Журнал Наш Современник 2007 #1 - Журнал Современник

Если продолжать тему, можно было бы вспомнить и о том, что значительное число избирателей (большинство или нет — вопрос спорный) вновь проголосовали за Ельцина в 1996 году, когда его недееспособность была уже всем очевидна… Повторю: я говорю об этом не для того, чтобы снять ответственность с политиков, но для того, чтобы представить эпоху конца 80-х — 90-х годов во всём драматизме и сложности, порой неприглядной.

Но вернёмся к Беловежью.

Ельцин так спешил выбить кресло из-под Горбачева, что не стал обсуждать многие жизненно важные для России вопросы.

Совершенно не были защищены права русскоязычного населения в бывших союзных республиках. Обойдена проблема внешнего долга страны, составлявшего к тому времени 70 млрд долларов. Это тяжкое бремя Ельцин взвалил на плечи лишь одной обессилевшей России, несмотря на то, что заемные средства использовались всеми республиками. А, скажем, вопрос о Крыме можно было выпустить из поля зрения только спьяну или просто не имея царя в голове.

Вот что рассказал об этом Кравчук через восемь лет после разрушения Советского Союза, при получении награды за то, что в Беловежье “отстоял Крым за Украиной”. По его словам, сохранить Крым за Украиной “было легко: Ельцин сильно ненавидел Горбачева и для того, чтобы его убрать, готов был пол-России отдать, а не то что Крым”. Насколько сейчас известно, украинская делегация, когда она ехала в Беловежскую пущу, не сомневалась: Россия будет стремиться оставить за собой Севастополь. Украинцы были готовы. Они были готовы согласиться, чтобы и Крым отошел к России. Однако каково же было их удивление, когда Ельцин ни разу даже не упомянул слов “Севастополь”, “Крым”!

…Через четыре дня после событий в Беловежской пуще, 12 декабря 1991 года, Комитет конституционного надзора СССР отреагировал на Заявление глав трех государств и Соглашение о роспуске СССР с точки зрения законности этих актов. Было указано, что в соответствии с Союзным договором 1922 года Белоруссия, РСФСР и Украина, являясь одними из учредителей СССР, вместе с тем никакого особого статуса и каких-либо дополнительных прав по сравнению с остальными союзными республиками не имели. С того времени в конституционном законодательстве СССР стал действовать принцип равноправия союзных республик. Следовательно, Белоруссия, РСФСР и Украина были неправомочны решать вопросы, касающиеся прав и интересов всех республик, входящих в Советский Союз.

Более того, без ратификации беловежские документы не обладали и политической силой. В спешке разработчики соглашений и их подписанты даже не отметили необходимость такого подтверждения и не определили, в какой форме это должно произойти. Все зависело от того, в каком качестве рассматривалось Беловежское соглашение: то ли как межреспубликанский договор трех субъектов Союза ССР, либо как “международный” договор между двумя уже объявившими себя “независимыми” государствами — Украиной и Белоруссией, с одной стороны, и субъектом Союза, в состав которого на тот момент еще входила Россия, — с другой, или же как международный договор, заключенный тремя суверенными государствами.

Руководство Украины первым начало форсировать ратификацию Беловежского соглашения. 10 декабря 1991 года в повестку дня Верховного Совета республики был внесен вопрос о ратификации. Кравчук обвинил Центр в развале страны, в намерении вновь сконцентрировать власть в своих руках. “Кому-то хочется нас учить, — сказал он, — и заботиться о нашем народе больше, чем он сам”.

Верховный Совет Украины без обсуждения ратифицировал Соглашение, но с оговорками. Они состояли из 12 пунктов и скорректировали многие статьи документа. Например, “открытость границ” была сужена и сопровождалась отсылкой к будущим актам. Беловежским (его называют также Минским) соглашением предусматривалась “координация внешнеполитической деятельности”, а киевским вариантом — лишь “консультации в области внешней политики”. Существенное дополнение содержалось в формулировках о Вооруженных силах. Парламент Украины добавил слова: “Государства — члены Содружества реформируют размещенные на их территориях группировки Вооруженных сил бывшего Союза ССР и, создавая на их базе собственные Вооруженные силы, будут сотрудничать в обеспечении международного мира и безопасности…”. Речь шла, таким образом, о разделе Вооруженных сил СССР между республиками. Воспользовавшись этим, Кравчук объявил себя Верховным главнокомандующим Вооруженными силами Украины в составе трех военных округов и Черноморского флота, оставив в центральном подчинении лишь стратегические силы.

Беларусь юридически оказалась в несколько более сложном положении. Дело в том, что, в отличие от Украины, референдум о независимости здесь не проводился, что делало позицию Минска уязвимой с правовой точки зрения. 10 декабря состоялась сессия Верховного Совета Беларуси. После краткого сообщения Шушкевича об итогах работы глав трёх республик в Беловежской пуще неожиданно начались прения. Свои сомнения в том, надо ли утверждать соглашение о Содружестве, выразили и “правые”, и “левые”. Первые опасались “хитро поставленной ловушки”, которая, по их мнению, неизбежно заведет Содружество в прежнее унитарное государство. Вторые же имели в виду прямо противоположное: Содружество, полагали они, означает окончательный развал Союза и вызовет великий хаос в стране. Шушкевича упрекали в превышении полномочий. И все же, несмотря на то, что первоначально вопрос стоял лишь об одобрении концепции Содружества, многие депутаты потребовали немедленно ратифицировать Соглашение. Эта позиция победила, и 263 депутата при одном “против” и двух “воздержавшихся” проголосовали за ратификацию. Верховный Совет республики также денонсировал Союзный договор 1922 года.

В самом же сложном правовом положении в связи с ратификацией Соглашения находилась РСФСР, власти которой не обладали никакими основаниями для подтверждения на законодательном уровне этого документа, подписанного в Вискулях Ельциным и Бурбулисом. Единственным органом, который мог принять законное решение, был Съезд народных депутатов РСФСР — высший орган государственной власти республики. Причем для этого было необходимо принять изменения и дополнения в Конституцию РСФСР. Но такой вариант был неприемлем для сторонников ликвидации СССР, так как они не имели квалифицированного большинства среди народных депутатов РСФСР. Поэтому Беловежское соглашение представили как «международный договор РСФСР», ратификация которого, согласно Конституции, входила в компетенцию Верховного Совета республики. Таким же образом преподнесли и Союзный договор 1922 года, что и позволило денонсировать его. И то и другое произошло на заседании Верховного Совета РСФСР 12 декабря 1991 года.

В тот день с докладом выступил Ельцин. Переговоры он охарактеризовал как «закономерное следствие тех процессов, которые развивались в течение последнего времени». Еще два года назад, сказал он, стало ясно, что «союзные структуры неспособны к коренному обновлению. Наоборот, свои последние жизненные силы командная система бросила на сохранение своего всевластия, стала главным препятствием реформ».

Ельцин подверг критике утверждение, что в Беловежской пуще лидеры трёх республик “ликвидировали Союз ССР”. “Союз, — сказал он, — уже неспособен играть позитивную роль по отношению к бывшим его членам. Мировое сообщество стало считать его банкротом… Только Содружество независимых государств способно обеспечить сохранение складывающегося веками, но почти утраченного сейчас политического, правового и экономического пространства… Положен конец главному препятствию к этому — союзному Центру, который оказался неспособным освободиться от традиций прежней системы, главная из которых — присвоенное право командовать народами, сковывать самостоятельность республик”.

Голоса критиков Соглашения на сессии были редки. Залом владела какая-то эйфория беспредельной суверенности. Итоги поименного голосования были такими: “за” — 188, “против” — 6, воздержались 7 депутатов. После оглашения результатов в стенограмме сессии появилась запись: “Бурные аплодисменты. Все встают”. Так были “узаконены” государственный переворот и разрушение нашего великого государства.

Что же мог и обязан был сделать в той ситуации президент СССР?

Получив информацию, он должен был немедленно использовать все имевшиеся в его распоряжении средства. По словам А. Лукьянова, бывшего председателя Верховного Совета СССР, лидеры трех республик — участники беловежской встречи — с тревогой ждали, как поступит Горбачев. “Он оставался Верховным главнокомандующим, и было достаточно одного президентского слова, чтобы от “подписантов” и их документов не осталось и следа. Ведь речь шла о судьбе величайшей державы, о трехсотмиллионном народе, о глобальном равновесии мировых сил. Но не было этого твердого слова от человека, поклявшегося сохранять и защищать Союз”.