Лад Посадский и компания: Дела торговые, дела заморские - Михаил Русанов-Ливенцов

Сичкарь Болотный важно прохаживался вдоль болота и время от времени бросал грозный взгляд на связанного Ролосса Кодосского. Вот уже около двух часов он пытался добиться от карлика вразумительных ответов на свои вопросы. Бесполезно. Ролосс как увидел Сичкаря, так и впал сразу в детство. Слюну пускал, глазами вращал бессмысленно и мычал какие-то песенки детские.

Как только лазутчики вернулись на заимку, Яром был тут же перевязан и отправлен в Посад с Дондом. Так Лад хотел. Не хватало еще, чтобы Яром нос к носу с Сичкарем столкнулся. Вот была бы сцена... Гадину в избу занесли. Гоблин похлопотал возле нее, заварил травы какой-то и велел Ладу прикладывать тряпочку, смоченную в отваре, к глазам Гадины каждые десять минут.

— Спит она, ничего страшного в этом нет, — утешил он Лада. — А отвар знатный, из трав Седоборода.

После слов таких гоблин оставил Лада наедине с женой его.

Сичкарь начинал нервничать. Глаза его временами окрашивались красным, и в пасти прорезались зубы. Заметив это, гоблин тут же зачерпнул кружкой пиво из бочонка, стоявшего на крыльце, и подал Сичкарю. Тот ведь в гневе мог сгубить пленника, и тогда они ничего не узнают.

— Вы, ваша болотность, не волнуйтесь. Язык этому заморышу я развяжу, будьте уверены. Помню, довелось мне как-то быть при дворе императора хундустанского Уб Ю. Для нас имя странное, а для хундустанцев самое что ни есть императорское. Так вот, этот Уб Ю знал толк в пытках изощренных. И ремни сыромятные, ваше Партайгеночество, детская шалость по сравнению с тем, что этот просвещенный монарх творил со своими людьми.

Гоблин подсел к Ролоссу, проверил, крепко ли привязан тот к березке кривой, и продолжил:

— Была у императора слабость одна — любил он кренделя жареные из муки пшеничной. Только вот ведь привереда какой, если в печи кренделя выпекались, он их не ел. Необходимо было отловить негодяя какого-нибудь, привязать к столбу, обрить голову и на темя лысое выложить два кренделя, чтоб они, значит образовали круг, внутри которого пустота. И в эту пустоту залить масло кипящее, хе-хе... Гурман он был! Я потом показал ему, что можно из баранины делать, так он был на седьмом небе от счастья. Но про кренделя не забыл. Каждое утро начиналось с истошных криков какого-нибудь бедолаги, чья голова превращалась в сковородку.

В течение своего рассказа гоблин разводил костерок недалеко от Ролосса. Вокруг костра сложил камни, на них поставил сковородку, полную масла. Надо отметить, что в середине рассказа, как раз тогда, когда масло растеклось по сковороде, лицо Ролосса стало приобретать осмысленное выражение. А когда гоблин достал нож острый и попробовал им сбрить щетину на скулах, карлик проявил живейший интерес к рассказу.

— Так вы любите кренделя? — спросил он.

— Нет. Мне мучного нельзя. Я предпочитаю мозги жареные.

И гоблин оскалился. Тут Ролосс завопил:

— Ваше Партайгеночество, я всё расскажу, всё! Только уберите от меня этого ненормального!

— Да? А что же ты нам поведаешь? — поинтересовался Сичкарь. — Может, слова твои никакого интереса не представляют. Сэр Тумак, если меня не подводит нюх, то масло уже прокалилось. Так что же ты хотел сообщить нам, козявка?

— Всё! На все вопросы отвечу!

Видя такой поворот, и вынужденный признать, что ужинать сегодня изжаренным Ролоссом не придется, гоблин пошел звать Лада.

— Чего? — спросил тот, выйдя из избы. — Заговорил?

Сичкарь отпил пиво и плюнул на Ролосса.

— Говори.

— Значит так, я следил за вами во Франзонии. И потом следил, когда вы могилу Улисса отправились искать...

— Кто послал?

— Не знаю. Все приказания через подставных доставлялись. Я получил заказ и деньги, вот и всё.

— Как всё? — удивился гоблин. — Ты смотри, костерок разжечь снова для меня не проблема!

— ВсЁ, что касается похода! — завизжал Ролосс. — А потом пришло поручение добраться до Посада и узнать, помнит ли Лад что-нибудь или нет.

— Так, так, это интересно. Поподробнее, пожалуйста, — приободрил Лад Ролосса.

— Значит так, — успокоился тот, — от Стена Великого ты узнал, где искать причины перемен грядущих. А в Ольбии тебе стало известно, от кого исходит угроза. Но враги твои тоже не дремали. Тебя решили убить, но... Тут ты память потерял. Это всех озадачило. Да только не меня. Знал я, почему у тебя память отшибло, вернее у всех вас. Это всё девка поганая... о, прости... жена твоя. Это она всё так подстроила. Опоила вас всех. Умная, чертовка... Надо было сжечь ее, — пробормотал он тихо. — Если бы не это, то и в живых вас давно бы не было!

— Вот как? — задумался Лад. — И поэтому вы ее похитили?

— Глупый ты человек... Везет тебе, что ли? — Ролосс сплюнул.

— Полегче со словами! Костерок раздую, масло зашкворчит, тогда погляжу, как говорить будешь! — напомнил гоблин.

Сичкарь молча наблюдал за допросом. Слова Ролосса складывались для него совсем в другую картину.

— Почему вы похитили Гадину? — не унимался Лад. — И что с ней случилось?

— Ничего страшного. Завтра утром очнется. Только последние три дня помнить не будет. А похитила мы ее потому, что она твое слабое место. Через нее на тебя влиять можно.

— Как так?

— Тебя шантажировать хотели, — сказал Сичкарь. — Заговоры тебя не берут. Убить тебя не получилось. Остается лишь шантаж. А чем тебя шантажировать? Вот если бы у них в руках было что-то ценное для тебя... Понимаешь?

Лад понимал.

— Ты единственный, кого в Посаде чары не берут. А скоро война. Всех можно волшебством уморить. А вот с тобой что делать? Вот и решили — покуда жена твоя у нас в руках, ты бессилен!

— Странно всё это... Что же я один могу?

— Многое. — Сичкарь допил пиво. — Пора мне. Этого упыренка с собой возьму. А ты, Лад, по утру в Посад возвращайся, да поговори с Седобородом. Видать, пришли времена тяжелые.

Лад рассеянно кивнул и в избу ушел. Гоблин задумчиво посмотрел на Сичкаря.

— Думается мне, не всё этот гаденыш сказал.

— Не всё, — согласился Сичкарь. — Но Ладу больше знать пока не следует. У него своих проблем сейчас хватает. Не осознал он еще, что единственной надеждой Посада стал. А как осознает, тяжко ему будет такое бремя нести... Так кто, говоришь, тебя нанял? — обратился он к Ролоссу.

Тот поежился под взглядом нечисти главной и стал говорить. Понял, изверг, что ему взгляд Сичкаря обещал. И пока говорил он, гоблин от изумления рот всё шире разевал, а Сичкарь удовлетворенно улыбался...

Глава 9

В Посаде к войне готовились. Мужики по городу слонялись с серьезными лицами, в кабаках песни орали патриотические. Бабы попритихли с требованиями и глядели на мужиков своих с печалью и гордостью. Дружина Ярома в полную боевую готовность была приведена. Яром каждое утро устраивал смотр, а Пустолоб записывал его замечания — у кого ремень ослаблен, у кого меч не заточен, а кто и вовсе в грязном белье в строй встал.

Лад все дни у Седоборода пропадал. Гадина хозяйство вела, как ни в чем не бывало. Когда очнулась она, то три дня последних не помнила. Но это не помешало Ладу поговорить с ней серьезно, по душам. И стало ему известно, что жена его Гадина, когда был жив отец ее, тоже в оппозиции какой-то состояла. За что и была приговорена. Да только Лад спас ее. Взял при всех, на костер посмотреть пришедших, в жены. Однако, Гадина понимала, что враги так просто не отступятся. Их попытка втянуть Лада и людей его в скандал кончилась ничем. Наковальня побил бойца франзонского, и по закону Франзонии были они теперь свободны. Поэтому следовало ожидать второй попытки. Гадина лишь догадывалась, что Лад как-то связан с тем, что отец говорил ей перед смертью.

— Придут такие времена, дочь, когда всем придется делать выбор. И голос одного может быть решающим.

О Ладе шла речь или нет, она и сейчас не знала. Но раз вокруг ее мужа столько интриг вьется, значит, он фигура не маленькая. А тут еще убийцы наемные, Ролосс Кодосский, разговоры с гоблином о словах купца итайского Стена Великого:

— Если кто узнает, откуда угроза исходит, то смерть рядом с таким будет ходить. Враг всегда будет стараться сделать так, чтоб его намерения до самого конца оставались неясными. Потому, Лад, будь осторожен.

Сведя всё в одно, Гадина решила избавить мужа от тревог. И опоила его и всех остальных зельем приворотным, собственного изготовления. На всех оно подействовало потому, что все они чарам подвластны были, а вот на Лада... На Лада оно тоже подействовало, но по другой причине. Оказался Лад не в силе сопротивляться тому, что признано среди людей самым сильным заговором — любви. Так Седобород ему объяснил.

И всё было бы хорошо, да только отправил Лад Гадину в Посад, а зелье ее при себе оставил. Она-то думала, что выпьют все по чуть-чуть и забудут тревожное, а вышло вот как — когда же это мужики посадские оставляли бутылку недопитой?! Вот и итог. Вышибло у всех воспоминание о походе начисто!

Враг рядом ходил. Теперь имя его всякий знал — монополисты. Решили они расширить сферы влияния. И всё у них получалось, подминали под себя купцов мелких, потом за знатных взялись, а после и Посады торговые под них пали. Мафия где могла — сопротивлялась. Ее интересы монополисты не учитывали. Но стычки пока носили разрозненный характер.