Ленинград — срочно... - Валерий Волошин

— На нас летят, товарищ батальонный комиссар!

— Сколько самолетов в цели? — спросил Ермолин.

— Не меньше двадцати «юнкерсов».

— Понятно. Массированный удар по ледовой дороге решили произвести, сволочи. Угадали время, обозы сейчас растянулись. Лишь бы наши не проморгали.

— Не подпустят. Мы на что?

— Внимательней, внимательней, хлопцы, не отвлекаться, — Ермолин нервно потер рукой щеку. Если бы не полумрак аппаратной, то было бы видно, как горело его лицо.

Цифры, цифры. Оборот антенны — минута. Опять цифры… Внезапно на экране полоска задрожала, переломилась, разобрать что-либо стало невозможно. Запахло гарью.

— Товарищ инженер! — вскрикнул Микитченко. Купрявичюс вскочил. Он отключил высокое напряжение и открыл дверцу генераторного отделения. Все увидели горел трансформатор.

«Пропало дело, — с отчаянием подумал Ермолин, — теперь, пока исправишь, фрицы десять раз отбомбятся. Но что он делает?! С ума сошел?!»

Купрявичюс обрывал провода. Еще рывок, еще… Готово. Инженер быстро закрыл отсек и врубил передатчик. Послышалось монотонное зудение, будто влетел шмель — заработала генераторная лампа. На экране осциллографа появилась развертка.

— Что рты разинули? Передавайте донесение, быстро! — скомандовал Купрявичюс операторам, которые с изумлением смотрели на инженера. Те засуетились, в эфир снова понеслось: «Ноль шесть, пятьдесят пять — тридцать шесть, двадцать, девяносто, два тридцать одна…» Это означало, что «Редут-6» сообщает: в квадрате 55–36 находится 20 самолетов противника, курс — 90, время — 2.31. Перед этим последнее донесение было передано в 2.30. Всего минуту боролся Купрявичюс за жизнеспособность установки!

Но Ермолин по-прежнему не находил себе места. До тех пор, пока командование авиакорпуса не выслало навстречу «юнкерсам» эскадрилью ЯКов. Истребителей поддержала зенитная артиллерия с прожектористами. К Дороге жизни фашисты не прорвались.

Наступила передышка, военком устало спросил инженера:

— Слушай, Альгис, объясни, пожалуйста, что ты там нафокусничал, — показал он на генераторный блок.

Купрявичюс обернулся:

— Умные люди наш радиоулавливатель создавали. — Пояснил: — Конструкторы такую ситуацию предвидели, потому продублировали цепь трансформатора автоматическим смещением развертки. Я знал об этом, поэтому порвал провода и перешел на автомат. Здорово придумано, верно?

— Да-а, — покачал головой Ермолин, а про себя подумал: «Опростоволосился, маху дал. Нет, пора мне за книжки браться — установку знать надо! А Купрявичюс молодец. Надо же каков! Не растерялся, а в матчасти — с закрытыми глазами разбирается. Его к награде надо представлять, а не дело фабриковать! Так и напишу в акте следственной комиссии».

Из наградного листа инженера «Редута-6» к ордену Красной Звезды:

«Установка, техническое руководство которой возглавляет тов. Купрявичюс, охраняет жизненную трассу г. Ленина — Ладожское озеро и наши базы на мысе Осиновец, в Кобоне и Морье… Внес ряд ценных рацпредложений и практически внедрил на технике. При налетах на трассу, г. Волхов и мыс Осиновец, благодаря его четкой работе по настройке аппаратуры, расчет сумел обнаружить авиацию противника на расстоянии 140–150 км, тем самым помог своевременно изготовиться активным средствам ПВО к отражению налетов. Авиация противника не смогла пройти безнаказанной…»

В цехе бывшего радиозавода бригада рабочих и четверо бойцов батальона во главе с сержантом заканчивали сборку «Редута». Осинин привел пятого солдата — Заманского. Чтобы установку поставить за Ладогу к Новому году, как пообещали Жданову, нужны были дополнительные руки…

— Здорово, Андреевич! Подмогу я тебе привел, будет на подхвате! — сиплым от простуды голосом прокричал Осинин на ухо сержанту Пилюлину, который вытачивал какую-то втулку на стареньком токарном станке. Тот обернулся, увидев инженера батальона с круглолицым бойцом, кивнул и показал чумазую пятерню: мол, еще пять минут станок будет работать, а после отключат электроэнергию. Осинин понял:

— Работай, работай, Андреевич, я подожду!

Он подал знак Заманскому следовать за ним и направился к машине с фургоном. Возле нее копошились люди, движения их были замедленны, будто на них были не ватники, а тяжелые латы, как у средневековых рыцарей. И ходили они, с трудом переставляя ноги. Осинин понял, что рабочие настраивают один из готовых блоков.

Вдруг в цехе разом все стихло: остановился станок, прекратился зудящий звук работающей аппаратуры. «Шабаш! Сегодня больше ни одного киловатта не дадут», — подытожил кто-то из сборщиков. Только пятнадцать минут в холодный мрак цеха подавалась электроэнергия, отобранная у иссякающего электрического ручейка, который питал город. Рабочие положили инструменты и потянулись гуськом к чуть тлевшей на бетонном полу кучке головешек.

— Ну-ка, Заманский, подшуруй костерок, — негромко сказал Осинин, — у такого и не обогреешься.

Заманский с готовностью подкинул два полена и раздул огонь. Сборщики расселись вокруг. Осинин обратился к старшему из них:

— Как дело движется, Павел Павлович? Орлы-то мои не подводят?

— А ты поди разбери, где твои, а где мои, — грубовато ответил тот. — Все на ладан дышим… И этот, мордастый, — кивнул в сторону Заманского, — поотощает, не узнаешь его. — Он поморщился, потом отвернулся от Осинина, как бы показывая, что продолжать разговор ему не хочется.

Осинин промолчал, окинул взглядом сидевших. Он действительно с трудом узнавал бойцов своего батальона. В стеганках и ватных штанах, в красноармейских шапках-ушанках, почерневших от копоти, они мало чем отличались от штатских. Лица у парней заострились…

Подошел сержант Пилюлин, старик стариком, как и все, обросший щетиной.

Так и работаем, в час по чайной ложке, — чертыхнулся Он. — Вы бы, товарищ воентехник, бензину литров десять выбили, тогда мы движок пустили бы.

— Добро, Андреевич, постараюсь. Какие будут еще вопросы?

— Перед вашим приходом один рабочий умер, прямо в цехе. С утра еще возился, нас подбадривал, а потом присел, и все. Работящий был… Друг Пал Палыча.

Понял Осинин, почему бригадир сегодня не в духе. Подошел к нему, мягко тронул за плечо:

— Вы меня простите, Павел Павлович, я не знал. А помощника принимайте в бригаду… Успеем ли к Новому году? Вроде бы всего ничего осталось, а?

— Как не успеть. Надо, — буркнул рабочий. Возвращался Осинин в скверном расположении духа.

А тут объявили: «Воздушная тревога!» Девушка-дружинница МПВО с повязкой на рукаве остановила его:

— Пройдите, товарищ командир, в убежище!

Как Осинин ни отпирался, ни доказывал, что ему нужно побыстрее попасть в часть, дежурная оставалась непоколебимой…

— Ладно, где ваш склеп, пошли, — махнул он рукой.

Но бомбоубежище оказалось в подвале дома, соседствующего с НИИ, на крыше которого стоял «Редут-5». Осинин обрадованно удивился: «И как только я раньше не додумался, что «дозор» совсем рядом, надо было сразу объяснить, а теперь для спора не осталось сил». И он, ни слова не говоря, свернул в калитку решетчатых ворот института. Сопровождавшая его девушка было ринулась следом, но дорогу ей преградил часовой-наблюдатель.

Осинин обернулся и сказал окончательно растерявшейся дружиннице:

— Извините, но я предупредил, что тороплюсь в часть. А вам сюда нельзя, поэтому на чай приглашаю после победы.

Не узнал Светлану Полынину Осинин.

Он и не предполагал, что следующая встреча с ней состоится намного раньше обещанного чая, и ему придется немало повозиться, чтобы научить Свету радиолокационному делу…

Его встретил помкомвзвода, доложил: начальник установки после дежурства отдыхает, инженер — на крыше с дежурной сменой, группа сержанта Горелова в лаборатории. Происшествий за прошедшие сутки на «дозоре» не случилось.

Осинин решил посмотреть, как действует установка во время налета. Но восхождение по широким лестницам оказалось настолько трудным, что перед последним пролетом Сергей, тяжело, прерывисто дыша, лег прямо на площадку. Он уже сожалел о затее, а когда заставил себя встать и двинулся по ступеням вверх, послышался сигнал отбоя воздушной тревоги.

Осинин вышел на крышу, ветер хлестанул по лицу так, что перехватило дыхание.

Дверь аппаратной открылась, из нее показался Горелов, натягивающий телогрейку. Он жмурился, словно вышел из подземелья. Горелов теперь был начальником радиомастерской, а по совместительству выполнял обязанности помощника начальника установки по техчасти. Он успел подружиться с Осининым, который искренне привязался к неунывающему выдумщику инженеру.