Баржа Т-36. Пятьдесят дней смертельного дрейфа - Андрей Орлов

– Что такое Перу? – шептал Федорчук. – Что нам в Африке делать?

– В Африке акулы, в Африке гориллы… – машинально выводил Серега. – В Африке большие злые крокодилы.

Настало четвертое марта, а в телах солдат срочной службы все еще теплилась жизнь. Они лежали под навесом – кто-то кашлял, кто-то сипло дышал. Снова долгое путешествие в кубрик, приготовление пищи с временными отключениями сознания. Похоже, Полонский был прав. Питательной ценности в кирзовых сапогах практически не было. Желудок на такие штучки уже не велся. Оставалось два литра воды и пара сапог.

Сержант снова что-то жарил, обливался потом, доставлял готовое блюдо потребителям. Воду парни пили, но затолкать им в рот прогорклые угольки становилось проблемой. Кружилась голова, сознание вертелось словно пряжа вокруг веретена. После долгого обморока Ахмет обнаружил, что рядом с ним валяются только Филипп и Серега. Крюков оскалился, лежал с полуоткрытыми глазами, но вроде дышал. Ввалившаяся грудь вздымалась и опускалась. Федорчука не было.

Ахмет встревожился, начал выворачивать голову. Он услышал, как поскрипывает настил. Федорчук уже скрывался за рубкой – нелегкая понесла его зачем-то в кубрик. Он полз на корточках, опустив голову, судорожно переставляя руки и волоча ноги. Ахмет успокоился, но снова что-то укололо под сердце. Зачем Вовке понадобилось в кубрик? Тот кряхтел в дверном проеме, пытался одолеть лестницу.

Вероятность того, что Вовка отправился за водой, Ахмет не рассматривал. Его ребята на такое не способны. Он чувствовал беспокойство. Кричать уже смысла не было, да и какой из него крикун? Он сполз с матраса, тоже встал на корточки и отправился в путь. Передвигаться на четырех конечностях было удобнее, чем на двух. Дальние предки человека, не помышлявшие об эволюции, были в чем-то правы. Он сползал со ступеней, мучаясь одышкой словно древний старик. Зрение подводило, картинка в глазах была нечеткой, расплывалась.

Федорчук отправился не к баку с водой, а к пирамиде с оружием! Он подполз к ней, выволок первый попавшийся автомат, промучился какое-то время, передергивая затвор, потом завалился на бок и вставил в рот конец ствола вместе с мушкой и пламегасителем. Палец правой руки неловко отыскивал скобу, чтобы захватить спусковой крючок. Вовка уже практически готов был выстрелить, когда сзади на него с возмущенным урчанием навалился Затулин, вывернул правую руку и только после этого начал вытаскивать автомат изо рта.

– Думаешь, вкусно будет? – рычал он, одаривая товарища подзатыльниками. – Такого мы еще точно не ели. Вовка, с почином, мать твою! Ты что, приятель, окончательно сбесился, раз такое удумал?

Сержант отобрал у солдата автомат, отбросил его подальше. Федорчук не сопротивлялся, оба лежали на полу, полностью выдохшиеся.

Федорчук запрокинул голову, обливался слезами и шептал:

– Прости, Ахмет, знаю, что это подло, не по-товарищески. Но больше не могу, сил моих нет, честное слово. Так унизительно, дышать уже нечем, кости ломит, сапоги твои в горло не лезут. Думал через борт перелезть, чтобы в океане сгинуть, да не могу, нету сил забраться… Как представил, что все это может сразу кончиться, так и пошел, даже не задумался. Ну и пусть. Любаша простит, она понятливая, родители тоже поймут. Посмотри, на кого мы похожи. Мы ведь больше не люди. Ты еще веришь в то, что нас спасут?

– Вот тебе, а не пуля в башку! – Ахмет грозился кулаком, делал яростную мину. – Легкий путь решил выбрать, Вовка, обмануть нас всех собрался? Забыл, что советские люди не ищут легких путей, а терпят до последнего? К позорному столбу потянуло? Так мы тебе это разом устроим. Ладно, приятель, не обижайся. – Он подполз поближе, положил товарищу руку на плечо. – Это просто приступ малодушия, он пройдет. Нужно держаться, Вовка. Бери пример с товарищей. Ты же крепче всех. Ты единственный, кто в прошлом году одолел марш-бросок на тридцать километров. Ведь взвод сдох, по обочинам развалился, я сам едва не помер, а ты остался на дистанции, добежал до финиша. Серега слабее тебя, а держится. Полонский – вшивый интеллигент, ни мяса, ни мышц, а посмотри, какой стойкий, даже шутил вчера. Это сила духа называется. Вовка, нужно терпеть. Помереть легко, а ты попробуй выжить. Пока есть желание, еда и вода, существует пусть хреновая, но надежда.

– Прости, Ахмет, я, наверное, погорячился, – хрипел Федорчук, отползая от пирамиды. – Просто так хреново стало, такая безнадега обуяла, тьма наехала. Слушай, ты пацанам не говори, ладно? Скажи, что мы тут сапоги резали или еще какой-то фигней занимались, ладно?

– Хорошо, Вовка, хорошо. Только обещай, что никогда такого не повторишь.

– Да обещаю. Я ведь так жизнь люблю!.. Меня Любаня дома ждет, все слезы уже, поди, выплакала. Такие планы были на жизнь после армии!

– Сбудутся твои планы, не могут не сбыться. Если выберемся из этой истории, весь мир будет наш, никому его не отдадим. Все, забыли, давай думать о том, как выбраться из этой могилы. Хотя постой, раз уж мы здесь, давай зарубку на стене сделаем.

5 марта 1960 года выдалось самым жарким за всю пятидесятидневную одиссею. О ясности разума речь не шла. Изможденные люди плавали во власти бреда и галлюцинаций. В один из моментов прояснения в голове сержанта проплыла мысль: еще не конец, в кубрике остался последний сапог, три или четыре спички, а из бака можно слить около литра протухшей воды. Кружкой уже не зачерпнуть, нужно поднимать бак, чтобы перелить воду в котелок. Это не просто, но кто тут боится трудностей?

Ахмет по привычке пополз на нижнюю палубу, но сегодня что-то не ладилось. Сознание еле брезжило, а когда сержант выбрался из-под тента и попал под палящее солнце, его остатки просто рухнули. Он как-то подтягивался на руках, волочил непослушное тело, уже умел сползать по лестнице, получая минимум увечий. Ахмет скатился вниз, ударился плечом, дождался проблеска, начал подниматься. Этот день определенно был не лучшим. Он запнулся о валяющийся автомат – какая сволочь бросила и не подняла? – едва не своротил буржуйку вместе с трубой и побрел, шатаясь, к баку. Сержант начал его переворачивать, чтобы слить остатки воды в котелок, но почувствовал, что не может справиться с громадиной, куда-то заваливается вместе с непосильной ношей, и удержаться невозможно. Бак ударил его по животу, он охнул от боли, свалился на спину. Емкость прокатилась по нему, подалась дальше, врезалась в ножки стола.

Ахмет слышал, как трещит рассохшееся дерево, всегда казавшееся таким прочным, заваливается столешница. Удар в плечо, четко по лбу, по торчащим ребрам!

Он не чувствовал боли, только подумал с щемящим облегчением:

«Вот и все, такого ты точно не переживешь».

Он лишился последних чувств и очень удивился, когда очнулся. Вокруг него хлопотали какие-то личности, но явно не ангелы, судя по непечатным словам. Они сами были как перышки, но умудрились стащить с него завалившуюся столешницу, выволокли из «зоны поражения».

– Вспышка слева, – хрипло пошутил кто-то. – Не успел наш сержант правильно выполнить упражнение.

Над ним склонялись зыбкие тени, шепотом комментировали ситуацию. Он уже знал, что физиономия у него не пострадала, плечо не сломано, а шишка на лбу – самое то, не будет больше выделываться.

– Тащим его наверх, – хрипел кто-то. – Мы с Вовкой за ноги, а ты, Филипп, голову придерживай, чтобы по ступеням не билась. Оклемается на улице, там ветерок поднялся.

– А ничего, что ногами вперед? – сомневался Филипп.

– Не страшно, – ответил голос, похожий на Серегин. – Потерпит, не барин.

– Парни, это вы? – простонал Ахмет. – Как вы сюда пришли? Вы же никакие были.

– Сам ты никакой, – обиженно проскрипел Филипп. – Ты просто ничего о нас не знаешь. Такой грохот тут учудил, что мы с того света вернулись и решили посмотреть, как у тебя дела.

– Подождите, пацаны, что с водой? Я, кажется, бак уронил.

– Ты ее разлил, – глухо пробурчал Серега.

– Да ладно, не пугай командира, – надрывисто прошептал Федорчук. – У бака горлышко узкое, а сам он широкий, там почти не пролилось. Несколько капель, ерунда. – Тут Федорчука посетила неплохая идея. – Слушай, Ахмет, а раз уж ты очнулся, то, может, сам пойдешь? Нам умирать сегодня-завтра, а мы тут надрываемся.

– Я вам задам!.. Я вам так умру, что вы у меня пешком в Америку побежите. Парни, постойте, не тащите меня. Давайте хоть воды попьем, там осталось около литра. Половину можем выпить, потом легче будет подниматься. Мы же сможем вчетвером справиться с баком? И оружие нужно захватить. Мы же беззащитные, как дети.

Ахмет очнулся только под вечер. Над головой безоблачное небо, краски дня покрывала сумрачная паутина. Он выплывал из беспамятства, как со дна болота. Зрение и слух восстанавливались. С памятью и адекватностью были проблемы, но это дело времени. Они либо вернутся, либо полностью пропадут. Сержант покосился по сторонам: все здесь, в одной кучке.