Во власти страха - Джеффри Дивер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Погоди, Гарриет, погоди. – Он остановился на улице, между магазином игрушек «Сворс» и Мэдисон-авеню, и ухватился за фонарный столб.
– Что, дорогой? – Гарриет обернулась.
– Извини. Ивини меня. – Муж, бывший старше жены на десять лет, выглядел смущенным. – Я неважно себя чувствую. Что-то здесь. – Он коснулся груди. – Здесь.
«Такси или “Скорую”? – стала лихорадочно размышлять она. – Конечно, звони по номеру девять-один-один. Не медли».
Через двадцать минут они были в кабинете неотложной помощи ближайшей больницы. Диагноз – легкий инфаркт миокарда.
– Что? – спросила она.
– Похоже, сердечный приступ.
Странно. Это у человека с низким уровнем холестерина, никогда не курившего сигарет, только изредка сигары, имевшего рост шесть футов два дюйма, худощавого и крепкого, как столб, за который он ухватился в начале приступа? В охотничий сезон он каждый выходной охотился в лесу на кабанов и оленей. Помогал друзьям строить игровые комнаты и гаражи. Легко взваливал на плечо сорокафунтовые мешки с мульчой и плодородной почвой и относил их от пикапа к сараю.
– Это несправедливо, – пробормотал Мэттью, выслушав диагноз. – Мы мечтали о поездке в этот город, и смотрите, что вышло. Чертовски несправедливо.
Врачи отправили его в больницу, находившуюся примерно в получасе пути к северу от их отеля, очевидно, лучшее в городе учреждение по лечению сердечных заболеваний. Прогноз был оптимистичным, завтра его планировали выписать. Никакой операции не требовалось. Ему нужно было следить за давлением, всегда носить с собой нитроглицерин и ежедневно принимать по таблетке аспирина. Однако в целом врачи, похоже, оценили приступ как легкий.
Чтобы проверить, нагрелся ли утюг, она плюнула на тефлоновую поверхность. Слюна зашипела и скатилась. Гарриет обрызгала юбку водой и разгладила складки.
Одевшись, она снова посмотрелась в зеркало. Отлично. Решив добавить немного цвета, Гарриет повязала на шею красно-белый шарф. Превосходно. Ярко, но не кричаще. Она взяла сумочку, вышла из номера и спустилась в вестибюль на лифте. Снаружи, когда он проезжал каждый этаж, звякала цепочка.
Выйдя на улицу, Гарриет осмотрелась и остановила такси. Сообщив водителю название больницы, села на заднее сиденье. В салоне дурно пахло, и она решила, что таксист, какой-то иностранец, давно не мылся. Это был штамп, но верный.
Несмотря на снег с дождем, она опустила стекло, готовая вступить в спор, если водитель возразит. Но он не возражал. Казалось, он забыл о ней – да и вообще обо всем. Нажал кнопку счетчика и тронулся.
По пути Гарриет думала о больнице. Медсестры казались внимательными, врачи профессиональными, хотя по-английски говорили с акцентом. Не нравилась ей только то, что палата Мэттью в медцентре Верхнего Манхэттена находилась на цокольном этаже, в конце длинного, тускло освещенного коридора и казалась захудалой и неуютной. А вчера вечером, когда она пришла навестить мужа, там никого не было.
Глядя на шикарные таунхаусы слева и Центральный парк справа, Гарриет старалась справиться с беспокойством из-за предстоящего посещения неприятного места. Она думала, что, возможно, этот сердечный приступ был предзнаменованием и стоит ждать еще худшего. Но в итоге сочла эти мысли суеверными, достала телефон и отправила мужу сообщение, что едет.
Глава 19
С перекинутым через плечо рюкзаком, в котором находились машинка «Америкэн игл» и смертельный яд, Билли Хейвен свернул в боковую улицу, шедшую мимо большой стройплощадки, – он избегал пешеходов. То есть свидетелей.
Войдя в вестибюль поликлиники, примыкающей к комплексу медицинского центра Верхнего Матхэттена, он, не поднимая головы, направился к лестничному колодцу. Билли изучил это место и точно знал, куда идти и как добраться туда незамеченным. Никто не обращал внимания на худощавого молодого человека, в Нью-Йорке много худощавых молодых людей – художников, музыкантов, неудачливых актеров. Он очень походил на них. Только в рюкзаках у тех лежало не то, что у него.
Билли прошел через пожарную дверь и стал спускаться по лестнице. Достигнув уровня подвала, он направился, следуя указателям, к собственно больнице по длинному, тускло освещенному коридору. Коридор был безлюден – похоже, мало кто из работников знал о его существовании. А может, они знали об этом маршруте, но предпочитали ходить из поликлиники в больницу по улице, где не только можно купить кофе или пиццу, но и маловероятно, что тебя затащат в уборную и изнасилуют.
Ведущий к больнице туннель был длинным – в несколько сот футов – и окрашен в серый цвет, ассоциирующийся с военными кораблями. Трубы шли поверху. Там было темно, потому что в больнице, возможно с целью экономии средств, лампочки ввернули только в каждый третий патрон. Видеокамер охраны не было.
Билли понимал, что нельзя терять время, но должен был сделать одну остановку. Этот поворот он обнаружил накануне, когда проверял, будет ли выбранный путь в больницу безлюдным. Табличка на двери заинтриговала его. Ему просто необходимо было войти. И он вошел, понимая, что времени в обрез, и чувствуя себя, как ребенок, удравший с уроков, чтобы походить по магазину игрушек.
Большая комната с дверной табличкой «Образцы» была темной и освещалась лишь лампами запасного выхода, отбрасывающими жутковатый розовый свет на ее содержимое: множество сосудов, заполненных частями тела, плавающими в желтой жидкости – предположительно формальдегиде.
Глаза, руки, печени, сердца, легкие, половые органы, груди, ступни. И целые зародыши. Билли обратил внимание, что большинство образцов датировано началом двадцатого века. Возможно, тогда студенты-медики изучали анатомию на трупах, а нынешние избрали компьютерные изображения высокой четкости.
У стены находились сотни полок с костями. Билли вспомнил о громком деле, над которым Линкольн Райм работал несколько лет назад, о преступлениях Собирателя Костей. Однако кости мало интересовали Билли Хейвена. Принцип кости? Нет, это звучит хуже, чем Принцип кожи. Никакого сравнения. Теперь он расхаживал взад-вперед по проходам, разглядывал сосуды высотой от нескольких дюймов до трех футов. Останавливался и смотрел в глаза нескольким отрубленным головам. Билли казалось, что они принадлежали уроженцам южных островов, по крайней мере, он хотел в это верить, потому что с восторгом обнаружил татуировку: крест прямо под предполагаемой линией волос.
Билли воспринял это как добрый знак. Слово «татуировка» происходит от полинезийского или самоанского татау – так называется процесс украшения нижней части мужского торса замысловатыми геометрическими фигурами, именуемый неа (а женского – малу). Этот процесс длится неделями и очень мучителен. Те, кто терпит до конца, получают специальное звание и почитаются за мужество. Тех, кто даже не пытается, называют на островах Самоа «голыми», и они становятся отверженными. Однако самое позорное клеймо достается тем мужчинам и женщинам, которые начали эту процедуру, но не закончили, так как не смогли вытерпеть боль. Они вынуждены нести это клеймо всю жизнь.
Билли нравилось, что они так серьезно относились к татуировке. Он решил, что мужчина, на которого он смотрел, вытерпел неа и стал гордостью своего племени. Пусть и язычник, он был смелым, хорошим воином (хоть и не настолько умным, чтобы его голова не оказалась на стальной полке в Новом Свете).
Билли взял сосуд одной рукой и подался вперед, между ним и отрубленной головой было всего несколько дюймов – толстого стекла и тонкого слоя жидкости.
Он вспомнил одну из своих любимых книг – «Остров доктора Моро» Герберта Уэллса. В романе речь шла об английском докторе, оказавшемся после кораблекрушения на острове, где он начал хирургическим путем соединять людей и животных. Гиено-люди, леопардо-люди… Билли читал и перечитывал эту книгу, как некоторые дети «Гарри Поттера» или «Сумеречную сагу».
Разумеется, вивисекция и рекомбинация представляли собой высшую ступень Модификации. И «Доктор Моро» был превосходным примером применения Принципа кожи.
«Ладно. Пора возвращаться к действительности», – упрекнул себя Билли. Он подошел к двери и посмотрел сначала в один, потом в другой конец коридора. По-прежнему никого. Он продолжил путь к больнице и наконец оказался в здании. Запах моющего средства и плесени из поликлиники перебила смесь запахов мягких дезинфицирующих средств – спирта, лизола, бетадина. Были и запахи другие, отвратительные для многих, но не для Билли: гниющей кожи, кожи, распадающейся под воздействием инфекций и бактерий, кожи, превращающейся в золу… возможно, под воздействием лазеров в операционных.
А может, больничные работники сжигают удаленные ткани и органы в печи. Подумав об этом, он невольно вспомнил нацистов, которые находили коже жертв холокоста практическое применение, делая из нее абажуры и книжные переплеты. И тех, кто придумал систему татуировки, самой простой и самой значительной в истории.