Выбор - Виктор Суворов

Потом голова твоя – р-а-а-з – и разлетится в кусочки мелкие. Но ты, гражданин заключенный, этого заметить не успеешь.

Потом сюда другого бывшего начальника запустят. Тоже будет по берегу ходить, удивляться.

Сегодня очередь удивляться выпала бывшему чекисту, бывшему начальнику Амурских лесоповальных лагерей, з/к Ярыгину. Из смертной камеры его в лес привезли, вымыли, накормили, одели в костюм с галстуком, одного оставили.

Не знаю, о чем говорили Сталин с Мессером долгими ночами. Да и зачем нам это знать? Книга-то у нас не про Сталина и не про Мессера, а про ту запасную девочку из испанской группы.

А про Сталина и его друга-чародея мне совсем нечего рассказать. Известно только, что ранним мглистым утром провожает Сталин гостя своего, руку жмет:

– Ты мне поможешь?

– Помогу. Только с условием…

– Знаю твое условие: будущих властителей планеты королями назвать. Так?

Сталин не спит ночами. Он засыпает с рассветом.

Сегодня ему выпал бессонный рассвет.

Солдатская кровать. Серое одеяло: три синие полосы там и три синие тут. Под одеялом – Сталин. Смотрит в потолок, закрывает глаза, манит сон. Но сон, как вольная птичка, порхает рядом, поймать себя не дает. И тогда Сталин снова открывает глаза и снова смотрит в потолок.

Вопрос о власти решен: он выбрал себя сам, перегрыз десять миллионов глоток и тем доказал, что его выбор – единственно верный. Теперь предстоит освободить Европу, Азию, Африку. Когда-то все страны мира найдут единственно возможный метод выбора вожаков: каждый сам себя выбирает. Но сейчас пока, на первые годы и десятилетия, всем странам, которые предстоит освободить, надо подготовить вожаков. Этих вожаков выбирать будет не толпа по внешнему виду, их вырастит и выберет мудрый добрый правитель. Выберет не по внешнему виду, а по деловым качествам… Мудрый правитель уже готовит вожаков, вождей, лидеров для Европы, для Азии, для Африки… Потом он подготовит вожаков и для Америки…

Пусть даже в будущем мире глупая толпа тешит себя сказкой о том, что власть принадлежит ей. Править будут одиночки. Специально для того выращенные. Будут править, прикрываясь именем толпы. Назовем это демократией. Высшей формой демократии.

Почти на все вопросы жизни Сталин давно нашел ответы. Просто сейчас долгим бессонным утром он еще раз сам для себя выстраивает цепочку логических доказательств своей правоты. Железная сталинская логика доводит рассуждения почти до самого конца… Почти. Сомнения оставались в последнем вопросе… О форме власти. С содержанием вопросов нет, а формы могут быть две. Первая: в каждой стране пусть будет Генеральный секретарь коммунистической партии, ему-то надо будет приставить второго секретаря… Генеральным секретарем, допустим, в Испании будет, понятное дело, пламенная несгибаемая Долорес Ибаррури. Кто же еще? А вот второго секретаря к ней надо подыскать. Вырастить и приставить. В Болгарии Генеральным секретарем будет товарищ Димитров. А второго секретаря надо будет подготовить. Хорошая девочка есть в болгарской группе… В Польше Генеральным секретарем… Кого же в Польше? Да не один ли черт, кого поставить Генеральным? Главный-то не он…

Вторые секретари… Ставить только того, кто почувствовал вкус крови. Кто сам загрыз предыдущего вожака… Бойцы спецгрупп пройдут сквозь школу настоящей борьбы за власть. Они лично истребят правителей освобождаемых стран и после этого взойдут на их место…

Вторые секретари…

Или все же короли? Управлять десятками и сотнями миллионов – адский труд. Хуже этого не придумаешь. Тот, кто управляет, должен иметь за свой труд вознаграждение. От каждого по способностям, каждому по труду. Но как совместить? Как не отпугнуть толпу? Совместить можно. Пусть называются правители вторыми секретарями. Официально. Пока. А тайно пусть называются настоящим именем… Когда-то потом можно будет привести форму в соответствие с содержанием… Отменили же деньги. Потому что деньги – это нехорошо. От денег все зло. Вместо денег ввели «советские знаки». Без этого не обойтись. Но трудно выговорить такое, потому очень логично вместо мудреных совзнаков называть проклятые бумажки деньгами. И ордена отменили. Чтобы равенство было, чтобы не хвалился один перед другим. И это правильно. Но самых лучших отмечать надо, и тогда ввели знак отличия, который назвали орденом. И министров отменили, потому, что равенство должно торжествовать. Правильно, что отменили. Вместо министров ввели народных комиссаров – наркомов. Но чтобы звучало лучше, надо будет наркомов в министров превратить. А то несолидно как-то. И послов отменили. Вместо них – полпреды. И офицеров нет – красные командиры вместо них. Нет и генералов. Но как без них? Как без лампасов и золотых погон? Без послов и министров? Как без царя? Из коричневого угловатого сейфа Сталин достал конверт, опечатанный пятью печатями, посмотрел в окно на вершины елок, швырнул конверт в полыхающий камин. Из аккуратной стопки взял чистый лист, усмехнулся, написал что-то толстым синим карандашом, сложил лист, вложил в конверт…

В испанской группе последнее сочинение.

Сегодня не будет никакой сложности: сиди пиши. Шесть часов. У каждой – две тетради. Все тетради с грифом «Совершенно секретно». Страницы пронумерованы. Каждая тетрадь у корешка прошита двумя нитками, нитки на последней странице связаны узелком, а узелок закрыт печатью Института Мировой революции. Листочек не вырвешь. Одна тетрадь – черновик. Вторая – основная работа. Проверке подлежат обе тетради. Черновик может оказаться важнее основной работы. Проверяющему надо вникнуть в ход мысли сочинительниц…

Раскрыли девочки тетради, замерли.

Заместитель директора Института Мировой революции товарищ Холованов взломал печати на сером конверте, прошитом красной нитью, вытащил лист:

– Тема сочинения…

Пробежал глазами Холованов, не поверил, поперхнулся, захлебнулся, закашлялся, точно как кассир в Госбанке, но совладал с собой, выдохнул шумно, объявил чужим голосом:

– Тема сочинения: «Кабы я была царица».

Глава 11

Ночь. Спит страна. Сталин не спит. Он вообще ночами не спит, покой страны бережет. Как бессменный часовой. Много дел у товарища Сталина. Сегодня сочинения правит. Смакует. Девочки – отличницы, читаешь – душа радуется. И с грамматикой все в порядке, и чистенько, и почерк у каждой – образец для подражания. Черновики любо-дорого читать, а уж как чистовик раскроешь, то и оторваться трудно, вроде самим Пушкиным писано. Потому спит Москва, а товарищ Сталин бодрствует и радуется: умницы, да и только. Он сам себе приказал читать сочинения, но не читать имен сочинительниц. Он решил узнать каждую по стилю, по манере излагать, более того – по манере мыслить…

Проблема: какому сочинению предпочтение отдать?

А снайперов подобрали тех еще. Девок. Если пуля весом 64 грамма пошла вперед со скоростью 1012 метров в секунду, то в плечо стреляющего шарахнет отдача такой же силы. Ну-ка прикинем.

В прикладе амортизатор устроен, все равно ключицу отдача переломить может. Прижимать приклад к плечу надо, чтобы не было зазора, чтобы плечо вместе с прикладом одновременно назад бы отлетало, а не встречало бы удар. А стрелками надо мужиков дюжих ставить, двухсоткилограммовых. А дурак какой-то на это дело ссыкух легковесных ставит. Эх, темнота!

Завершил Сталин работу. Поставил последние оценки: пять за изложение материала, пять за грамматику. Отодвинул стопочку тетрадей в сторону. Зевнул, потянулся. И спохватился. Стопку к себе рванул. И еще тетрадей не пересчитав, налился-переполнился мягкой ласковой тигриной свирепостью – яростью без внешних проявлений:

– Холованова ко мне.

Идет доводка системы оружия СА. А рядом в сотне метров уже стрелков готовят.

Удивляется Макар: зачем девок к этому делу?

А одна ему знакомой показалась. Тоненькая, глаза что у твоей стрекозы. Ее отдача выстрела чуть не на метр отбрасывает, она явно вся в синяках от отдачи, но от ружья ее не оттащить. Аж визжит от удовольствия.

Сталин почему-то наперед знал, что двух тетрадей в стопке не хватает. И знал, чьих. Шесть великолепных сочинений и шесть черновиков. Все правильно, все чудесно. Но от той, от последней, от запасной, он почему-то не ждал образцового сочинения. Он почему-то ждал какого-то шага необычного, который за рамки выламывается.

Где же эта необычность? Пересчитал тетради: …десять, одиннадцать, двенадцать. Шесть сочинений, шесть черновиков, а седьмая что делала?

– Разрешите, товарищ Сталин?

Сталин как бы и не заметил вошедшего. Молчит. Он вообще ни на кого не кричал. Никогда. В гневе он отворачивается, ходит, смотрит в окно или себе под ноги, возится с трубкой, долго раскуривает ее. Чтобы внешние проявления гнева погасить и скрыть… Но Холованов знает, что означает сталинская сосредоточенность на пробивании дырочки в мундштуке. Холованов оценил ситуацию мгновенно. Он сообразил, что ошибся. Надо было сразу доложить, как было… Сейчас (и он это знает) единственный путь к спасению – не оправдываться. Потому Сталин молчит, сопит, продувает дырочку, опять ковыряет трубку особым шильцем и снова продувает.