Дверь в лето - Роберт Хайнлайн

— Ай-яй-яй…

Интересно, подумал я, как он умер? Сам упал или подтолкнули? Или мышьяк в суп?

Я решил не отвлекаться от главного, пока у нее игла совсем с дорожки не соскочила.

— А что сталось с Рики?

— Рики?

— Ну, с Фредерикой, падчерицей Майлса.

— А, с той паршивкой? Откуда я знаю! Она уехала к бабке жить.

— А куда? Как звали бабушку?

— Куда? В Тусон. Или в Юму?.. Ну, куда-то в те края. А может, в Индио. Милый, я не хочу про нее, про эту противную девчонку. Я хочу поговорить с тобой о нас.

— Сейчас, минуточку. Как все-таки фамилия ее бабушки?

— Ах, Дэнни, ну какой ты нудный! Ну откуда мне помнить, как звали ее бабку?

— Как ее фамилия?!

— Ну, Хенлон. Хейни. Нет, Хейнц. А может, Хинкли?.. Ой, да ладно тебе, милый. Давай выпьем. Выпьем за наше счастливое воссоединение.

Я покачал головой.

— Не употребляю.

И это было почти правда. Обнаружив, что спиртное — ненадежный друг в тяжелую минуту, я теперь ограничивался пивом в компании Чака Фриденберга.

— Ой, как это скучно, милый! Ну, ты не против, если я немного приму?

Она уже наливала себе. Чистый джин, заметил я, услада одинокой девицы. Но прежде чем выпить, она взяла пластиковый флакончик и вытряхнула на ладонь пару таблеток.

— Будешь?

Я узнал полосатые таблетки: эйфорин. Говорили, что он нетоксичен и не вызывает привыкания, но мнения были разные. Кое-кто считал, что его надо зачислить в одну группу с морфием и барбитуратами.

— Спасибо. Я и так счастлив.

— Ну, прекрасно.

Она кинула в рот обе, запила джином.

Стало ясно, что если я хочу что-нибудь выяснить, то надо поторапливаться. Скоро от нее уже ничего не добьешься, кроме смешочков и хихиканья.

Я взял ее под руку и усадил на кушетку. Потом сел напротив.

— Белла, расскажи мне о себе. Ну, чтобы я был в курсе. Как вы с Майлсом сторговались с «Манникс»?

— А? Да никак! — Она вдруг обозлилась. — Это все ты виноват!

— Как я? Меня же там не было!

— Конечно, ты. Им же нужна была та штука… то чудовище на колесиках, что ты слепил из инвалидного кресла. А оно пропало.

— Пропало? А где оно стояло?

Она недоверчиво вперила в меня свои поросячьи глазки.

— Тебе лучше знать. Ты же его спер.

— Я? Ты что, Белла, с ума сошла? Что я мог взять? Я же лежал в Холодном Сне, как сурок в спячке. Где та машина стояла? И когда она пропала?

По моим понятиям, кто-то и вправду увел «Салли», раз Белла с Майлсом не смогли ею воспользоваться. Но из миллионов людей на всем земном шаре я был самым распоследним, кто мог это сделать. С того страшного вечера, когда они подловили меня на голосовании, я больше «Салли» не видел.

— Расскажи-ка, Белла: где все-таки она стояла? И почему ты решила, что это я ее стащил?

— А кто же, кроме тебя?! Больше никто и не знал, что это за вещь. Так, куча железок! Говорила я Майлсу: не ставь ее в гараж!

— Но если ее кто-то украл, то я сомневаюсь, что этот «кто-то» смог бы заставить ее работать. Ведь вся документация, все инструкции-то остались у вас.

— Да нет же! Майлс, дубина, сунул их в машину, когда мы решили перепрятать ее, чтобы ты ее не украл.

«Украл» я пропустил мимо ушей и собрался возразить, что Майлс никак не мог затолкать пять фунтов бумаг в «Салли»: она и без того была плотно нашпигована, словно рождественский гусь. Но тут я вспомнил, что приделал полку-времянку в нижней части колесного шасси — складывать инструменты во время работы. Впопыхах Майлс мог сунуть мои бумаги туда.

А, не имеет значения. Все эти преступления совершены тридцать лет назад. Я захотел узнать, как у них из рук выскользнула «Золушка Инк.».

— А когда сделка с «Манникс» не выгорела, что вы стали делать?

— Да ничего. Потом ушел Джейк, и Майлс сказал, что придется закрываться. Слабак он был… А Джейк Шмидт мне всегда не нравился. Все вынюхивал… Все спрашивал: почему это ты ушел? Как будто мы могли тебя не пустить! Я-то хотела, чтобы мы наняли хорошего мастера и работали дальше. Фирма стоила дороже. Но Майлс так настаивал…

— Ну, и что дальше?

— Так мы же продали лицензии фирме «Джири мэньюфекчуринг». Разве ты не знаешь? Ты же у них работаешь!

Действительно, полное название нынешней «Золушки Инк.» звучало теперь так: «Бытовые устройства „Золушка“ и производственные мастерские „Джири“, Инк.», хотя товарный знак по-прежнему был просто «Золушка». Похоже, я выяснил все, что эта дряхлая развалина могла мне сообщить.

Но мне было интересно другое.

— А после того как вы продали лицензии «Джири», вы продали свои акции?

— А? Кто это тебе такую глупость сказал? — Новая смена выражения лица, и вот она уже всхлипывает, роется в сумочке в поисках платка, потом бросает это занятие, и слезы текут по ее щекам. — Он обманул меня! Пьянь несчастная… Обманул меня!.. Кинул… — Она шмыгнула носом и добавила задумчиво: — Вы все меня надули. А ты, Дэнни, — сильнее всех. Я так к тебе относилась, а ты… — Она опять начала хлюпать носом.

Я решил, что эйфорин не стоит таких денег. Или, может, она счастлива, когда плачет?

— А как он тебя обманул, Белла?

— Как, как… Уж ты-то должен знать. Он ведь все оставил этой своей девчонке… а ведь обещал мне!.. я же его прямо нянчила, когда он болел… А она ему даже и не дочка вовсе. Вот.

Это была первая приятная новость, которую я услышал за весь вечер. Видно, Рики все-таки хоть в чем-то повезло, даже если они и выманили у нее до этого мой сертификат. Я опять вернулся к главному:

— Белла, а как фамилия бабушки Рики? И где они жили?

— Кто?

— Бабушка Рики.

— Рики? А кто это — Рики?

— Дочка Майлса. Подумай, Белла. Это важно.

Тут она взвилась. Она замахала руками, визжа:

— Все, я поняла: ты ее любил, вот что. Эту пронырливую дрянь… ее и ее паршивого кота.

При упоминании о Пите я почувствовал прилив злобы. Но я попытался подавить ее. Я просто сгреб Беллу за плечи и чуток тряхнул.

— Соберись, Белла. Я хочу знать только одно: где они жили? Куда Майлс посылал письма, когда писал им?

Она попыталась лягнуть меня.

— Я с тобой не разговариваю, вонючка противная! — Потом она как-то внезапно почти протрезвела и тихо сказала: — Не помню. Фамилия бабки была что-то вроде Ханнекер, как-то так… Я ее и видела-то всего один раз — в суде, когда прочли завещание.

— Когда это было?

— А как Майлс умер, так вскоре.

— А когда он умер, Белла?

Она опять завелась.

— Больно много ты хочешь знать. Чего ты все выспрашиваешь — прямо шериф какой-то! — Потом она взглянула на меня примирительно и сказала: — Давай забудем все. Здесь только ты и я, дорогой… а у нас еще вся жизнь впереди. Я же еще не старуха, мне всего тридцать девять… Мой Шульц говорил, что я такая молоденькая — моложе он и не видывал. А уж этот старый козел такого насмотрелся, я тебе скажу… Мы были бы так счастливы, милый. Мы…

Все, что я мог вынести, я уже получил. Даже игру в детектива.

— Мне пора, Белла.

— Как, милый? Еще так рано… у нас еще вся ночь впереди. Я думала…

— Да плевать мне, что ты думала. Я пошел.

— Ах, милый! Как жалко. А когда мы увидимся? Завтра? Я ужасно занята завтра, но я все отменю и…

— Мы больше не увидимся, Белла. — Я вышел.

Больше я ее не видел.

Придя домой, я сразу же влез в ванну и хорошенько вымылся с мочалкой. Потом присел и попытался оценить свой улов. Судя по всему, фамилия бабушки начиналась с буквы X — если памяти Беллы можно доверять в этом вопросе, — и жили они где-то либо в Аризоне, либо в Калифорнии. Есть какое-то агентство, специализирующееся на розыске сбежавших супругов. Может, профессионалы сумеют что-то извлечь из такой информации?

А может, и нет. В любом случае это будет долго и дорого. Я не могу ждать, пока это станет мне по карману.

Известно ли мне что-нибудь еще, за что можно зацепиться?

Майлс, по словам Беллы, умер где-то в семьдесят втором. Если он умер здесь, в США, то я сумею уточнить дату смерти, потратив на поиски пару часов, после чего смогу найти и сведения о слушании его завещания в суде, если таковое было. Благодаря этим сведениям я выясню, где жила Рики в то время. Если в судах хранятся такие сведения (я не был в этом уверен). Вот только много ли будет проку в том, что я найду городишко, где она жила двадцать восемь лет назад?..

И вообще, есть ли смысл искать сорокалетнюю женщину, которая наверняка замужем и имеет семью… Увидев развалину, которая когда-то была Беллой Даркин, я был потрясен. Я начал понимать, что такое тридцать лет. Конечно, Рики и взрослая все равно такая же хорошая и добрая… вот только помнит ли она еще меня? Я, конечно, не думаю, что она забыла меня совершенно. Просто я давно стал для нее безликой фигурой, человеком, которого она когда-то звала «дядя Дэнни» и у которого был такой славный котище…