Перекресток одиночества 4 (СИ) - Михайлов Дем

— М?

— Я понимаю, что ты рук марать не хочешь. В убийстве трусливого беспомощного старика доблести не сыскать. Но ты только намекни… и я с великой радостью раздавлю этого таракана. Выведу из вездехода, велю шагать к бункеру — отпускаем мол — а сам…

Я отрицательно качнул головой:

— Нет. Мы привезем его домой.

— Домой? А зачем?

Во время этого внезапно возникшего разговора я не двигался с места, старательно осматриваясь и не глядя на стоявшего позади сердитого старика.

— Зачем нам такое не побоюсь этого слова дерьмо? Опять же — он же преступник по всем законам!

— По каким законам? — поинтересовался я — В нашем инопланетном заполярье ввели уголовный кодекс?

— По человеческим законам! Он же убийца!

— Он просто не отпирал дверь — возразил я.

— Он отговаривал ту чертову старуху! Даже когда она сомневалась открывать или нет!

Я удивленно повернулся:

— Веришь, что она бы отперла дверь, скажи он, что впустить очередного бедолагу надо? Действительно веришь, что всесильная правительница кума Лизаветта хоть во что-то ставила мнение приблудного слезливого Евгения? О чем ты, Сергей? Ведь ясно, что он для нее стал тем самым подобием престарелого мужа, нужного лишь для того, чтобы было с кем поговорить. Чтобы не в одиночку век коротать. Опять же возраст — кто знает, когда болезнь свалит с ног и до стакана с водой не дотянешься. А Евгеша стаканчик принесет, полы вымоет, одеяльце подоткнет. И даже истово подыграет в очередном спектакле про стучащуюся во внешнюю дверь умирающую душу. «Не отпирай, кума Лизаветта! Нельзя тут доброту проявлять!».

Сергей скривился:

— Тьфу! Помогал ей с себя вину снимать! Я и говорю — преступник он.

— Он… — я пожал плечами — Он набитый гнилой соломой тюфяк. Никогда и ничего в своей жизни не решал. Так уж воспитали. Таким уж вырос.

Я уже шагнул было дальше, но Сергей цепко ухватил меня за плечо и заставил развернуться к себе:

— Погоди! Ты вот честно ответь — ты его оправдываешь что ли? Гниду эту?

— Нет — ответил я — Он как минимум из тех преступников, чья уголовная статья начинается со слов «своим бездействием поспособствовал» и так далее…

— Ну! И я о чем! Зачем его в Бункер к нам везти? Да еще чаем поить и сигаретками угощать по дороге! Даже в морду твари старой не дали!

— А пусть на него люди посмотрят — улыбнулся я.

— На кого? На эту сволочь? Чего на него смотреть?

Я пояснил:

— Мне его не жалко, Сергей. Пойми наконец — я таких как он никогда не жалел и жалеть не стану. Но я хочу получить с него максимум пользы. Для начала — он мог многое от нас утаить. Мы ведь с ним и не разговаривали толком. Уткнемся сейчас в дверь без замка — а спросить, как ее отпереть будет уже не у кого.

— К-хм… тут ты прав, конечно. Но шлепнуть гада можно и позднее…

— А еще мне надо громкое и не обязательное доброе событие — добавил я — Некая новость. Даже желательно, чтобы эта новость была плохой и как можно более мерзкой и душещипательной. Такой, чтобы слезы сами на глаза просились, а кулаки сжимались от ярости — вот как у тебя сейчас. Больше часа прошло, а ты все успокоиться не можешь.

— Нет у меня слез! А вот ярость — да! И она не утихает.

— Идеально — кивнул я.

— Для чего идеально-то?!

— Для уставших от монотонной серой жизни людей — пояснил я, продолжая смотреть в глаза кипящего от злости и непонимания старика — Мысли чуть масштабней, Сергей. Нам надо, чтобы жизнь в Бункере была яркой, но без стресса. Интересной и порой даже пугающей — но, чтобы страх исходил не изнутри, а сочился снаружи. Протекал внутрь стылой такой новостной ниточкой… А еще лучше, если вместе с новостями придет и что-то куда более материальное чем слова — скажем один из виновников поганой истории. Как только мы привезем Евгения в Бункер, проведем через Холл к лестнице, затем через Центр, давая людям посмотреть на него, а затем поясним про случившуюся здесь трагедию…

— Да Бункер полыхнет! Холл так точно!

— Ну… — я покачал головой — Не полыхнет. Ведь часть новостей мы постараемся передать в каждую часть Бункера заранее, чтобы люди успели переварить, обсудить и чуть успокоиться. Я сам позабочусь об этом при участии нашего радиста и Замка. Так что Евгеша станет подгнившей вишенкой на новостном торте… Люди увидят его воочию, вглядятся в его лицо. Следом начнут обсуждать, ругать, желать ему смерти или справедливого суда, а заодно будут вспоминать свои тоже порой далеко неидеальные и порой с какой-то гнилинкой жизни и им станет легче — мол из-за мелких ошибок прошлого корили себя как дураки, а тут вон какая гнида… И им станет легче.

— Провести эту сволочь мимо десятков осуждающих взглядов — медленно произнес Сергей и отпустил мое плечо — И чтобы все желали ему смерти… Чтобы плевали ему вслед… Я был неправ, Охотник. Ты куда жестче и злее меня. И наказывать умеешь куда хлеще…

— Мне плевать на переживания Евгения и я не собираюсь его наказывать — возразил я — Мне надо зажечь бодрящую искру негодования в замедлившихся от старости сердцах жителей Бункера.

Но Блат меня не слышал, продолжая мечтать:

— А там в Замке эту гниду скорей всего его расспросят, а потом осудят…

— Осудят публично и где-нибудь в Центре — добавил я — И чтобы было жюри присяжных, набранных со всех частей Бункера, и чтобы в конце кто-нибудь толкнул громкую обличающую речь…

— Вынесут смертный приговор…

— Одиночное заключение — поправил я — Нам невыгодно пускать такую карту в расход. Пусть судачат о том сколько еще лет он проживет, раскается ли, обратится ли к Богу и придет ли к нему настоятель…

— М-да — пробормотал Сергей — Впредь буду умнее и торопиться с выводами не стану.

Я улыбнулся.

— И во врагах тебя иметь уж точно не пожелаю, Охотник. Опасный ты.

— Я? Да ну брось. Я человек мирный.

— Ну да… ну да…

— Начнем осмотр?

— Самое время — кивнул окончательно успокоившийся старик, протягивая мне связку ключей — С какой двери начнем?

Вопрос был вполне уместен. Миновав тут вторую тамбурную дверь, мы оказались в крайне интересном и необычном коридоре — он тянулся метров на семь вперед, там резко расширяясь в некое вроде как просторное помещение. В коридор выходило шесть дверей — по три с каждой стороны. И все двери были заперты навесными замками. Большая их часть была явно самодельной и представляла собой что-то вроде амбарных замков. Конструкции массивные, дужки тоже солидные — такую конструкцию и ломом не своротить. Двери были им под стать, но удивляли материалом — дерево с железом. Плотно пригнанные вертикальные доски, по три железные полосы. Одного взгляда на эти двери было достаточно, чтобы понять — все они вышли из рук одного крайне умелого мастера, что не пожалел сил и времени. Имей я где-нибудь в личном владении средневековый замок или хотя бы старое шато, не пожалел бы денег, чтобы выкупить эти сокровища и перенести их к себе. Можно даже вместе с замками, хотя те изрядно портили строгость и красоту дверей.

Понятно откуда древесина и металл — добыты из-под льда и снега. Здесь бревна расшиты на доски. Значит, когда-то бункер жил полной жизни, отправлял наружу бригады охотников и сборщиков, строил планы на будущее… А затем случилось упомянутое простудное заболевание, унесшее многих, оставшихся же добило внезапное пищевое отравление.

Для начала я расстегнул верхнюю одежду, стащил шапку с взопревшей головы — тут было тепло. Двинувшись вперед, дернул первый такой знакомый железный рычаг, торчащий сразу за первой дверью слева. Миновав коридор, я первым вошел в большое помещение и, как и предполагал, оно оказалось достаточно просторным общим пространством, заставленным столами с лавками и стульями, с украшенными различными предметами стенами и красивыми резными деревянными панелями тянущимися по периметру, хотя замкнут он не был — на дальней от меня стене не хватало всего одно панелей, а последняя выглядела незаконченной. Это гостиная, совмещенная со столовой и кухней. Низкий каменный потолок давил достаточно сильно, но теплая продуманная обстановка разбавляла и умаляло это давление, позволяя чувствовать себя более чем комфортно. Имелась еще одна дверь в правой стене — с навесным замком.