ними?

Тут и я вспомнил о Милуше. Сердце мое сжалось. «Ну и отчудили! Нас коров пасти послали, а не на самолете кататься! Не дай бог, забредут куда, поле потравят. Ох, и достанется нам!» — с тоской подумал я. Но промолчал. Не стал расстраивать и без того огорченного Симуша.

— Хотите, провожу вас? — предложил летчик.— Хоть до самого луга. Втянул я вас в историю. Что же делать? Двадцать километров для меня — раз плюнуть. Через три минуты будем на месте.

— Нет, нет! Я не могу,— испуганно замотал головой Симуш.— Лучше сто километров пешком пойду, ползком поползу, только не в самолет. Меня и так вывернуло. Если Михась хочет — пусть летит. Он пешком ходить не любит. Даже по пути в школу норовит уцепиться или за подводу, или за машину. Это он сегодня кашу заварил, а мне расхлебывать приходится,— холодно заметил Симуш.

Я не выдержал его взгляда и отвел глаза.

Летчик рассмеялся, похлопал его по плечу.

— Брось страх на себя нагонять! Все — позади! Может, попробуем? Даю тебе слово, во второй раз легче бывает.

— Не. Мы пешком пойдем! —сказал Симуш.— Вы не беспокойтесь, найдем дорогу. Не маленькие.

— Ну, глядите, ребята,— посмотрел на нас летчик.— Не думал, что такая оказия выйдет. Еще круг хотел дать и прикатить вас обратно на луг.

— Не надо,— вздохнул и я.— Спасибо вам! Доберемся.

Летчик потрепал мои волосы, вскочил на ноги и быстро эашагал к самолету. Вспрыгнув на крыло, он обернулся и помахал нам.

— Всего, ребята!

Симуш тихонько толкнул меня.

— Михась! Может, ты полетишь? Коровы-то... Пока доберемся…

— Молчи уж! — ответил я.— На дороге что ли тебя брошу? Семь бед — один ответ!

Мы помахали на прощанье летчику. Он уже сидел в кабине. Зарокотал мотор, поднялась с дороги вихрем пыль. Самолет дернулся, побежал по дороге и, оторвавшись, быстро набрал высоту. Сделав над нами круг, покачал крыльями и устремился вверх. И вскоре скрылся из глаз.

— Значит, покатались,— усмехнулся я.— Теперь двадцать верст пешком топай!

Симуш сидел на траве, уныло покусывая травинку. Но так и вскинулся, услыхав мои слова:

— А кто? Кто все это придумал? Давай, а то пожалеешь?!.— передразнил он меня.— Первый и полез! А теперь виноватых ищешь! Любишь кататься люби и саночки возить! Так-то…

Я махнул рукой и двинулся по дороге. Симуш плелся сзади и продолжал ожесточенно меня ругать. Но я на него не сердился. В конце концов, с кем не бывает? Я знал, что он отходчив и долго зла не держит. Так и случилось. Поравнявшись