Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели - Лев Колодный

Такое знакомство, такое лобовое столкновение концепций, на мой взгляд, могло сбить с пути всякого, кто не владел в совершенстве рисунком. Зачем годами рисовать слепки, статуи, натурщиков, копировать картины классиков, если можно этого не делать, во всем положиться на безудержную фантазию? Жесткая система обучения в академии при всех ее достоинствах не развивала врожденную фантазию. Эту задачу она оставляла каждому студенту решать самому. Но стремление искать свой путь — к выпуску из академии у многих угасает. Как часто дети гениально рисуют до того, как начинают учиться. И как мало детей сохраняют непосредственность, врожденную фантазию!

Церетели, обретя мастерство, фантазию сохранил. И развил на курсах. На его картинах она сосуществует рядом с великолепным умением рисовать. Это качество сохранил в себе Пикассо. Он прошел академическую школу, начинал как реалист, автор тематических картин, они выставлены в его музее в Барселоне. Только после академии пошел по непроторенной дороге, которая привела его к всемирной славе. Такой дорогой прошли Шагал, Дали и другие знаменитые модернисты. По их стопам пошел Церетели.

Не одна раскрепощенная фантазия дала импульс к новому витку жизни.

— За границей я понял: художник может делать все — и скульптуру, и фарфор, и витражи, и мозаику. Я видел, как Шагал делает витражи, как Пикассо занимается не только живописью, но и литьем, и росписью по фарфору, керамикой. В мастерской у Шагала и масло, и темпера, а во дворе — витражи и мозаики. Помню, как меня поразило, что Пикассо сначала рисовал и писал в ателье, потом спускался вниз в гончарную мастерскую и занимался керамикой, расписывал фарфор. Здесь же отливали скульптуры, затем он снова возвращался к своим полотнам, к мольберту. Тогда мне и захотелось самому начать работать, как они.

Главное, что я понял, общаясь с Шагалом и Пикассо, что художник свободен. Так меня не учили. Рамки нашей жизни не давали такой свободы. Я поверил, художник может все, допустимо все, любая фантазия, главное, чтобы это было талантливо, главное — не бить по рукам.

Социалистический реализм создавал стандарт мышления. Половина моей жизни прошла в годы борьбы с формалистами. А оказалось, что формалистами были сами эти борцы.

Я вернулся из Парижа готовый. И начал изучать мозаику, витраж, не переставая при этом работать, писать картины.

К сказанному выше, хочу сделать одно уточнение. В тот приезд в Париж произошла встреча только с Пикассо. Знакомство с Шагалом произошло при других обстоятельствах.

О первой встрече с Пикассо есть такая запись:

— Радостно было в мастерской Пикассо. Он меня ошеломил. Гигант, мощная личность. На меня он сильно подействовал. Нас как учили: если ты живописец — рисуй картины. Если ты скульптор — делай скульптуры. А оказывается, живописец может и лепить, и разрисовывать фарфор, и заниматься графикой.

Тогда в Париже я начал изучать мозаику. Представляешь, там в академическом курсе есть предмет, который называется "развитие фантазии". Что у нас запрещалось соцреализмом, там поощрялось, фантазируй, пробуй, делай что хочешь. Когда вернулся, стал работать заново!

Стал работать заново. Не каждый художник способен перестроиться в тридцать лет.

Витраж представилась возможность выполнить на родине отца, в Чиатуре. Первую роль монументалиста и дизайнера он исполнил в провинции. Это произошло вдали от сокурсников и профессоров. Работа дизайнера не считалась в те годы в Советском Союзе престижной, само это понятие мало кто знал, дизайнеры считались изгоями искусства.

Многозначное английское слово дизайн (design) на русский язык в наши дни переводится и трактуется энциклопедией многозначно: проектировать, чертить, задумывать, а также как проект, план, рисунок, направленные на создание художественно-промышленных изделий, художественно-осмысленной среды обитания человека. Эта деятельность влияет не только на искусство, но и на производство и потребление, на проблемы социально-политические.

Советское искусствоведение много лет боролось с дизайном из идейных соображений, как с модернизмом. Почему? Потому что на Западе этот род деятельности провозглашался "социальной силой, способной кардинально изменить общество". То есть претендовал на роль, которую играла в советском обществе партия. Не признавался дизайн еще и потому, что служил орудием в конкурентной борьбе, изменял внешний вид изделий, делал их более привлекательными для покупателя, не меняя потребительских качеств. И это было неприемлемо в СССР. Хронический дефицит товаров народного потребления при социализме, жесткая система планирования производства изделий, «ширпотреба», были не в состоянии жить по законам дизайна, постоянно пребывающего в режиме творческого поиска новой пластики, новых форм. Даже слова такого «дизайн» — не произносили в академии…

В шахтерском городе Чиатура открывали духан. То было заведение восточного типа, нечто среднее между рестораном и трактиром, где подавали блюда грузинской кухни.

Прошло двадцать лет после окончания войны, жить стало легче, голые стены можно было украшать, не рискуя головой за "архитектурные излишества". Отправили на покой Хрущева, главного борца с «излишествами». Зураб выполнил для духана витраж из матового стекла и металла. По его рисунку выковали люстры и светильники. Металлом и стеклом в академии не занимался даже восприимчивый ко всему Василий Шухаев, любивший экспериментировать, работать в разной технике на бумаге и на холсте. Но не стене. И не под потолком.

Опыт в Чиатуре вышел удачным. В фундаментальной монографии "Зураб Церетели", выходившей в Москве, об этом дебюте не упоминается, словно его не было. В биографической книге "Зураб Церетели", изданной на родине героя, духан стыдливо называется "объектом общественного питания". Однако именно там, в Чиатуре, в стенах духана, Зураб почувствовал вкус к дизайну, работе с пластичными материалами, уверовал в свои силы, понял, не боги горшки обжигают. И ждал повода, чтобы проявить себя дальше в новом качестве художника-монументалиста, художника-дизайнера, используя не только металл и стекло, но и смальту, мозаику, поразившую его воображение в парижских мастерских.

Не случайно именно Церетели в годы перестройки, когда рухнули догмы социалистического реализма, организовал и возглавил Союз дизайнеров Грузии. Впервые тогда он сам взялся за пропаганду дизайна, опубликовал статью в «Правде», органе ЦК КПСС. Он создал отделение дизайна Российской академии художеств и стал первым академиком-секретарем этого отделения, равноправного с живописью и скульптурой…

— Но мое отношение к монументализму, дизайну — живописное. Смальта это только материал. Мой подход к мозаике — через взгляд живописца. Если можешь из грязи сделать художественную форму — делай. Никто тебе мешать не должен, и если так будем поступать, то не потеряем уйму хороших художников…

Да, не тому его учили, не того от него ждали преподаватели. Вся учеба живописцев нацеливалась на "тематическую картину". Она считалась в советском искусстве наиболее важной. На лекциях по искусствоведению студентам внушалась мысль: "Советская тематическая картина — ведущая и высшая форма нашей реалистической живописи". (Цитирую по книге Р. С. Кауфман "Советская тематическая картина". Издательство Академии наук СССР, 1954 год).

Почему предпочтение отдавалось именно такой картине? В ней выражалась сталинская "правда без заднего двора". На рабочие окраины, в дома с удобствами за сараями, в коммунальные перенаселенные квартиры, заводские общежития, на обитаемые чердаки, где начал семейную жизнь Церетели, не полагалось ходить с этюдником. Все известные советские живописцы прославились тематическими картинами, за них они получали награды, премии, гонорары. Первый президент Академии художеств СССР, воссозданной после Отечественной войны, Александр Герасимов, был автором тематических картин "Праздник в колхозе", "Выступление И. В. Сталина на ХVI сьезде партии", "Сталин и Ворошилов в Кремле"… Все они репродуцировались в миллионах экземпляров, восхвалялись искусствоведами, поступали в музеи.

Сменивший Александра Герасимова на посту президента Борис Иогансон вошел в историю советского искусства "Допросом коммунистов", картиной о рабочем классе под названием на "Старом уральском заводе". Он возглавил бригаду живописцев, написавших для Кремля картину "Выступление В. И. Ленина на 3-м съезде комсомола".

Третий президент Академии, избранный на этот пост в 1962 году, Владимир Серов, тот самый, что снял с защиты "Песню о Тбилиси", заявил о себе композициями такого же свойства. Картину "В. И. Ленин провозглашает Советcкую власть" он исполнил дважды. Варианты отправили по двум адресам коммунистам Китая и в Третьяковскую галерею. "Ходоки у Ленина", "Декрет о мире", "Декрет о земле" — все из мастерской Серова отправлялись прямым ходом в музей Ленина, выставочные залы Третьяковки. Эти картины служили маяками для художников всех республик СССР. Чтобы добиться успеха, им следовало попасть в колею, проложенную Герасимовым, Иогансоном, Серовым…